— Такого больше не будет. Можешь успокоить Хранителей.

— А они и не волнуются. Просто исключат тебя, как кандидата на новую миссию. Без обжалования решения. Кого винить будешь? — попытался снова надавить на больную мозоль Странник.

— Ну хватит! Я же сказал, что всё осознал. Чего ещё? — не выдержал я, — ты бы лучше объяснил мне кое-какие нестыковки перед очередной заброской.

Странник поджал губы и нахмурился. Я не стал дожидаться очередной отповеди и решил спросить напрямую.

— Почему изменения, вызванные моим поступком, повлияли на наш мир?

— Что за чушь? Ты что, Гавр, под кайфом? — вмешался в разговор Пашка, — это в принципе невозможно! — он пододвинул к нам по стойке чашки с дымящимся напитком.

— Конкретизируй! — в отличие от Ремесленника, Странник более спокойно воспринял вопрос.

— Вы с Искателем изъяли из той реальности Адольфа Гитлера после моей неудачной попытки уничтожить его. А в нашем мире движение национал-социализма возглавил Герман Геринг, а о бесноватом Алоизыче никто и слыхом не слыхивал!

— Что-о-о? — зрачки Донского расширились до границ радужки, он дёрнулся, словно от удара током, чуть не опрокинув на себя чашку с кофе. Я продолжал терпеливо ждать ответа. Странник бросил красноречивый взгляд на Ремесленника.

— Я быстро. Всё проверю! — Павел исчез за дверью, которая вела в подвал.

— Луговой, если это розыгрыш… — прошипел Елисей Николаевич. Его и без того бледное лицо приобрело шафрановый оттенок.

Ремесленник отсутствовал почти десять минут. Я же наслаждался кофе, изредка поглядывая на поигрывающего скулами Странника.

— Всё подтверждается, Странник, — я не заметил, как Павел снова оказался у стойки, — полная рокировка. Но ключевые события нашей истории не изменились: ни хронологические координаты, ни содержание, ни взаимовлияние. Закон Сохранения Реальности практически полностью компенсировал замену.

— А Гитлер? — к Донскому начало возвращаться его обычное флегматичное состояние.

— Адольф Гитлер погиб 15 октября 1918 года, отравившись газом в боях рядом с местечком Ла Монтень где-то на востоке Франции.

— Тем не менее это прецедент. Я должен это немедленно обсудить с Вестником. Павел, продолжаешь работу с Гавром. В моём присутствии нет необходимости. Давай, Луговой, не подкачай на этот раз. Долгие проводы — лишние слёзы! — Странник оставил недопитую чашку кофе и вышел из кафе, не дожидаясь моего ответа на свои слова.

— Однако… — вырвалось у меня, — как его выбило-то…

— Н-да…тоже первый раз вижу Донского в таком раздрае, — Павел забрал чашку Смотрителя и поставил её в мойку.

— Странно, мне показалось на секунду, что в глазах твоего коллеги мелькнула паника, — я всё-таки решился на откровенный разговор с Ремесленником и ситуацию можно было использовать для захода издалека.

— Он мне не коллега. Я такой же наёмник. Как и ты, Гаврила, — улыбка исчезла с лица бариста, — ну что, может, по коньячку? Или сразу спустимся в подвал и займёмся перенастройкой нейротрона?

— Ты мне извини, Паш, мою дремучесть. Но на кой она вообще нужна? Ты же все параметры выставил в прошлый раз?

— Первичная конфигурация нейротрона — это длительный и трудоёмкий процесс. И прошлый раз я убил на это почти два часа. А сейчас нужны более тонкие настройки. Ключевые функциональные узлы в волновой структуре твоего нейротрона придётся «притирать» к новой генетической платформе. Радует только то, что на этот раз процент генетической идентичности ожидается гораздо выше.

— Это потому что перемещение будет в предка, гораздо ближе стоящего ко мне по генетической линии?

— Довольно приближённо, но, в целом, верно, — Ремесленник склонился над койкой, — вспомни хотя бы как выглядел твой дед. Ты прошлый раз говорил, что сохранилось несколько довоенных фотографий.

— И даже одну непосредственно из лагеря. Из учётной карточки.

— Ну вот. Прошлая миссия прошла в теле двадцатитрёхлетнего высокого светловолосого парня с серыми глазами. Фенотип абсолютно противоположный твоему нынешнему. Твой рост 170 см, карие глаза, тёмно-русые волосы…

— Были когда-то, — усмехнулся я, проведя ладонью по лысине.

