– Неважно. Торговля должна быть всего лишь связующим звеном между производителем и потребителем, а не источником не соответствующего труду обогащения ее работников. Значит, их надо отделить от потока наличных денег. Магазин будущего я представляю себе как стол заказов. Ваша теща каждый месяц приходит туда и оставляет список, когда и сколько картошки, моркови и всего остального ей понадобится. Совокупность таких заявок и составит основу для планов торговли. А деньги за них будут идти прямо со сберкнижки по графику платежей, подписанному покупателем в момент оформления заявки. Вскоре можно будет ввести и банковские карты, они удобнее книжек и уже есть на Западе. Если же у вас возникнут непредвиденные потребности, вы пойдете в кооперативный магазин и купите там все желаемое за полуторную цену. Или все-таки подождете месяц, если вам станет жалко денег.

– Думаете, это поможет? Торговля быстро найдет способ создания искусственного дефицита и начнет торговать уже местами в очереди на заявки, причем из-под полы и втридорога.

– Вот поэтому я попросил у вас сегодняшнюю подборку. Как я понял, в истории Антонова она именно так и сделала, а значит, методы противодействия лучше отработать заранее. Причем им надлежит быть не только и даже не столько административными, сколько экономическими.

А вот Леня Брежнев, похоже, такими низменными вещами, как цены на гнилую и негнилую картошку, в данный момент не интересовался, воспарив мыслью в сияющие выси, хотя сам же недавно советовал мне вернуться с Луны на Землю. Впрочем, этот совет, насколько я помнил, был озвучен где-то между четвертой и пятой стопками, так что Леня про него вполне мог и забыть.

В общем, сразу после ноябрьских праздников он пригласил меня в Завидово и начал ставить новую задачу.

– Я помню твои слова о межпланетных автоматических станциях, – заявил он, – но наука не стоит на месте, и наша советская электроника прогрессирует, в том числе и благодаря твоим усилиям. Кроме того, ты сам говорил, что элементы из будущего могут быть не только ширпотребными, но и для индустриального применения, только дороже. Наверняка есть и с военной приемкой, за еще большие деньги. Думаю, если не торопиться, то твой Антонов сможет купить все необходимое. А ты – разработать на этой базе схемы, способные выдержать полет до Марса и длительную работу на нем.

– У Советского Союза появились лишние деньги? Не на Антонова, ему много все равно не реализовать, заметут, а на сами запуски?

– Нет, но я не считаю освоение космоса лишним. Кроме того, в твоих материалах я недавно прочитал, что программа «Кьюриосити» обошлась американцам дешевле, чем русским отрезок шоссе от Сочи до Адлера. А мы что, хуже тех американцев? В общем, партия рассматривает вопрос о том, чтобы поручить тебе, во-первых, создание марсохода. Луноходы-то ты сделал? А на Марсе условия даже немного полегче, есть хоть какая-то атмосфера. Ночью не так холодно, а днем совсем не жарко. К тому же ночь там, как у нас, а не две недели, как на Луне. Да, я помню про радиацию во время перелета. Но твоя электроника миниатюрная, ее возможно всю смонтировать в хорошо защищенном отсеке. Ясное дело, такую толпу роботов, как на Луну, на Марс отправить не получится. Марсоход будет один, и, скорее всего, значительно крупнее твоих луноходов.

А во-вторых, партия планирует поручить тебе и координацию всей этой программы. Надеюсь, ты не будешь отказываться?

– Не буду. Однако мне потребуется месяца три лишь для того, чтобы прикинуть объем и последовательность работ. Сроки я смогу назвать только в марте, да и то приблизительно.

– А я уже говорил, что спешки тут мы не допустим. Работай спокойно. Даже если на реализацию программы потребуется десять лет, никто тебя торопить не будет.

– И даже в случае, если американцы запустят свою марсианскую программу?

– Да. Потому что ты сам не позволишь им опередить тебя, я правильно понимаю? Эх, ну вот почему ты пить-то не можешь, неужели медицина тут бессильна? Мне за тебя приходится, несмотря на возраст. Ну, Витя, за советский флаг на Марсе!

