На этом этапе моих размышлений музыкант начал петь. Я привычно закрыла глаза, позволив музыке и голосу увлечь меня в свое измерение.

Ох, Мидьяр. Какой же ты волшебник… Хрипловатый голос. Мягкие переборы струн и новая картина перед внутренним взором.

О разном.

О жизни, о мечте и реалиях.

О том, что мы не выбираем судьбу, но можем изменить жизнь. Носим маски, играем спектакли одного актера, пробуем себя на режиссерском поприще. И некоторым даже удается… И тогда появляется возможность привлечь в свою пьесу кого-то еще…

Я приоткрыла глаза и из-под ресниц наблюдала за Искусником. За тем, как огненные искры от светлячка пляшут в алой роскоши волос, играют янтарем в чуть более светлых, чем основная масса, косичках. За тем, как в глазах цвета полночного неба гаснут золотые звезды и радужка принимает тот самый бархатный синий цвет, в который окрашивается небосвод в самое темное время суток; как по резкому лицу пробегают эмоции, принося понимание, насколько больше меня он видел. Сейчас Ярр не казался молодым парнем. В зрелости сидящего напротив ленейри нельзя было усомниться ни на секунду.

Мидьяр обжег меня пронзительным взглядом.

О да… Шутом нашему Искуснику и правда быть выгоднее. И потом все неприятно удивляются, когда у таких вот балагуров внезапно исчезает из глаз веселье, а из голоса смех, который заменяется сталью твердо принятого решения. И зубы у них в три ряда обнаруживаются…

Выгоднее… все верно, Ле-Кинаро. Все верно.

Последние отзвуки давно стихли, но в комнате все еще стояла тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине.

– М-да, – первым нарушил молчание Лирвейн. – Вот так и живем.

– Кстати, по какому поводу праздник? – Я кивнула на бутылку с эликсиром на столе. – Да еще такой… не особо веселый.

Аэрлис встал и налил мне сока, а остальным заново наполнил бокалы и пояснил:

– Дело в том, Аля, что нас всех вытянуло из родных миров примерно в одно время. И когда мы познакомились и узнали об этом, то все вместе напи… хм… посидели. С тех пор это стало своеобразной традицией. – Он сел обратно в кресло, немного покачал жидкость в бокале и отпил. – Мидьяр играет, а мы разговариваем или просто молчим.

Хранитель Грез встряхнул волосами, и насыщенный кроваво-алый цвет, что властвовал в его гриве секунду назад, стал светлеть, уступая место золоту и меди.

– Что-то мы совсем загрустили! А с нами дама, ей скучать нельзя! – Синеглазый подмигнул мне.

– Дама не скучает, – с улыбкой заверила я музыканта, поставила бокал обратно на столик и обвела любопытным взором высокую компанию. – Надеюсь, я не мешаю?

– Нет, – ответил Лир. – На удивление, нет дискомфорта от постороннего присутствия…

– А что, Ро к вам не присоединяется? – поинтересовалась я, решив пропустить мимо ушей непонятную фразу блондина. – Эта фейри по определению не может быть лишней.

– У Ровены весьма своеобразные принципы, – задумчиво проговорил Ас. – Она уважает право других на частную жизнь. И вот такие вечера она почему-то отнесла именно к этой сфере. Хотя мы всегда рады видеть нашу танцовщицу.

– У Ро вообще странные понятия о частной жизни и допустимом пределе вмешательства в нее, – поморщился Лир. – Как, впрочем, и у любого фейри.

– Ярр, спой еще, – осмелела я и просительно взглянула на Искусника.

– Не-а, – покачал головой волшебник, а потом привстал и протянул мне гитару.

Ничего не оставалось, кроме как принять инструмент. Беспомощно посмотрела на мужчин, но наткнулась только на любопытные взгляды. Асгард и Аэрлис ранее не видели меня с гитарой, Ярр лукаво сверкал синими глазами, в задумчивом же взоре Лира было только серое море, на сей раз спокойное. А в воде так сложно что-либо увидеть, кроме своего отражения…

– Спой, – кивнул беловолосый.

