– Ч-черт! И как же это я про него не вспомнил? Давно пора было присмотреться.

Татьяна никак не прореагировала, она уже привыкла, что я могу знать что угодно. И продолжила:

– Со второй половины четвертого года Бадмаев исчез, салон распался. Но одна из его учениц недавно обнаружилась в Гатчине. Попытались побеседовать – то же самое, истерика, горячка, смерть. Но эту Ли-старший почти спас какими-то своими иголками. Так вот, он сказал, что это какая-то китайская методика гипноза, про которую он знает, но сам ей не владеет. А сейчас – абсолютно те же симптомы. Я уже велела выяснить насчет причастности данной фрейлины к той секте, а пока пусть ей оба Ли занимаются, может, что получится.

До вечера я просидел на узле связи, вникая в происходящее на Дальнем Востоке. Первый день войны не принес никаких неожиданностей, кроме разве что несколько меньшего, чем предполагалось, расхода патронов. Китайцы атаковали укрепрайон в лоб, даже не пытаясь нащупать слабые места в обороне, да к тому же шли на нас в основном компактной толпой. А где-то в пол-одиннадцатого Танечка сообщила мне, что и эта задержанная умерла, несмотря на усилия наших китайцев. Записи ее предсмертного бреда сейчас изучаются. Дано распоряжение об активном сборе любых сведений касательно Бадмаева.

– Да, – вспомнил я, – поищите кого-нибудь, кто помнит аферу конца девяностых годов, это когда на изучение чего-то там в Тибете Бадмаеву было выделено три миллиона рублей. Не верится мне как-то, что такая сумма могла пройти мимо Витте… И продумайте, как устроить всему персоналу сначала Зимнего, а потом Гатчинского дворцов собеседование с Рексом. Группами, по одному слишком долго будет. И что там с записями?

– Их сейчас изучают господа Ли. Пока почти ничего интересного, кроме… – Татьяна достала из папки листочек и прочитала: – Бляо хунь вынь! Вроде так. Старший Ли утверждает, это фраза подчинения. Поподробнее он сам вам объяснит, когда закончит.

– Ну в общих чертах я это себе и без него представляю. Значит, вот какой нам еще головной боли добавилось…

– Шеф, в порядке небольшого отвлечения, – улыбнулась Татьяна. – Вы не обращали внимания, что Питер на вас благотворно влияет? В Георгиевске вы обычно называли всякие затруднения словом «геморрой». А тут, пожалуйста – «головная боль».

– Вам же хуже, – пожал плечами я, – раньше, если я давал совсем уж дурацкое указание, у вас хоть сомнения могли быть, каким местом шеф думал. А теперь все ясно, головой! Ладно, а предыдущая закодированная покойница чем занималась в Гатчине?

– На нее обратили внимание, когда она пыталась познакомиться с одним молодым пилотом, – пояснила Татьяна, – причем активно пыталась. А учитывая, что она даже на вид была старше его, как-то это выглядело не очень случайно. Сначала мы допускали, что ушлая девица просто хочет окрутить молодого и неопытного парня, это ведь тоже не приветствуется в отношении ваших летчиков, ну а потом начали проявляться подробности.

– Что за летчик?

– Сейчас… – снова полезла в свою папку дама. – Константин Арцеулов, полгода назад с отличием закончил Гатчинскую летную школу, сейчас служит пилотом развозного «Тузика» на правительственном аэродроме. От большинства летчиков отличается крайней аккуратностью и педантичностью. После соответствующего налета и проверок может быть рекомендован на правительственные машины.

– А рисованием этот Арцеулов случайно не увлекается?

– Да, он отлично рисует. Его последняя акварель даже приобретена для ее величества вашей племянницы. Так вы, значит, тоже обратили на него внимание?

– И довольно давно, – ответил чистую правду я. – Очень перспективный молодой человек, спасибо, что напомнили про него. Ладно, вернемся к Бадмаеву. У него должен быть племянник. Не уверен, что он в курсе дядиных дел, но поинтересоваться им надо.

– Уже поинтересовались. Врач, живет в дядином доме на Поклонной горе, это даже скорее небольшая усадьба. В данный момент по каким-то делам он находится в Тверской губернии, сейчас выясняем, где именно и зачем.

