Как уже говорилось, «Дельфин» я видел, Катя меня тоже, и мы, взяв дальномеры, измерили расстояние друг до друга. От меня до Кати оказалось три тысячи тридцать метров, а от нее до меня – три тысячи семьдесят. Затем мы замерили направленными антеннами углы на Пашин передатчик, после чего я открыл ноутбук. Пока он грузился, я в уме прикинул расстояние до «Косатки». Получилось не больше пятидесяти, но и не меньше двадцати пяти километров.

В ноутбуке заранее была установлена программа, которая по расстоянию между двумя кораблями и углам от каждого из них к третьему могла вычислять расстояние и направление до него.

– Двадцать семь километров плюс-минус пять, курс триста пятнадцать, идем на помощь, – передал я, становясь к штурвалу.

Как только истекли оговоренные пятнадцать минут, Паша снова перешел в голосовой режим и заорал:

– Земля!

– А поточнее можно? – кротко поинтересовалась Катя.

– Мой курс ровно триста, скорость девять, прямо по носу земля, до нее километров пятнадцать – восемнадцать. Вроде невысокая, видна одна гора. Или просто холм, пока не могу сказать.

– Возьми еще один риф и продолжай идти к ней, – распорядился я, – мы тебя должны догнать на подходе. Если не успеем, километрах в трех от земли убирай паруса и сбрасывай плавучий якорь.

Чтобы увеличить скорость, мы на треть подняли гроты и завели моторы. Скорость увеличилась до двадцати трех километров в час. Часа через полтора идущая впереди Катя увидела «Косатку», а еще через час мы ее догнали. До неведомого берега оставалось километра четыре. Мне показалось, что это остров, его видимый размер составлял километров шесть, не больше.

– Паш, заводи мотор, – скомандовал я. – Повернуть на курс триста тридцать сможешь?

– На моторе смогу.

– Тогда поворачивай, будем обходить эту землю с севера, прямо по курсу высаживаться негде.

Когда мы миновали северную оконечность только что открытой земли, стало видно, что это действительно остров, причем небольшой, километров двенадцать в длину и семь в ширину. Посередине острова, немного ближе к северному краю, торчала гора высотой примерно метров триста – триста пятьдесят. Восточный берег острова был довольно низким, и вскоре мы причалили к нему в устье еле заметного ручейка. С этой стороны острова почти не дуло, и волны были гораздо ниже.

Измученные трехдневной качкой пассажиры гурьбой повалили на берег, благо ног они замочить не боялись, а до суши было метров двадцать. Я же, убедившись, что «Кашалот» прочно стоит на двух якорях, достал из кормового ящика и подключил к компрессору маленькую надувную лодку «сихоук», дабы сойти на берег не по грудь мокрому, а солидно, как и полагается командующему эскадрой.

Первым делом я обнял и расцеловал Катю, затем подбежавших детей, а потом спросил у любимой:

– Как ты думаешь, что это за остров? До Мадейры, по моим расчетам, еще километров двести, а больше тут вроде ничего не должно быть. Может, его в будущем просто нет?

– Да как же ты мог во время шторма хоть сколько-нибудь точно определить истинную скорость? Получается, что нас снесло на запад заметно дальше, только и всего. Думаю, что это Порту-Санту, а до Мадейры километров сорок на юго-запад. Ой, Вадик, извини. Макс, что ты потащил в рот? Выплюни немедленно! Сейчас сядем кушать.

Как только позволила погода, я произвел измерения наших координат и убедился, что мы, скорее всего, действительно на острове Порту-Санту. А потом убедился еще раз, отплыв на «Дельфине» километров на пятнадцать от берега и увидев на горизонте вершины двух гор именно там, где должен был находиться остров Мадейра.

– Пожалуй, нам лучше перебраться туда, пока погода позволяет, – предложила Катя. – Этот островок мне как-то не очень – каменистый, лесов почти нет, и ни одной хоть сколько-нибудь защищенной бухты. Мадейра куда больше, наверняка на ней можно будет найти подходящее место.