– Но… – растерянно начала, не зная, как объяснить, что тогда решилась только потому, что Ярр задел мою гордость. Сейчас же этого никто не стремится сделать. Но… четверо мужчин, а более-менее спокойно я себя чувствую только в компании Ярра. Сталь и Тьма вообще темные лошадки.

Пока в голове скакали эти мысли, я сжимала внезапно вспотевшей ладонью гриф гитары и уже подбирала слова для корректного отказа. На судорожно сжатые пальцы легла теплая смуглая ладонь, и по телу прокатилась приятная волна, оставляя после себя какое-то радостно-искристое ощущение. Всю неуверенность и стеснительность как смыло. Удивленно посмотрела на отстранившегося Лира, но тот только ободряюще улыбнулся. Эм… что-то он подозрительно благостный. Впрочем, задумываться о причинах поведения Водника сейчас не хотелось. Потому как идея спеть теперь казалась если не гениальной, то весьма достойной! Даже песня вспомнилась.

Улыбнулась присутствующим, подмигнула в ответ Мидьяру и прижала гитару к себе. Пробежалась пальцами по струнам и недовольно покачала головой. Давно не играла, все мозоли сошли, пальчики нежные стали. Будет больно. Но ведь оно того стоит? Стоит!

Первые звуки отозвались в тишине комнаты резким боем. Я прикрыла глаза, отгораживаясь от зрителей, вступая во тьму своего воображения. Пока во тьму… Прогнала рисунок мелодии по кругу, вспоминая аккорды, и как только поняла, что все помню, открыла глаза и, глядя поверх голов собравшихся, начала. Мечтать? Погружаться?

Ярр научил меня и этому. В любое дело надо погружаться с головой. Гореть им. Если ты поешь, то уже не тут. Ты – там. Там, где слышен шелест крыльев за плечами, там, где теплые воздушные потоки держат в невесомости, там, откуда можно увидеть мир. Свою страну. И свою ли? Она и правда не моя… Моя, небольшая, что была центром мироздания, осталась позади, а та, на престол которой сейчас прочат, еще не приняла… Птицы не всем даются в руки. А те грязные лапки, что порой тянутся к яркому оперению ее высочества Александры, оборвать временами хочется.

Когда закончила, передала инструмент Искуснику. Мидьяр рассеянно погладил деку и вопросительно на меня посмотрел:

– Птичка, значит?

– Птички разные бывают, – с усмешкой добавил Лирвейн.

– Согласна, – качнула головой я. – Бывают певчие в клетках. Для красоты и престижа. Бывают серые и почти незаметные. Но они или очень красиво поют… или просто полезные. Но часто о последнем знают только хозяева птичек. Но если пернатая достаточно хищная, то она становится независимой. К таким бы я отнесла Коршуна.

– А еще? – Лир откинулся на спинку кресла и с любопытством посмотрел на меня. Странный он сегодня…

– Хм… – Потянулась к своему полупустому бокалу, качнула, полюбовалась на рубиновые переливы «Ардагора» и продолжила: – Падальщики еще встречаются… Крайне неприятные… так и хочется оперение проредить. Лорд Гадис, к примеру.

Я поняла, что назвала Синего придуманным прозвищем, только когда в комнате раздалось тихое фырканье, которое спустя несколько секунд переросло в сдержанный смех. М-да. Уже несдержанный.

– Кто-о-о? – выдохнул Мидьяр.

– Адис Вермен, как понимаю, – за меня ответил Лир.

Я взглянула на столь веселого сегодня Водника и подавила желание поинтересоваться его здоровьем. Психическим. Интересно вот, а что меня завтра ждет. При таком-то сегодняшнем раскладе. Опять из крайности в крайность?

– Он, – осторожно подтвердила я.

– А за что ты так приласкала несчастного? – полюбопытствовал Аэрлис, откинув упавшую на лоб черную прядку.

Я невольно вспомнила, как мы с ним познакомились, и не удержалась от улыбки. Бедная Мариоль… Кстати, оборотень ей своего унижения пока не простил и в ближайшем будущем альтруизмом страдать не собирается… Ну что ж, за любовь надо платить! Даже к котам.