К сожалению, второй образец, который здесь назывался не «Щ», а «К», то есть «крейсер», пока наличествовал в виде недостроенного остова. И, глядя на него, я подозревал, что, когда это устройство все-таки будет спущено на воду, до настоящего подводного крейсера ему окажется даже дальше, чем до Пекина раком.

С торпедными катерами пока дело обстояло так себе из-за отсутствия достаточно мощного бензинового двигателя, но он был уже близок к серийному производству – ведь на него не накладывались такие жесткие весовые ограничения, как на авиационный. В общем, у меня потихоньку теплилась надежда, что в случае чего мы сможем достойно встретить японцев не только на суше, но и на море. Если, конечно, эти встречи будут происходить не очень далеко от наших берегов. Вот только деньги, деньги-то где на все это брать? Я ведь не из-за хорошей жизни принял решение влезть в историю с французскими займами.

Разумеется, вышеописанная возня никак не могла обойтись без, так сказать, родоначальника русского подводного флота, то есть Джевецкого. Правда, Степан Карлович уже девятый год жил во Франции, появляясь в России только наездами, но ему это нисколько не мешало. Тут я был полностью согласен, ибо, с моей точки зрения, свою задачу он выполнял безукоризненно. Состояла она в том, что его поделки служили неплохим объяснением для публики – а что за устройства в обстановке высокой секретности строятся на Ладоге?

Да уж, идеями господин Джевецкий просто фонтанировал, причем иногда даже не тратя времени на дорогу, прямо из Парижа. А воплощал их в жизнь его ученик и последователь мичман Сергей Янович.

Очередная идея, присланная из Франции, была проста, как мычание, и столь же прекрасна. В свое время Джевецкому так и не удалось сделать нормальную электрическую часть для создаваемых лодок. Там постоянно что-то отказывало, дымилось и горело. Так вот, Степан Карлович решил – а ну его в пень, это электричество! Больно уж сложная вещь, не для простых умов. Обойдемся одним бензиновым или нефтяным двигателем.

И, значит, с одной из старых лодок сняли все электрооборудование, а на освободившееся место был кое-как впихнут нефтяной движок от компрессора из тех, что работали на строительстве Транссиба. Причем, что интересно, Янович без всяких подсказок с моей стороны самостоятельно изобрел шноркель! Все правильно, без него такая лодка вообще существовать не могла.

Так вот, на корпус присобачили две трехметровые трубы – спереди перископ, сзади шноркель. И она, значит, могла полностью погружаться в воду, оставляя на поверхности только кончики этих труб. Глубже, естественно, не получалось. Для стабилизации глубины погружения использовали доработанный механизм от торпеды.

Самое интересное, что лодка действительно плавала именно так, как предполагалось! И за все время испытаний не только ни разу не попыталась потонуть, но даже произвела успешные запуски торпед из-под воды. В общем, она вела себя так, как и было задумано – во всяком случае, мной. В том смысле, что этот аппарат гармонично сочетал в себе недостатки миноносца, торпедного катера и подводной лодки, не обладая почти ни одним из их достоинств. То есть у Джевецкого с Яновичем в этом смысле получился буквально шедевр, которым уже заинтересовались во Франции. А я подписал бумаги на изготовление опытной партии в количестве пяти штук, благо стоимость их была копеечная.

Но, к сожалению, про все остальные работы ничего даже отдаленно похожего сказать было нельзя, и на меня периодически накатывали грустные мысли – а где бы раздобыть еще денег? Причем лучше сразу много, мелочь вроде той, что заплатили Марине при вербовке, тут не поможет.

Как часто бывает, решение пришло с неожиданной стороны.

Владимир Ильич закончил свой проект отмены черты оседлости в России и передал его Столыпину, а тот составил список желательных коррекций и явился ко мне на доклад.

– Расскажите вкратце, Петр Аркадьевич, что вам тут не нравится, – предложил я.

– Недостаточная проработанность финансовой части проекта.