– Так мне уже недолго осталось ремонтироваться, а потом быстренько доберемся до Канар, – не понял Павел.

– А зачем? До Америки что от них, что от Мадейры почти одинаково. Колумб отправился в путь с Канарских островов потому, что Мадейра тогда была португальской территорией, а его экспедицию отправила Испания. Но нам-то какая разница? На Мадейре зимовать ничуть не хуже, чем на Канарах. Вот и надо снарядить «Дельфин», чтобы он в темпе нашел удобное место для зимней стоянки. Вадик, ты завтра выйти в море сможешь?

– Запросто.

Через два дня мы перебрались на Мадейру, в место, где в будущем располагался городок Фуншал. Причем тогда здесь не было никакой бухты, просто немного вогнутый участок берега, а сейчас имелась лагуна с узким входом, отделенная от моря низкой песчаной косой. Если учесть, что в эту лагуну впадала небольшая речка и два ручья, то лучшего места можно было и не искать.

На берегу в числе прочих деревьев росли пальмы, а это однозначно говорило о том, что зима тут если и бывает, то не очень холодная. Не холоднее, чем в Москве осень.

– Может, картошку посадить? – предложил Павел. – Авось к весне поспеет. И не помешает в глубь острова сходить – вдруг тут водятся козы покрупнее и повкуснее, чем на Мальте?

К сожалению, никаких коз тут не обнаружилось, ни крупных, ни мелких. Единственными млекопитающими были небольшие летучие мыши, гнездившиеся в пещерах на западе острова. Но зато птиц водилось множество, и среди них попадались весьма достойные с гастрономической точки зрения. Если же учесть, что для ловли рыбы и сбора мидий не надо было даже выплывать из лагуны, то становилось ясно, что ничего хоть отдаленно похожего на голод нам не угрожает.

Так как ни в какие дальние путешествия мы до следующей весны не собирались, все корабли были вытащены на берег, а вместо них был быстро надут и собран «Катран». Дальнемагистральные же катамараны подверглись тщательному осмотру. Выяснилось, что даже для «Дельфина», к которому вообще не было никаких претензий, плавание от Крита до Мадейры не прошло бесследно. А «Кашалот» с «Косаткой» нуждались в основательных доделках. Требовалось усилить бушприты, заменить почти весь бегучий такелаж, изменить форму паруса на бизани и доработать узлы крепления корпусов к стальной раме переборки. Этим мы занимались до ноября, который здесь не так уж сильно отличался от июля. Просто средняя температура упала градуса на три и раза в два чаще шли дожди, только и всего. Павел уже жалел, что посадил только кабачки и картошку. По его словам, в такую зиму даже кукуруза и та бы созрела.

Семья аров, оставив ребенка на попечение Ксении, взяла свою неандерталку, которая тащила им припасы и палатку, и отправилась на поиски каких-нибудь более или менее сладких ягод. Именно им это было поручено потому, что неандертальцы – наверное, из-за своей врожденной дальнозоркости – ягодами почти не промышляли. Похоже, боялись сослепу съесть каких-нибудь не таких. А нам нужен был спирт как топливо для генераторов на суше и примусов в море. Какие примусы? Ну как же, у нас на каждом корабле для приготовления горячей пищи имелся большой примус «Очаг» и маленький туристический «Дастан», бывший «Шмель». Ведь с дровами что в море, что в океане довольно напряженно, а бензин лучше оставить для подвесных моторов.

Жилищный вопрос мы быстро решили так же, как на Крите, то есть нарыли землянок. Причем здесь это было даже проще, ибо не требовалась такая уж тщательная теплоизоляция, климат позволял.

Кстати, наши неандертальцы ждали зимы и были очень удивлены, что она все не приходит и не приходит. А это говорило о том, что считать они умеют уж всяко больше, чем до десяти или даже до двадцати. Ары же не очень удивлялись – у них такие зимы иногда случались и на Крите, правда, к их глубокому сожалению, не столь теплые и далеко не каждый год.

– Хорошо, что здесь не оказалось никаких коз и вообще никаких объектов для охоты, кроме птиц, – как-то раз заметила Катя.