За время ожидания испанского короля у меня родилась гипотеза, что степень пышности прибытия делегации на рабочую встречу обратно пропорциональна мощи державы, кою эта самая делегация представляет. Именно на рабочую, смысл которой состоит в том, что на ней будут произведены некие действия.

Итак, самым незаметным образом в Риме образовались французы. Приезд Вильгельма привлек чуть больше внимания, но ненамного. Вокруг нашего появления уже возникло слабое подобие ажиотажа – хоть я и не собирался в этом никому признаваться, но никуда не денешься: по совокупности Австралия пока уступает и Франции и Англии.

Зато одиннадцатого января в Рим заявились австрийцы. Я чуть не охренел, пытаясь сосчитать кареты, под музыку въезжающие на площадь Святого Петра, а ведь это были не все, часть туда не попали. В Вечный город приехал наследник престола принц-эрцгерцог Иосиф.

Часа полтора я наблюдал из окна за происходящим на площади сложным спектаклем с участием кучи каких-то вооруженных людей, из которых смог опознать только папских гвардейцев. Жалко, что австрийцев встречают не на пьяцца дель Пополо, подумалось мне, тогда аналогия с графом Монте-Кристо была бы полнее. И часа в два, не дождавшись завершения церемонии, отправился обедать. Но еще до конца приема пищи к нам явился какой-то барон с целью уточнить порядок встречи его высочества принца Иосифа с его светлостью герцогом Романцевым.

Дожевав очередной кусок шашлыка, моя светлость ответила, что ей в общем-то от австрийского наследника ничего не надо. Если же у того есть какая-то нужда, пусть приходит к ужину, он у нас начинается в восемь тридцать вечера. Барон начал было что-то вякать про то, что его высочество будет в это время очень сильно занят, но я только пожал плечами и потянулся за следующим куском. Действительно, в ближайшее время нынешняя Священная Римская империя германской нации, а в не таком уж далеком будущем Австро-Венгрия Австралию не интересовала. Флота, способного достичь наших берегов, у нее не имелось, на суше наши интересы тоже никак не пересекались, так что проявлять инициативы по сближению я не собирался. Однако барон, видимо, понял, что его красноречие пропадает впустую, и как-то очень изящно закруглил очередную фразу в том смысле, что ровно в девять его высочество почтит нас визитом, после чего тихо откланялся и исчез. Получается, австрийцам тоже захотелось поиметь дирижабль, подумал я и ошибся.

Принц оказался худощавым и невысоким молодым человеком с вытянутой физиономией, на которой вполне можно было обнаружить признаки интеллекта. Почему-то он явился ко мне в латах – или аллах его знает, как там назывался этот железный костюм, закрывавший грудь и большую часть рук, но оставлявший без защиты тощие, кривые ноги. Кроме того, на визитера был напялен парик совершенно феноменальных размеров и формы. Огромный, серенький такой и с завитушками. Если смотреть сверху, а именно так у меня и получалось, ибо при появлении гостя я, как культурный человек, встал… короче, с высоты моего роста принц ну очень сильно напоминал овцу. Когда же он начал говорить, сходство только усилилось.

После вступительной части, занявшей всего минут пять, гость проблеял, что он весьма наслышан о феноменальных успехах австралийской медицины. В частности, о том, что мы можем сделать любого человека невосприимчивым к оспе. Так вот, он, принц такой-то и еще кто-то там эдакий, был бы нам весьма благодарен, если бы мы произвели с ним нечто подобное.

Ай да Вильгельм, восхищенно подумал я. Растрезвонил по всей Европе, что австралийцы научили его бороться с оспой, а сам способ зажилил! Из России же никаких сведений еще не поступило, вот бедное высочество и мается. Но какова интуиция, однако, – ведь Иосифу где-то через десять лет предстоит помереть именно от оспы, совсем молодым, в возрасте на год моложе Христа! Точнее, предстояло бы, но теперь мне придется вмешаться в это дело. И значит, вся история будущей Австро-Венгрии пойдет совсем не так, потому как этот Иосиф был весьма приличным монархом и много успел даже за отпущенный ему в нашей истории мизерный срок.

