Я в некоторой задумчивости открыл стенной шкафчик, где у меня хранились лекарства. С краю уже стоял баллончик-ингалятор с вентолином — средством для купирования приступов астмы. Я знал, что Вильгельм страдает этой болезнью, но помрет он от воспаления легких. Да и не очень-то этот вентолин лечит, просто, как и написано в его инструкции, ослабляет приступы. У меня была мысль при случае подарить ингалятор Вильгельму, но теперь я пребывал в некоторых сомнениях. Купирует он один приступ, потом другой, потом третий — глядишь, в нужное время у организма окажется больше сил и он справится с воспалением легких. В результате Вильгельм преставится не через семь лет, а на пару десятков позже. Нам такое нужно? Особенно учитывая неординарные способности его величества.

Нет, это не наш метод, решил я, убирая ингалятор подальше. Затем, подумав, отправил туда же феноксиметилпенициллин. А из недр аптечки было извлечено и поставлено на самое видное место универсальное лекарство от всех болезней — французский шипучий аспирин. Вот его можно спокойно дарить в любых количествах, не волнуясь, что у пациента от этого хоть что-нибудь вылечится.

Все-таки в положении герцога есть и определенные неудобства, вынужден был признать я на третьи сутки нашего стояния в Дувре. Ибо в море отсутствие женщин на корабле переносится как-то сравнительно спокойно. Ну нет и нет, взять тоже неоткуда, и организм, понимая такое дело, не очень возмущается, тем более что наш рацион включал в себя сбалансированное количество солей брома. Но тут-то берег! И существ противоположного пола неплохо видно даже без бинокля.

Свою команду я заранее просветил насчет такой не очень привлекательной особенности здешних мест, как сифилис. Рассказал о распространении и симптомах, показал снимки больных на разных стадиях… и, кажется, слегка перестарался. Потому как когда вчера Свифт сказал, что он нашел соответствующее заведение, дамы там очень даже ничего и с нетерпением ждут заморских гостей, желающих нашлось только четыре человека. Остальные же смотрели на них как на героев, отправляющихся совершать беспримерный подвиг. Да и у них, когда они набивали карманы выданными мной презервативами, лица были какими-то не совсем обычными. С такими рожами не на свидание к дамам идти, а в атаку на пулеметы!

Ну а мне эти простые радости были пока недоступны. Ибо поход в бордель на глазах у всего города я счел несовместимым с высокими званиями герцога, адмирала и особы, приближенной к императору, а сохранить подобное втайне нечего было и думать.

Король еще раз посетил «Чайку», но в этот раз ненадолго — просто чтобы лично обсудить наше дальнейшее пребывание в Англии. Он сообщил, что Дувр не очень подходит, и не столько из-за своей непрезентабельности, сколько из-за удаленности от столицы. И пригласил меня в свою лондонскую резиденцию, Кенсингтонский дворец. Однако предложил дождаться роты гвардейцев, которая скоро прибудет для организации эскорта, соответствующего моему высокому рангу.

На самом деле король, конечно, знал, что лично я не усмотрел бы в отсутствии сопровождающих никакой дискриминации, но ему не хотелось отпускать меня одного. И, как мне казалось, та самая рота тут была для отвода глаз: ей небось еще будет дан приказ не особо спешить. Просто его величеству требовалось время для организации незаметного, но плотного наблюдения за гостями, и я с пониманием отнесся к его проблемам.

В общем, на четвертый вечер нашего пребывания в Дувре наконец-то появилось сорок конников при четырех каретах, и утром следующего дня я в компании своих трех курсантов и четырех стрелков во главе с Вакой покинул борт «Чайки» и понесся к Лондону со скоростью порядка пятнадцати километров час.

Погода была чисто английской, то есть либо туман, либо дождь, либо оба этих подарка природы вместе. Карета хоть и имела окна, но составленные из мелких, да к тому же кривоватых стеклышек, так что разглядеть сквозь них что-либо было проблематично. Естественно, никакого отопителя там не наблюдалось, в силу чего температура отличалась от уличной совсем ненамного. Ну и качало этот ящик здорово, причем именно качало, а не трясло. Ее деревянные рессоры обладали достаточной мягкостью и приличным ходом, но вот демпфирование отсутствовало как класс. И, попав колесом в какую-нибудь рытвину, мой экипаж потом чуть ли не минуту раскачивался подобно шлюпке на волнах.