– Хорошо. И не затягивайте, пожалуйста, с массовой проверкой при помощи Рекса.

– Бедный котик! Кстати, а ведь он уже взрослый, ему больше двух лет. И, если уж он представляет такую большую ценность, не подумать ли насчет котят от него?

– Да думал я, даже своих московских кошек сюда привозил, но он как-то отнесся к ним без особого интереса.

– А он очень разборчивый. Ему нравятся небольшие кошечки равномерного серого окраса, с короткой шерстью, но все-таки не как у него, а чуть подлиннее.

– Это он что, вам сам сказал?

– Зря удивляетесь, он может. Но это мне моя дочка про него рассказала, а я, когда сегодня его несла, описала ему такую кошку и почувствовала в ответ полное одобрение.

– Интересно, чего же он мне тогда ничего не говорил – стеснялся, что ли? Ладно, значит, нужна небольшая, серая, с короткой шерстью… В общем, если такую увидите, тащите ее сюда. То есть я даже знать не хочу, какая импортная порода соответствует этим признакам – подруга нашего Рекса должна быть русской и из самой глубины народа! Ну и я кого-нибудь озадачу этой проблемой.

Если вы хотите что-то спрятать, то можно это действительно спрятать, но заметно эффективнее будет привлечь внимание интересующихся к чему-нибудь гораздо более яркому и запоминающемуся. Если вы хотите спрятать кого-то, то такой алгоритм еще лучше. И, наконец, если вы желаете создать у широких масс заведомо далекое от действительности представление о чем-то – говорить надо чистую правду! Естественно, не всю, в умении вовремя остановиться и состоит искусство настоящего политика. Именно из этих соображений и готовилась проверка приближенных к императору, канцлеру и всем трем императрицам особ.

Народу было прямо сказано, что в связи с непрекращающейся активностью врагов России придется показаться специалисту – ясновидящему запредельного уровня, которому прочитать потаенные черные замыслы проще, чем простому придворному высморкаться. Волноваться не надо, бригада «скорой помощи» и три исповедника будут находиться в соседних комнатах, и вообще все пройдет хорошо. Правда, к православной церкви относился только один из этих исповедников, а конфессиональной принадлежностью господ Ли я до сих пор так и не нашел времени поинтересоваться, но это была как раз та небольшая часть правды, которая пока не подлежала оглашению.

Но не подумайте, что в качестве ясновидящего и прозревающего все насквозь рекламировался Рекс. Даже о его существовании знало не так уж и много народу, а уж о способностях – и вовсе почти никто, перед прислугой умница-девонширец изображал и вовсе кошачьего дауна. Нет, ясновидящий был припасен гораздо более колоритный! Я ждал его в кабинете для особых гостей, под потолком которого располагались специальные отдушины, а за ними – ниши для стрелков. Выслушав доклад старшего из них, я велел запускать посетителя.

Он вошел и не мигая уставился на меня. Говорят, что почти никто не мог равнодушно выдержать взгляд его бледно-голубых глаз: одни впадали в неуемный восторг, вплоть до обожания, другие, наоборот, чувствовали себя очень неуютно… Но я почему-то не чувствовал вообще ничего. Хотя, может, это мешают зеркальные очки? Экранируют эманации или флюиды – не знаю, как это правильно называется.

Я снял очки, но не успел надеть обычные, как гость отвесил мне глубокий поклон и неуверенно произнес:

– Ваша светлость, челом вам бьет недостойный Гришка Распутин.

– А без клоунады нельзя? – поморщился я. – Меня зовут не Федор Ромодановский, а Георгий Найденов, а за окном сейчас двадцатый век. Лучше садитесь, Григорий Ефимович, и поговорим. Чаю не желаете? Могу предложить последний писк моды – грузинский.

Значит, – продолжил я, в то время как Гришка хлебал чай и зажирал его уже как минимум четвертым пирожным, – у меня к вам просьба. До меня дошли слухи о вашем… хм, ясновидчестве, скажем так.

Собеседник застыл и уставился на меня, не обращая внимания на выпавшее изо рта что-то недожеванное, но теперь в его глазах был откровенный страх.