– Это вполне возможно, но только по благословению его святейшества, – пояснил я гостю. – Впрочем, мы не собираемся делать секрета из данной процедуры, именуемой прививкой, в принципе ее вскоре смогут произвести и венские медики.

На самом деле, конечно, благословение папы мне было как-то до лампочки, но я хотел поинтересоваться у понтифика, где в окрестностях Рима можно найти больных оспой коров. Ну и не больных тоже – вдруг они окажутся лучше английских? А способствовать распространению прививок я собирался из очень простых соображений. Чем меньше народу помрет от оспы в ближайшие сто лет, тем больше его останется в Европе, откуда мы и собираемся черпать свежих иммигрантов.

Наконец пятнадцатого числа в Рим прибыл испанский король, и ажиотаж от этого события заметно превысил оживление от явления австрийской делегации. Я наконец понял, как это испанцы ухитрились плыть от Валенсии целых две недели. Они смогли как-то протащить по морю целый флот небольших речных галер, которые теперь заполонили чуть ли не весь Тибр. Бедный папа, подумалось мне, только на приеме такой оравы можно запросто разориться! А ведь ее потом придется еще и кормить. Надо будет подарить ему еще один рубин, потому как Илья незадолго перед моим отплытием занялся созданием установки зонной плавки, и, значит, скоро австралийские драгоценные камни перестанут быть невосполнимым ресурсом.

К полудню роскошный паланкин с королем, который тащили два десятка каких-то здоровенных арабов, прибыл на площадь Святого Петра, где его встречал сам папа. Немалая честь, коей, как мне сказали, последние пять лет вообще никто не удостаивался в силу слабого здоровья понтифика. Ну а тут, почувствовав хоть и небольшой, но все же прилив сил после моей терапии, он, поддерживаемый под руки кардиналами, вышел на улицу.

Тара испанского короля оказалась сделанной наподобие матрешки, то есть из паланкина были извлечены нормального размера носилки с балдахином, которые и потащили в помещение всего четыре человека. Под клинику было выделено три средних размеров зала Апостольского дворца, располагавшегося на той же площади.

По моему требованию все провожающие были отсечены еще на входе, причем не обошлось без небольшого скандала. Жена короля, Мария-Анна Пфальц-Нойбургская, желала непременно видеть, что будут делать с ее супругом! Причем она заявляла о своих правах удивительно визгливым и противным голосом, да и внешность имела на редкость склочную, так что я, где-то с минутку послушав ее вопли, доверительно заявил папе о недопустимости подобных притязаний. Понтифик меня поддержал, и стервозную бабу оттерли.

Посреди зала, где должно было начаться лечение, уже стояла роскошная кровать без крыши и с чистейшими простынями, на которую и был сгружен пациент. После чего носильщики удалились, и остались только действующие лица, то есть мы с Карлосом и по одному человеку от каждой заинтересованной стороны. Испанию представлял кардинал Портокарреро, а про всех остальных я уже рассказывал.

В зале повисло напряженное молчание. Однако король был уже в сознании, хотя большую часть пути провалялся чуть ли не в коме. По моим сведениям, два-три дня назад он должен был почувствовать себя чуть лучше, а через две недели и вовсе встать, так что за его жизнь я особо не волновался. Если уж духовнику не удалось залечить его до смерти регулярными экзорцизмами, то мне-то куда с моими скромными умениями и навыками!

Карлос, как я уже говорил, пришел в себя и теперь смотрел на меня с некоторым испугом. Кажется, здешние медики не одевались в белые халаты и уж тем более не перепоясывали их ремнем с открытой кобурой, из которой торчала рукоять парабеллума, но ничего, пусть король помаленьку привыкает.

Иннокентий прочел краткую молитву и перекрестил нас с королем, давая понять, что можно приступать к процедурам.