Я был несколько удивлен. С моей точки зрения, ее там вообще не было! Финансирование от Ротшильдов шло будущему Ленину, а расходы по претворению проекта в жизнь должен был определить сам Столыпин.

– В чем же?

– Не предусмотрено механизма ускорения процесса, а также изменения порядка очередности по регионам.

До меня начало потихоньку доходить.

– Так вы что, собираетесь брать за это деньги?

– Разумеется. Не задаром же раздавать ваши милости! Не поймут-с, особенно евреи.

– Так ведь богатых черта оседлости все равно не затрагивает, а с бедных нечего взять.

– Зато богатым нужно повышение авторитета в общинах, и они готовы за это заплатить. А ускоренная или даже внеочередная отмена черты оседлости вызовет настоящий взрыв энтузиазма. В очередь выстроятся господа банкиры, чтобы успеть дать деньги раньше соседей.

– Хм… возможно, и получится. Вы это собираетесь проводить через кабинет министров?

– Да, императору лучше быть выше подобных мелочей, к тому же могущих вызвать неоднозначную реакцию. И позвольте вопрос – в отношении старообрядцев что-нибудь похожее планируется? Среди них тоже немало довольно зажиточных людей, болеющих душой за дела общины. Есть даже банкиры.

– Пожалуй, не будем повторяться, шаблоны не всегда полезны. Пусть лучше они сами проявят разумную инициативу. У вас среди старообрядцев знакомые есть? Тогда прикиньте, что почем, и сообщите им, что они могут готовить делегацию к моему величеству с прошением. С расценками разбирайтесь сами, я в этих делах не очень компетентен. Вот только небось в Синоде поднимут вой… ничего, им конкуренция пойдет на пользу, а то вконец зажирели на монопольных хлебах, совсем мышей не ловят. Короче, Победоносцева я беру на себя. Как намекну, что деньги, если их не дадут евреи и староверы, я вытрясу из него, мигом начнет мыслить в правильном направлении. Да, чуть не забыл – пять процентов от полученных сумм кабинету министров в неподотчетные фонды, три – лично вам. Хватит или мало?

– Хватит, Александр Александрович.

В общем, укрепление веротерпимости оказалось довольно прибыльным делом. Кроме платежей Столыпину, еврейская община Москвы пожертвовала на развитие флота триста тысяч рублей, а небезызвестный Савва Морозов – еще двести. Возможно, это было просто совпадение, но после щедрых пожертвований достройка лодки типа «К» заметно ускорилась.

К сожалению, среди лиц, желающих сразу после моего возвращения сделать развернутый доклад, не было главы разведуправления Редигера. Просто потому, что более или менее достоверные сведения о том, что же сейчас происходит в Южной Африке, у него пока отсутствовали. Однако мне такое положение дел не очень нравилось, поэтому я вызвал Александра Федоровича в Гатчину и задал два вопроса: почему и доколе?

– Ваше величество, вы же сами запретили использование радиостанций в местах, где они могут попасть в чужие руки. Южная Африка – это как раз такое место, вне всяких сомнений.

– Мой запрет касался русских радиостанций. Что мешало приобрести для Максимова немецкую? «Телефункен» делает не сказать чтобы совсем уж хорошие, но все-таки работоспособные радиостанции.

– В бюджете управления не предусмотрено средств на покупку радиостанций за границей и обучение персонала для работы на них.

– А где ваши возмущенные докладные записки на эту тему? Эх, Александр Федорович, я ведь собирался вам генеральские погоны преподнести, но теперь меня что-то обуяли сомнения. Ладно там юг Африки, но ведь если из Кореи сведения будут неделю доходить до Владивостока, во весь рост встанет вопрос о вашем служебном соответствии. Сколько вам понадобится времени для исправления нынешней совершенно нетерпимой ситуации?

– Месяц, ваше величество.

– Долго. Значит, через три недели жду вас с докладом. Постарайтесь меня не разочаровать, это в ваших же интересах.