Первым следствием беседы с Брежневым стало то, что всю заднюю, то есть находящуюся за корпусом «Б», часть территории «Мечты» начали копать уже в конце ноября. Кому и как в рекордные для советского планового хозяйства сроки удалось продавить решение о строительстве еще двух корпусов, я не знал, но под них уже начали рыть котлованы для фундаментов. А Шелепин, приехав инспектировать начало стройки, заметил мне:

– Ты, наверное, уже понял, что Леня ставит тебе задачи в обход меня в том числе и с целью посеять между нами зерно недоверия.

– Я-то ладно, главное, что вы это понимаете. А вот то, что такая программа невозможна без согласования с вами, понимаю уже я, причем с самого начала. Чай, не бином Ньютона.

– Вот и хорошо. Только ты… э-э-э… на Леню зря не обижайся. Он по-другому не может, такой у него стиль работы. У каждого есть свои маленькие недостатки, и главное, чтобы они не мешали общему делу.

Я, конечно, согласился с тем, что мне вешал на уши Шелепин, но слегка задумался. Леня – это ладно, с его мотивами все более или менее понятно. А вот вы, дрогой Александр Николаевич, против кого и в союзе с кем собираетесь интриговать, раз ведете со мной такие в общем-то необязательные беседы? Как-то не хочется участвовать в том, смысл чего мне пока совершенно не ясен.

Задача, поставленная мне Брежневым и подтвержденная Шелепиным, с первого взгляда выглядела вполне решаемой. Однако при втором, более внимательном и квалифицированном, становилось ясно, что решаемость эта кажущаяся. И наконец, при третьем взгляде, уже совсем не под тем углом, что два предыдущих, можно было обнаружить путь, на котором марсианской экспедиции хоть что-то светило. Но давайте по порядку.

Микросхемы очень похожи на людей. Не внешне и не по внутреннему содержанию, а по устойчивости к радиации.

Пятьсот рентген, как считают здесь, в конце шестидесятых, или пять зивертов по меркам двадцать первого века, убьют и человека, и большую часть микросхем из тех, что может купить частное лицо вроде Антонова. Есть и более устойчивые изделия, для вывода из строя которых понадобится больше тысячи рентген, но они дорогие, и их мало.

За время годового полета к Марсу полученная доза составит порядка пятидесяти рентген – если, конечно, по пути не нарваться на поток излучения от сильной вспышки на Солнце, тогда кирдык и людям, и электронике. То есть вроде бы вполне можно лететь, но это так только кажется.

Дело в том, что человек – это очень отказоустойчивая система. Разумеется, пятьдесят рентген нанесут ему вред, но он сохранит работоспособность, а со временем и почти полностью восстановит здоровье, если только не заболеет раком.

Микросхема может продолжить работать, набрав пятьдесят или даже сто рентген, а может и отказать. И сама собой не восстановится уже никогда. Причем отказ одного элемента может привести к выходу из строя всей системы. При тройном резервировании аппаратуры срок жизни моих луноходов составил от двух до пяти месяцев, а этого для полета к Марсу совершенно недостаточно.

Нормальную защиту от солнечной радиации сделать невозможно ни сейчас, ни в двадцать первом веке. Это не сравнительно мягкое излучение ядерных реакторов, в космосе энергии частиц на порядки выше. От них не спасет и полуметровая свинцовая броня, даже если ее как-то удастся выпихнуть на орбиту. И поэтому радиационная защита космической электроники – это пять миллиметров дюраля плюс двадцать миллиметров пластика. Немного помогает, но не сказать, чтобы радикально.

Правда, у микросхем есть и преимущество перед человеческим организмом. Спит космонавт или бодрствует, рентгены ему все равно капают и потихоньку копятся. А у обесточенных микросхем устойчивость к радиации порядка на два выше, чем у подключенных к питанию и работающих. То есть теоретически можно иметь на борту десять комплектов электроники и менять их через каждый месяц, но тут тоже есть свои подводные камни. Менять-то кто будет? Космонавтов нет, хоть сколько-нибудь интеллектуальная автоматика наверняка откажет, смотри выше. Ее, конечно, можно сделать дубовой, чуть ли не электромеханической, но она тогда получится тяжелой и ненадежной без всякой радиации. И жрать будет как не в себя.