Дома Катя, даже не сняв шубу, первым делом с отвращением сорвала с головы парик и зашвырнула его в угол. Потом аккуратно сняла шубу, сапоги, размотала шарф, глянула на часы и заметила:

– На все ушло три часа сорок минут, так что у нас есть запас времени. Будем еще чем-нибудь заниматься или отправимся домой?

– Конечно, домой, если даже мы тут что-то забыли, то мне недолго будет сходить за ним и одному.

Я взял любимую за руки, захватив и рукава платья, но Катя улыбнулась и немного передвинула мои ладони.

– Зачем мне там эти старушечьи тряпки? Тем более что я помню, с каким выражением лица ты смотрел на меня в такси. И, значит, сразу по возвращении на Запятую необходим сеанс психологической реабилитации, а для его проведения трудно представить себе что-то более неподходящее, чем это платье и прочие детали туалета. Насколько я в курсе, комплект чистого постельного белья в домике никуда не делся? Хотя там и ковер неплохой, на нем тоже можно.

Я кивнул и подумал, что, кажется, понимаю, из каких соображений Катя настояла плыть сюда нам одним, без братцев-неандертальцев.

Остается только сказать, что вопреки моим опасениям молоко у Кати из-за похода в будущее никуда не пропало.

На острове Родос в конце апреля третьего года новой эры началась стрельба. Нет, на нас не напали ни злые кроманьонцы, ни дикие звери. Это мы с Павлом наконец создали-таки опытный образец ружья для неандертальцев и теперь его тщательно испытывали, силясь найти какие-нибудь не предусмотренные еще на стадии проектирования недостатки. Предусмотренные заранее нас не волновали, их было ровно три.

Первый – ружье получилось тяжеловатым, почти шесть килограммов. Но для неандертальцев это вообще не вес.

Второй – даже при половинной навеске пороха отдача была такая, что я после первого же выстрела попросил Катю сшить подушечку на плечо. Паша из принципа стрелял без подушки и быстро обзавелся хроническим синяком. Это, конечно, не подарок, особенно когда дело дойдет до полной навески, но у неандертальцев толстая шкура. И кости тоже, и сами они люди весьма весомые. В крайнем случае Катя и им сошьет подушечки.

Третий недостаток – мы не стали делать экстрактор, стреляные гильзы выбивались шомполом.

Ну а кроме этого ружье, с моей точки зрения, получилось весьма неплохим. Особенно в смысле простоты конструкции. Простейший клиновой затвор действительно оказался очень несложен как в изготовлении, так и в эксплуатации. Спичечный коробок вы себе представляете? Вот и это почти то же самое, только с гораздо более толстыми стенками и сделанное из стали.

В неподвижной части коробка сверлится отверстие размером с внешний диаметр ствола, и получившаяся деталь к этому самому стволу приваривается. А внутри может перемещаться из стороны в сторону стальной кирпичик с двумя отверстиями. Большое – на миллиметр больше ранта гильзы, маленькое – три миллиметра, под длинный боек курка. Для заряжания требовалось взвести курок, переместить подвижную часть затвора до упора вправо, выбить, если она есть в стволе, стреляную гильзу шомполом, пропихнуть новый патрон в патронник сквозь два совпадающих отверстия, потом перещелкнуть задвижку влево – и можно стрелять. Если же прямо сейчас стрелять не нужно, то следовало аккуратно спустить курок, придерживая его большим пальцем, и отпустить спусковой крючок. Все, в таком положении случайный выстрел исключен, а для неслучайного достаточно взвести курок и нажать спуск. Три подвижные детали, две пружины от еще советских времен деревянных бельевых прищепок, которые почему-то продавались в магазине военного имущества, и все. Кремневая фузея, пожалуй, имела бы более сложную конструкцию. Правда, наше изделие было довольно неудобно перезаряжать лежа, но в такой позе на мамонтов не охотятся и с кроманьонцами не воюют.

Неандертальцы же, которым предстояло стать первыми стрелками племени, пока обучались правильной распальцовке.

