После седьмого класса нас отправили на практику в Приокско-террасный заповедник. Не помню уж, что мы там сажали или окапывали, но местный зоотехник рассказал мне весьма поучительную историю, как раз про гибрид.

Лет за десять до того в заповедник приехал Хрущев и увидел зубра. Он был потрясен огромными размерами скотины, ее волосатостью, а особенно тем, как мало по сравнению с коровой она ест. И в его лысую тыкву тут же пришла гениальная мысль — скрестить того с коровой! Чтобы получилась вот таких размеров мясная туша, да еще и с шерстью, чтоб ела, как зубр, а доилась, как корова… Получив указания партии, местные мичурины принялись скрещивать (в детали процесса зоотехник вдаваться не стал, хотя мне было интересно). Получившаяся в результате зверюшка действительно сочетала в себе черты и зубра, и коровы, вот только не совсем те, что было задумано… Тощая плешивая тварь размером была с очень мелкую корову, а жрала как очень крупная. Молока, ну точно как зубр, не давала вообще. И вдобавок от обоих родителей животина отличалась феноменальной глупостью и исключительно злобным нравом, ее даже пришлось держать в отдельной клетке. Хорошо хоть, что этот гибрид быстро отбросил копыта.

«Не получилось бы так с моей помесью аэродрома и поезда», — подумал я, заходя на посадку.

За окном вторые сутки шел осенний дождь, когда из Царицына было получено пренеприятнейшее известие — пропал великий князь Михаил. Для получения 3-го класса ему было необходимо произвести контрольный полет по треугольному маршруту общей протяженностью двести километров. Над точкой первого поворота он прошел вовремя, над второй не появился. Немедленно были организованы поиски, но они не дали результата. Погода стремительно портилась. Полозов просто чудом нашел свой аэродром и сел, а еще одна поисковая группа на двухместном «Тузике» пропала.

Пришедший ко мне Гоша рвался на место происшествия, и его можно было понять — все-таки Михаил ему не просто так, а брат. По существу вопроса Гоша тоже был прав, его личный самолет с «Ротаксом» и радиостанцией находился там, а у такой машины шансы что-то найти были существенно выше, чем у стандартных. Портал в тамошнюю нашу резиденцию был уже протоптан, так что через десять минут мы вполне могли оказаться во второй летной школе. Но возникали вопросы: как срочно мы там нужны и как посмотрят окружающие на наше появление в охраняемом снаружи доме? Гоша набросал шифрограмму Богаевскому:

Мы ждали. Первая шифрограмма из Михаиловки (так назывался поселок с летной школой) сообщила нам об абсолютно нелетной погоде. Вторая ничем не отличалась от первой. Третья тоже, за исключением того, что там уже стемнело. Я ушел спать (лететь-то мне), велев будить в случае любых новостей. Утром новости все-таки появились — погода из совершенно нелетной стала просто плохой, и мы с Гошей через торбеевский коттедж шагнули в объект НР — то есть «Найденов — Романов» — резиденцию высокого начальства в Михаиловке. Дом встретил нас затхлостью и пылью. Погода была отвратной — сильный порывистый ветер гнал низкие тучи, а дождя хоть и не было, но он явно только что кончился и в ближайшее время собирался снова начаться. Выкатив из гаража квадр, мы выехали за ворота и двинулись на север, где через десять минут были остановлены конным патрулем во главе с самим Богаевским.

— Ваше высочество?! — изумился он, разглядев, кто перед ним. — Как…

— Африкан Петрович, — ледяным тоном сказал Гоша, — сопроводите нас, пожалуйста, до штаба. Охрану объекта можно перевести в обычный режим. От еще одного напоминания о режиме секретности мне хотелось бы воздержаться, надеюсь, что это лишнее.

Оперативный дежурный тоже был удивлен нашим появлением, но все-таки не как Богаевский. Из рапорта дежурного следовало, что, как только рассвело, Полозов слетал еще раз, но не нашел ни Михаила, ни поисковой группы. Сейчас он в ангаре, готовится к следующему вылету. Я тоже отправился туда, Гоша остался в штабе.