В таких, мягко говоря, спартанских условиях мы ехали двенадцать часов и на место явились уже в полной темноте, освещаемой только факелами нашего эскорта.

Карета подвезла нас к подъезду какого-то небольшого здания из красного кирпича, скупо подсвеченного двумя фонарями. Я достал из сумки переносной светодиодный прожектор, включил его и под сдержанное оханье гвардейцев осмотрел место своего пребывания на ближайшие несколько дней.

А ничего так, подумалось мне. Главное, никакой излишней роскоши. Где-то я уже видел очень похожее строение, но вот где? А, вспомнил, это же вылитый Савеловский вокзал, только без застекленного проема над главным входом. Прямо чем-то родным повеяло, вот ей-богу. Если дело дойдет до установления нормальных дипломатических отношений, надо будет купить у короля этот домик под наше посольство, решил я, поднимаясь за камердинером на второй этаж, где меня ждал Вильгельм.

Так как вообще-то уже был довольно поздний вечер, король ограничился кратким приветствием, после чего самолично проводил меня с моей командой в отведенные нам комнаты.

Их оказалось четыре — два раза по две смежных — плюс небольшая прихожая, в которой нас уже ждал какой-то лакей. В его сопровождении я прошелся по всем четырем помещениям, полюбовался на горящие свечи в развесистых канделябрах, предупредил свою команду насчет пожарной безопасности и велел устраиваться в комнате, смежной с моей. Ибо ни туалета, ни ванной апартаменты не имели, и требовалось их срочно организовать. Так что лакей был озадачен наказом немедленно притащить сюда бочку чистой воды, а мои парни полезли под кровати за ночными горшками. Все эти богато разукрашенные посудины они сволокли в одну из свободных комнат, и я оранжевым маркером изобразил на ее двери два ноля, пояснив, что теперь тут у нас сортир. Во второй комнате — ванная, там к стене был на скорую руку привернут походный умывальник, а на полу разложены два небольших надувных бассейна. После чего я уточнил расписание дежурств и отправился в свою комнату.

Она была поменьше той, где осталась моя свита, но зато имела огромную кровать с балдахином. У них тут что, потолок течет, а иначе зачем кровати крыша, хмыкнул я, приглядываясь к простыням. При свете свечей они выглядели еще ничего, но стоило включить фонарь, как обнаружились подозрительные пятна. Вообще-то чистое белье мы тоже захватили с собой, но пока я просто скинул тряпки на пол, а сам улегся на освободившееся место, сняв только сапоги, ремень и куртку. В конце концов, мне ведь приходилось спать и в куда более антисанитарных условиях, подумал я, проваливаясь в объятия Морфея. Нельзя же требовать от простого королевского дворца немыслимой роскоши Савеловского вокзала!

~~~

Проснулся я довольно поздно, когда за окнами уже начало светать. Умылся, причесался и спросил у лейтенанта, есть ли новости. Их не было, так что я поинтересовался, запомнил ли он короля. Получив утвердительный ответ, отправил Кешу пройтись по коридорам. Если по дороге встретится кто угодно, кроме Вильгельма, этого встречного надо остановить и сообщить, что их светлость герцог изволили восстать ото сна. Если же попадется король, следовало поклониться и по возможности почтительным тоном сказать: «Ваше величество, позвольте вас осведомить, что герцог уже проснулся».

Лейтенант Кеша вышел и вскоре вернулся в компании двух лакеев, один из которых был вчерашним. А тот, коего мы видели в первый раз, вдруг нагло, никого не спросясь, попер в мою комнату. Вака потянулся было к кобуре, но я покачал головой и, велев Васе Баринову разобраться, но без членовредительства, осведомился у оставшегося рядом с нами труженика дворцового сервиса: