«Внимание! — раздался у меня в мозгу голос Гоши. — Поднимаюсь по лестнице. Получасовая готовность!»

«Есть получасовая. Маша, давай последнюю пробу».

Стены гаража, задрапированные бархатом и прочими тряпками, озарились мертвенным фиолетовым светом. Яркими пятнами выделялись подсвеченные светодиодами иконы на одной стене и какая-то намалеванная Машей абстрактная хрень на другой. Я покосился на пришпиленный к рукаву наладонник со шпаргалкой. Многоваттные динамики, установленные у входа, гулко ухнули — это, по мнению Гоши с Машей, был звуковой эффект явления старца. Свечение усилилось.

— Вы звали меня, и я пришел! — прогудел я.

По гаражу заметалось эхо реверберации. Маша в углу передвинула несколько тумблеров на своем пульте.

— Тест кресла.

Кресло за моей спиной повернулось вправо-влево, откатилось к стене гаража, потом двинулось вперед и подъехало ко мне. Я сел.

— О чем вы хотели просить меня? — Теперь работали уже динамики кресла.

— Тест инфразвука! — скомандовала Маша.

Я нажал локтем клавишу, и мощный саббуфер, установленный под сиденьем, уперся в пол. По спине побежали мурашки, восемь герц здорово действуют на нервную систему.

— Все в норме. — Маша встала из-за пульта. — Теперь ждем Гошу.

Пятого мая одна тысяча девятисотого года, в полдень, в библиотеке Николая Второго (Зимний дворец) сам воздух, казалось, был наполнен напряженным ожиданием. Императрица, не находя себе места, то вставала, то без сил опускалась на стул. Его величество несколько растерянно переводил взгляд с супруги на входную дверь и обратно. Только великий князь Георгий стоял спокойно, облокотясь на перила лестницы.

— Скоро? — нервно сцепила пальцы императрица.

— Да, — кивнул Георгий. — Собственно, уже сейчас. Смотрите! — Он протянул руку в сторону двери.

Впрочем, никакой двери там уже не было — просто черный круг. С потусторонним звуком, напоминавшим вздох огромного животного, круг превратился в арку, из которой шло бледно-фиолетовое сияние, а в центре стоял величественный старик в синем. За ним можно было разглядеть контуры какой-то фантастической пещеры. Старец перевел взгляд пронзительных голубых глаз с Алисы на Николая и мощным, нечеловеческим голосом произнес:

— Вы звали меня, и я пришел.

«…Пришел, шел, ол…» — несколько раз эхо переместилось из пещеры в библиотеку и обратно.

Царственная чета беззвучно открывала и закрывала рты, говорить пока не получалось.

Старец сделал несколько шагов вперед. Вдруг в глубине пещеры произошло какое-то движение, и оттуда выплыло большое, необычной формы черное кресло. Когда оно оказалось в центре библиотеки, горный старец сел в него и сделал жест рукой. Арка перестала светиться и исчезла, теперь вместо нее снова была просто дверь.

— О чем вы хотели просить меня? — Голос старца теперь стал уже более тихим и человеческим, но все равно казалось, что он говорит в огромном помещении с отличной акустикой, а не в небольшой дворцовой комнате.

Алиса встала, вся бледная от напряжения. Она явно хотела что-то сказать, но губы ее не слушались.

— Успокойся, девочка, — доброжелательно произнес старец, — и можешь говорить по-английски, если тебе так проще. Хотя мне приятнее слышать русскую речь.

— А-а… Ваше… — Императрица беспомощно оглянулась.

— Старец, — негромко подсказал Георгий.

— Скажите, старец, — наконец справилась с волнением Алиса, — смогу ли я подарить его величеству наследника? И когда это будет?

— Зачем? — В голосе старца лязгнул металл. — Его все равно убьют ребенком.

— Как?! — Теперь уже Николай вскочил.

— Штыками. — Старец был невозмутим, но в его глазах императору почудилась тень насмешки. — Труп потом бросят в колодец.

Он положил руки на подлокотники кресла, и императорская чета вдруг почувствовала, как от неосознанного ужаса перехватывает дыхание.

