Вообще-то Сергей не очень любил собак из-за их склонности обгавкивать едущие велосипеды. Причем некоторые даже пытались кусаться, что и вовсе не доставляло никакого удовольствия будущему царю. Попав в прошлое и заняв трон, Новицкий начал подумывать о том, чтобы завести кота, но пока все как-то не доходили руки. «И сейчас, похоже, тоже не дойдут, – вздохнул император. – Ибо кота трудно будет приучить лаять на запах керосина, а собаку – наоборот, очень легко. Только надо выбрать самую мелкую, чтоб у нее, скотины, было поменьше возможностей кусаться. И, значит, гости будут подвергаться обнюхиванию на входе и на выходе, а его результаты зафиксируются в специальном журнале. Если пришел без запаха, а уходишь с ним – то тут все ясно. Как говорится, тебя посадят, а ты не воруй. И хорошо бы использовать разоблаченных воришек так, чтобы они приносили пользу делу дальнейшего развития добычи и переработки нефти. Да, но на перегонный заводик их отправлять нельзя, а то ведь придется ликвидировать по окончании срока, что, пожалуй, будет все-таки слишком. Ссылать в Баку не стоит по той же самой причине. А что там Кристодемус собирался выдать за керосиновое сырье? Моржовое сало! Значит, отправляем ворюг на самый север Архангелогородской провинции. И срок определяем не в годах, а в моржах, которых осужденные должны забить голыми руками. Интересно, морж крупнее или меньше тюленя? Да какая разница», – вздохнул молодой человек, ибо размеры тюленя он тоже представлял себе весьма смутно. Но все же сказать, что он вовсе ничего не знал о моржах, было бы преувеличением. Как-никак императору с детства было известно выражение «хрен моржовый».

«Однако собака – это будет только первая линия обороны, – продолжил размышления Новицкий. – И одной ей не обойдешься. Впрочем, во всех дворцах – достаточно высокие потолки. И, значит, лампы надо крепить именно к ним, а не к стенам, причем повыше. Так, чтобы до них было не допрыгнуть. И пусть охрана не пускает гостей со стремянками. В общем, даже так появляется уже надежда, что керосин не испарится в первый же вечер, а потом, может, удастся придумать и еще что-нибудь».

К концу июля слухи о чудесных лампах, коими освещался второй этаж Летнего дворца, уже вовсю гуляли по Петербургу. А когда царь собрался устроить в честь Фридриха большой прием в Зимнем, где на время этого мероприятия тоже должны были появиться керосиновые лампы, от желающих туда попасть не было отбоя.

Император даже не удивился, когда одна лампа погасла задолго до окончания мероприятия, а ее исследование показало, что керосина в ней нет. Собачий контроль ничего не дал, гости все пришли без лестниц…

«Да как же этот ворюга ухитрился», – недоумевал император. Это стало ему настолько интересно, что он, переборов нелюбовь ко всяким официальным мероприятиям, решил через неделю устроить еще один такой же прием на том же самом месте.

Уже на следующий день у Новицкого появилось подозрение, почему керосин слили именно из этой лампы. Она висела в боковой комнате, примыкающей к ассамблейной зале, и в момент начала танцев это помещение наверняка пустовало. Кроме того, лампа свисала чуть пониже двух других. Немного, сантиметров на пятнадцать, но, видимо, для вора это оказалось критично. «Ладно, – подумал император, – а приподнимем-ка мы ее сантиметров на пять – что будет? И еще надо прикинуть, как организовать незаметное наблюдение. Вот, например, куда ведет эта дверь – в какой-то закуток? Отлично, осталось только снабдить его небольшим перископом».

Всю официальную часть приема император провел как на иголках, хотя в потайном закутке и дежурил Нулин. Но наконец она кончилась, и объявили танцы. Елизавета давно знала, что ее Петенька танцевать не любит, поэтому и не обратила на его исчезновение особого внимания. Царь же почти бегом метнулся в комнату с лампой, а из нее – в закуток.

– Никого тут не было! – доложил старший комендант.

– Хорошо, иди, понаблюдай за гостями, а я пока здесь посижу.