Это упражнение для них придумала Ксения. Следовало растопырить пятерню, а потом, последовательно загибая пальцы от мизинца до большого, сжать ее в кулак. И обратно, тоже строго последовательно. Сначала левой рукой, потом правой, потом обеими синхронно. Не получилось? Ничего страшного, повторение – мать учения. Вот наши ученики в поте лица и повторяли каждый день по часу подряд перед ужином уже неделю. Упум в результате упорных тренировок мог иногда проделать упражнение обеими руками, а левой – всегда. Угым и Апа пока могли только левой, правая их слушалась хуже. Остальные не могли похвастаться даже этим, но все-таки хоть какой-то прогресс наблюдался и у них. Кстати, все неандертальцы племени оказались левшами, как Апа с сыновьями, причем большинство до начала упражнений об этом вовсе не подозревало.

Посмотрев, как у неандертальцев продвигаются дела с тренировкой пальцев, я решил начать обучение стрельбе, не дожидаясь стопроцентного умения их правильно гнуть. Первый результат был вполне прогнозируемым – лучшим заряжающим оказался Упум. Уже на третий день стрельбы он достиг скорострельности три выстрела в минуту, в то время как у остальных не выходило и двух. Причем не только за счет более точных движений, но и благодаря своему телосложению. По неандертальским меркам Упум был длинным и тощим хиляком – при росте метр семьдесят он весил всего восемьдесят пять кило, так что поначалу его ощутимо шатало отдачей от патрона с полной навеской. Но зато сравнительно высокий рост и соответствующие ему длинные руки позволяли ловко обращаться с не таким уж коротким ружьем. Для остальных же оно, пожалуй, было длинновато, и мы решили у следующих укоротить ствол с семисот миллиметров до шестисот.

Однако в меткости его результаты, прямо скажем, никакого восторга не вызывали. В фанерный силуэт местного волосатого слоника он уверенно попадал только с двадцати пяти метров, а через два раза на третий – с пятидесяти.

Лучшим же стрелком, почти снайпером, неожиданно оказалась Апа. Ее телосложение тоже было не совсем стандартным. Имея средний для неандерталки рост, примерно метр шестьдесят, по весу и силе она превосходила не только всех женщин племени, но и почти всех мужчин, уступая только вождю Ымнуму. Кстати, я случайно узнал, что он, оказывается, в какой-то мере является ее мужем. Во всяком случае, Упума она родила точно от него, но парень, как уже говорилось, сложением не пошел ни в одного из родителей. Так вот, она попадала в фанерного слона даже с восьмидесяти метров, промахиваясь не чаще одного раза из трех, а с пятидесяти метров поражение мишени было гарантированным. Причем сильнейшая отдача ее не колыхала ни в прямом, ни в переносном смысле. Она палила из двадцатичетырехмиллиметровой пушки, стоя на могучих тумбообразных ногах непоколебимо, как скала. И вес ружья казался ей настолько малым, что она даже не могла его толком определить.

– Надо же, а я думала, что неандертальцы вообще не смогут научиться стрелять, – удивилась Ксения, узнав об успехах Апы. – И почему они выстрелов совсем не боятся?

– В нашей истории их боялись только ацтеки и инки, запуганные собственными жрецами, – объяснила Катя. – А те же североамериканские индейцы, почти сразу переняв у первых колонистов умение стрелять, начали массово закупать ружья у французов для стрельбы по англичанам и у англичан для стрельбы по французам. Даже тасманийцы, которые по уровню развития находились уж всяко не выше наших неандертальцев, и то смогли освоить огнестрел, но это не спасло их от полного уничтожения.

Ну а мы с Пашей, посмотрев на стрельбу великой матери племени, решили сделать ей оружие по индивидуальному проекту, то есть двустволку. Стволы были установлены вертикально, а затвор пришлось развернуть на девяносто градусов, ибо его подвижная пластина получилась длинной и при горизонтальном расположении неудобно торчала бы в сторону. А так при заряжании она выдвигалась вверх, а в готовом к стрельбе положении заталкивалась вниз, в выемку цевья. Приклад мы тоже соорудили повышенной прочности и размеров, сделав его из дубовой переклейки. Получившийся монструозный самопал весил почти десять кило, но Апа пришла от него в полный восторг и быстро освоила стрельбу дуплетом.