— Не важно. Даже по этим скудным признакам ты ближе к внешности деда.

— А знаешь, Паш, ты прав. Только сегодня я просматривал его антропометрию в учётной карточке. Рост 168, шатен, смуглый, карие глаза. Мне даже чем-то его фотография напомнила снимки в первые месяцы моей срочной службы.

— Во-от! А я о чём? Ну так как, ещё кофе, коньяк?

— А я тебя не задерживаю? — на всякий случай уточнил я. Ситуация явно благоприятствовала задушевной беседе. Чего я и добивался. Я просто нутром чуял, что без Странника, Павла можно будет развести на откровенность. А то и посоветоваться по поводу встречи со Смотрящим. Но только после того, как я выясню, за какие яйца Хранители держат моих кураторов. Минутка недовольства, проявленная бариста после ухода Елисея, давала кое-какую надежду.

— Да мне сегодня всё равно ещё оборудование на консервацию ставить: часом больше, часом меньше. Разницы нет.

— Тогда ещё кофе и коньяк с теми вялеными маслинами, что прошлый раз. Мне понравилось.

— Конечно, губа у тебя не дура, Гаврила. Испанские маслины, да под армянский коньячок…песня! Только давай из зала на кухню переберёмся. Надоела мне эта стойка хуже горькой редьки.

— Я не против.

Спустя почти час, когда в нашем с Пашей организмах плескалось в сумме больше пол-литра янтарной амброзии, и мы оживлённо обсуждали полученную мной информацию о временном отрезке выброски под завлекательное приготовление Ремесленником жареных креветок, я смог, наконец, выдохнуть спокойно.

Никакой тайны о своей со Странником зависимости от Хранителей бариста не делал. Всё оказалось до банальности просто. Частично подтвердились мои подозрения о прошлом Донского. Оказывается, возраст нашего гуттаперчевого старикана давно перевалил за сто пятьдесят лет, а плату с Хранителей за свою преданность он получал возможностью каждые десять лет проходить комплексное омоложение организма по технологии наших общих работодателей. Сам же Павел был настолько увлечён возможностью поработать на оборудовании, собранном в подвале кафе и далеко опередившем современные технологии, что готов был душу продать за новые знания, касавшиеся нейротрона. Из коротких экскурсов в прошлое Ремесленника я узнал, что его карьера довольно неплохо начиналась: ассистент, а затем и доцент в одном из столичных НИИ, занимавшихся исследованиями нервной системы. Кандидатскую Пашка легко защитил спустя всего год после окончания университета, а тема докторской курировалась чуть ли не на самом верху сразу двумя министерствами, в том числе и людьми в погонах. Но неуёмных характер и неспособность подстраиваться под мнение начальства, непризнание авторитетов, страсть к экстремальным видам спорта…короче, коса на камень нашла. Да так неудачно нашла… В общем-то, довольно простая история непризнанного и неудобного гения. Но с момента конфликта со звёздным начальством не только карьера, но и жизнь Ремесленника начала катиться по наклонной просто с реактивной скоростью. Толком пришёл в себя Пашка почти на краю: на заблёванном полу какого-то притона со шприцем в руке и ясным осознанием того, что дальше всё, финита…

Там его и отыскали совершенно случайно Странник с двумя Воинами, вытащившие Ремесленника на свет божий не из сострадания, а исходя из острой необходимости в анавре, разбирающемся в нейрофизиологии и доступном в нашем временном отрезке оборудовании.

Ну а дальше — проще. За рекордное время организм Павла Хомякова был восстановлен в прежних кондициях. Одновременно бывшему доценту был открыт совершенно новый взгляд на мир. Вернее, на миры…

Так, что более лояльного Хранителям анавра на сегодняшний день я не знаю. Сомнительный, конечно, показатель, так как знаю толком я только двоих.

Сделав из рассказа Паши неутешительный вывод, я всё же решил рискнуть и поделится с ним фактом контакта со Смотрящим. Риск того, что он доложит об этом своим патронам, был не особенно велик. Но что-то внутри меня подсказывало: этот Ремесленник не слишком лоялен к своим хозяевам. Вернее, Пашкина натура, скорее, вообще не переносила стороннего контроля. Всё же, мы с Павлом, как ни крути, люди одного мира и по всем признакам выходило, что этот парень не лишён нормальных человеческих качеств. Он не мог не оценить по достоинству грязной игры Хранителей в отношении моей семьи. На что я и попытался поставить. И не прогадал!