— Впрочем, вас тоже убьют, Ники и Аликс, — грустно добавил старец, — если вы не найдете в себе силы изменить ход событий. Это трудно, но возможно.

— Но как можем мы противиться Божьей воле? — с тоской спросил император. — И разве не все предопределено им?

Повисло тяжелое молчание, Аликс с трудом удерживалась от обморока. Наконец гость снова заговорил:

— Или не дал нам Господь свободной воли? Всем он в жизни посылает испытания. И никогда эти испытания не являются непосильными. Но и легкими они тоже не бывают. Подумайте об этом.

— Как? Как нам преодолеть грядущий ужас? — встрепенулась императрица.

— Только лишь неустанной заботой о благе России. И помните — это ваш крест, и больше ничей! Ваши родственники глупы и корыстны. Лишь он… — жест в сторону Георгия, — чист душой, за что и был исцелен. Помните — только вы и народ. Между вами никого нет. А народ голодает. Что вы сделали для облегчения этого? Там, — жест куда-то вверх, — уже переполняется чаша терпения. Вспомните об этом осенью. И когда смерть станет на пороге, не впадайте в грех отчаяния, а покайтесь и позовите меня. Я все сказал.

Старец встал, величавым жестом перекрестил императорскую чету и двинулся к двери, вместо которой снова сияла арка. За ним поспешило кресло.

В гараже я первым делом избавился от контактных линз, затем мысленно похвалил себя, что удержался от напутствия: «И не ешьте на ночь немытых фруктов». Маша отсоединила провода от аппаратуры. Сегодня никаких порталов уже не получится, но завтра — в Серпухов. А перед этим отрезать как минимум две трети от надоевшей мне длинной седой мочалки, изображавшей старцеву бороду.

Ближе к вечеру со мной связался Гоша — оказывается, все это время он растолковывал Николаю с Алисой то, что я им наплел за пять минут. Он предложил в следующий раз после выступления старца вручать зрителям если не си-ди, то хотя бы валик фонографа с записью концерта, будет меньше вопросов типа «А что он сказал потом?».

Как и было задумано, Гоша остался в Питере порешать накопившиеся вопросы, а мы с племянницей пошли ко мне домой, где трое суток просидели в Интернете, скачивая всякие полезные вещи. Наконец Гоша вернулся в Георгиевск, и мы через портал перешли туда же.

Там нас ждала новость, повергшая меня в ступор. Оказывается, за время нашего отсутствия произошло сразу и первое в России летное происшествие, и первое ДТП. Вы, наверное, уже догадались — самолет столкнулся с автомобилем. В принципе дело житейское, но ведь автомобиль в России был всего один! Самолетов было три, но два из них без меня никто не трогал. «Хорошо еще, что мы подводных лодок не строим», — мрачно подумал я и пошел разбираться. Меня, собственно, интересовало — кто начудил?

Как только появился первый (и пока единственный) учебный самолет, была образована летная школа. Курсантов я набрал восемь: два пехотных поручика, два казачьих хорунжих, два рядовых казака и два казачонка (чьи-то младшие братья). Из них право летать самостоятельно пока заработали тоже двое: один казачонок и один поручик. На моем же квадре вообще никто не должен был ездить!

Быстро выяснилось, что причина была насквозь стандартной. Два поручика нажрались, после чего тот, что уже имел право летать, решил покатать по небу того, кто еще не имел. Хорошо хоть на квадре никто не ехал, его просто выкатили из сарая, чтоб там прибраться. В результате — у квадра погнут руль, самолету нужно несколько дней на ремонт, а оба урода невредимы. Да, пора писать уставы. Но до этого я собрал личный состав и, стараясь применять как можно меньше цензурных выражений, сообщил, что появление в пьяном виде на аэродроме с дальнейшей службой в авиации несовместимо. И что только на первый раз конкретно у этих двух козлов есть выбор — либо на полгода в аэродромную команду, тряпками оттирать плоскости от касторки, либо собирать манатки и валить куда-нибудь в Кушку. Что интересно, оба выбрали тряпки. Флаг вам в руки, напутствовал я их и пошел разбираться с молодой сменой. Имелась в виду не Маша, а два студента, присланных Жуковским, — Миронов и Гольденберг.