На подготовку к полету «Тузика-ВК» ушло минут пятнадцать, за которые мы с Мишкой, во время своего шеф-пилотства приобретшим воздушный позывной Змей, разделили между собой зоны поиска. Потом с размокшей дощатой полосы взлетел сначала он, а за ним я.

Полет был гнусен до чрезвычайности. Низкие тучи заставляли прижиматься к самой земле, а порывы ветра так и норовили об нее шмякнуть. Парашюта я не брал, с самого начала было ясно, что использовать его все равно не получится. Периодически я влетал в полосу дождя, снижавшего и без того никудышную видимость и отнюдь не добавлявшего комфорта. Хорошо хоть оделся я на совесть, в силу чего мок не насквозь и не мерз.

— Первый, Первый, я — Дядя, квадрат двадцать шесть пусто, иду на двадцать семь.

— Дядя, вас понял, два-шесть пусто, идете два-семь. Змей вернулся, ничего не нашел, заправляется, — сквозь треск разрядов донесся до меня ответ Гоши.

В отличие от Мишкиного двухтактника мой «Ротакс» позволял еще часа три утюжить окрестности, прежде чем начинать волноваться о бензине на обратную дорогу.

Появился небольшой разрыв в облаках, я поднялся повыше и сверился с картой. Расстояние от аэродрома составляло уже почти двести километров — я искал за границами треугольника, в том направлении, куда вчера утром дул ветер. Поиски затрудняло еще то, что «Тузики» снизу были голубые, а сверху камуфляжные, и, если искомый аэроплан не валяется кверху колесами, обнаружить его представлялось не таким уж простым делом.

Так, окно кончается, пора опять снижаться… Когда я уже двигал ручку вперед, мне показалось, что километрах в трех левее мелькнуло что-то белое. Парашют? Я довернул влево и через минуту едва не зацепил колесами приткнувшийся около группы чахлых кустов «Тузик». Еще один, без шасси и с побитым хвостом, лежал неподалеку. На кустах был натянут парашют, его-то я и видел. Я развернулся и снова прошел над местом. Из-под парашюта вылезли Михаил и еще какой-то летчик; Михаил отбежал метров на тридцать в сторону и лег на землю, раскинув руки — показывал мне наиболее удобное место посадки. «Да что же ты, высочество, спиной-то в грязь, — мысленно пожалел его я, — небось дядя Жора уж как-нибудь и без подсказок сядет, а ты мне потом всю кабину изгваздаешь…»

После короткого пробега я подошел к вставшему Михаилу и только тут обратил внимание на пол второго пилота. Думаю, вы уже догадались, что он был отнюдь не мужским.

Михаил отряхнул куртку, встал по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Господин полковник! Выполняя зачетный полет, из-за погодных условий я потерял ориентировку и, пока не кончился бензин, совершил вынужденную посадку. Сломано шасси и хвостовое оперение. Затем прилетела поисковая группа в составе сержантов Кузнецовой и Потаповой, они совершили нормальную посадку… Взлететь не пытались из-за ограниченного запаса бензина и нелетной погоды. Сержант Потапова серьезно больна, жар, сейчас без сознания. Лейтенант Романов.

— Хорошо, и пойдемте-ка к больной, лейтенант, — сказал я, доставая с заднего сиденья медицинский чемоданчик.

Мы залезли в палатку, довольно умело сооруженную на кустах из парашюта. Там лежала вторая орлица из Таниного гнезда. Я потрогал лоб, как мог послушал легкие… Хрен его знает, вроде есть хрипы. Да и с чего бы ей упасть в лежку, если не от воспаления легких? Я достал шприц и ампулу с пенициллином. «Вот так бактерии и привыкают к антибиотикам, когда горе-медики без всякого диагноза колют лошадиную дозу», — подумал я.

Сделав укол, я повернулся к Михаилу:

— Связи нет, я проверял, вы сидите в ложбине. Взлететь с пассажиром я смогу, но только с одним. Так что приготовьтесь…