Сергей настроился на длительное ожидание, но уже минут через пять в комнату вошла девушка. Оглянулась, а император оглядел ее. Ничего так, довольно миловидная, но явно не из богатой семьи. Такие юбки, как у нее, вышли из моды еще лет пятнадцать назад, небось за матерью донашивает или старшей сестрой. Сейчас они начинаются от талии, а эта доходит аж до груди, из-за чего дама выглядит несколько странно – как колокол с головой, руками и почти полностью открытой грудью.

Девушка тем временем глянула вверх, подошла прямо под висящую немного ниже других лампу, чуть присела… а потом Новицкий даже не сразу понял, что произошло. Посетительница, упершись руками в бока, вдруг одним ловким движением выпрыгнула из юбки. Выпрямилась, стоя на ней, а странная юбка продолжала стоять так, как будто была не из тряпок, а по крайней мере из дюраля!

Гостья тем временем подняла руки вверх, вытянулась, привстала на цыпочки… но ей не хватало как раз тех пяти сантиметров, на которые была укорочена цепочка лампы. То есть до низа девушка доставала, а до пробки – нет.

Вид, между прочим, воровка имела весьма импозантный. Дело в том, что под юбкой-пьедесталом у нее, оказывается, вообще ничего не было. Верхнюю же часть платья изображало нечто вроде короткой маечки, не доходящей даже до пупка.

Император привстал, собираясь явить гостье свою особу, но она то ли что-то услышала, то ли почувствовала, и, сдвинув ноги, мгновенно провалилась внутрь своей юбки. Так что, когда Новицкий появился из-за двери, глазам его предстала вполне пристойная картина. Дама сделала что-то вроде книксена и пораженно вскрикнула:

– Ваше величество? Я глазам своим не верю! Какая приятная неожиданность!

– Да ты не очень старайся, я все видел, – усмехнулся Сергей. – Кто же это тебе такую юбку интересную сделал?

Девушка так побледнела, что это было видно даже в не столь уж ярком свете трех керосиновых ламп.

– Жду ответа, – напомнил император.

– Никто, ваше величество, я сама… – потерянно прошептала пойманная с поличным.

– Что?! Сама, говоришь? А ну-ка вытряхивайся. Ну быстро выпрыгивай обратно, неужели не ясно?

Не медля ни секунды, девушка исполнила царское повеление. Затем, видимо, не совсем правильно поняв его мотивы, попыталась призывно улыбнуться, но это у нее получилось как-то не очень – улыбка вышла скорее испуганной. И потянулась к застежкам своей маечки, но тут ее ждал облом. Император заглянул внутрь юбки, хмыкнул, приподнял ее, потом упер в пол и сильно надавил. Поднял голову и поинтересовался:

– Точно сама? Тогда скажи мне, из чего и каким способом сделаны вот эти круги, кои придают ей форму.

– Они называются шпангоуты, ваше величество. Сделаны из гнутых над паром буковых реек. Стрингеры – березовые, усиливающие уголки – сосновые.

Открылась дверь, ведущая в коридор, и в комнату зашла цесаревна. От увиденной картины она потеряла дар речи, но быстро пришла в себя и вопросила:

– Что тут происходит?!

– Тут, Лиза, у нас с тобой керосин воруют, причем довольно интересным способом, – весело отозвался Новицкий.

– Как? И кто это такая?

– Девушка, представьтесь, пожалуйста. Что? Дорогая, это какая-то Елена с неразборчивой фамилией. Как воровала? Лена, бери юбку и еще раз продемонстрируй нам с цесаревной свой метод неправедного заимствования керосина.

Показ произвел на цесаревну сильное впечатление, по завершении его она даже не сразу сообразила закрыть рот. Но потом все-таки опомнилась, покачала головой и, приподнявшись на цыпочки, прошептала на ухо императору:

– Петенька, а ты можешь ее не очень строго наказывать? Я тебя прошу.

Если бы на месте Елизаветы был кто угодно другой, то он наверняка бы услышал ответ: «Да я ее вообще наказывать не собираюсь». Однако цесаревна редко о чем-нибудь просила, а когда это все-таки случалось, то после выполнения просьбы она ближайшей же ночью пылко и изобретательно выражала свою благодарность. Так что Сергей сделал вид, будто задумался, после чего изрек: