Глядя на него, Михаил Андреевич не смог сдержать удивления:

— Василий Тихонович, а вы здесь какими судьбами? — обратился к нему он, когда они поравнялись.

А история появления этого высокого армейского чина у нас в колхозе была и впрямь интересной.

Всё началось с диссертации, которую я активно писал, параллельно составив хороший план питания для сына Людмилы Николаевны, а также ещё для нескольких парней, адреса которых я получил в местном военкомате. К сожалению, с такой проблемой, как у Юры, столкнулся не он один, и я собирался помочь им всем пройти медицинский осмотр, может быть не к этому весеннему призыву, но хотя бы к осеннему.

Результаты не заставили себя долго ждать, и буквально через месяц парни уже прибавили по два-три килограмма.

С информацией об этой первых успехах я поехал в военный комиссариат Ульяново, чтобы лично заверить их в том, что ещё через несколько месяцев парни, которых чуть было не признали негодными, наберут необходимый для службы вес.

В ответ же мне подтвердили, что до этого момента, моих потенциальных призывников никто из списка не исключит.

Таким образом началось моё знакомство с местными армейскими структурами и чиновниками.

Далее мне пришлось мне отправиться в Тулу. Ехать решил на машине, морально готовясь к долгой и скучной дороге. Взять всю семью с собой я не мог, зачем ребёнку маленькому в машине трястись. Да и планы у меня не для семейной вылазки. После встречи с начальником воинской части лучше будет домой отправиться, без так называемых прогулок по городу.

Так бы и поехал один, если бы Витька сам не навязался. Он сначала крутился вокруг машины, пока я готовился к поездке, а стоило услышать, как мы с Машей про воинскую часть речь завели, как тут же подлетел к нам и принялся напрашиваться. Что ж, мальчик он тихий, проблем не вызывает, а вдвоём всё же веселее.

В дороге Витя попросил у меня совета, сославшись на весьма сложную ситуацию. Он снова вернулся к разговору о том, что в школе есть некая «банда» из трех ребят, которая то и дело донимает всех вокруг, порой переходя все грани дозволенного.

— Я с Игорем пытался поговорить, он же их сам собрал, а значит имеет авторитет среди них, — продолжил Витька.

— О, хочешь сказать, что это он дома такой тихий, а сам в школе на детях отрывается? — я тут же навострил уши. А ведь мне казалось, что наш визит в колонию дал свои плоды и парень унялся.

— Нет, он и в школе больше никого не трогает, — заверил меня Витя, — изменился он сильно, вот я и подумал, что поможет со своими ребятами разобраться.

— А он что, отказался?

— Отказался, — ребёнок с досадой опустил голову, — он сказал, тут силу применять надо. Стоит одному кулаком указать на его место, а другие всё и без драки поймут. Вот только не хочет он во всё это ввязываться и так много хлопот семье принёс, так что и обсуждал со мной эту тему нехотя. Говорит их это дело, но уже не его. Так что теперь я не знаю, что делать.

— И учителя ничего не предпринимают? — собственно, можно было и не спрашивать. В одной школе детей столько, что за всеми и не уследишь. И если бы только это было причиной их равнодушия.

— Ничего. Всё, как и там, — он старался даже не вспоминать о детском доме, однако, если речь заходила про это неприятное место, он предпочитал говорить «там», и вся семья уже понимала, что Витя имеет в виду, — и почему только люди такие жестокие? За это я и люблю книги, здесь они чаще всего добрее, — он взял в руку книгу, которую периодически читал, пока мы ехали.

— Драться и выяснять кто сильнее не нужно, мы же люди, а не животные. Тут следует иначе поступить.

— Вот про это я и хотел спросить, — с надеждой взглянул на меня Витька.

— Я полагаю, что все беды от безделья. Донимать других — это их развлечение, может быть даже общее увлечение, так сказать, то, что их сплачивает. Да и к тому же, не всем детям эмпатия знакома, её развивать надо. Поэтому они и такие злые.

— Эмпатия? — с интересом переспросил Витя.

Вот опять. Всегда разговариваю с ним как с взрослым. Даже сам того не понимая, слова использую сложные, хотя… оно и хорошо. Будет богатый словарный запас у парня.

— Это способность понимать чувства других. Например, сочувствовать им или наоборот, разделять радость. Иными словами, умение поставить себя на место другого, но происходит это моментально, напрягать голову не нужно. Вот скажи, почему ты помочь решил?

— Потому что я знаю, какого это — когда над тобой издеваются, портят вещи, а всем вокруг всё равно. Им даже в школу идти, должно быть, не хочется, вот мне бы не хотелось.

— Верно. Ты ведь испытал это на себе, поэтому знаешь, что чувствуют другие.

Витя показал мне выпуск журнала «Роман газета»

«Последнее лето»

С недавних пор он увлёкся произведениями о событиях Великой Отечественной Войны. Первые две книги буквально проглотил, пришлось срочно искать для него третью часть. Но получилось найти её только в журналах, так как книги буквально сметались с полок, и мне пока не повезло.

Как же он был ошеломлён, когда узнал, что издали последнюю книгу с промежутком в девять лет. Скрывать не стал, подобное ожидание оказалось бы довольно мучительным для него.

— Когда я читаю книги, то тоже испытываю эту… эмпатию. Получается, её можно развить через чтение? Или чужой опыт, о котором нам рассказывают? — быстро догадался малец.

— Верно, — довольно согласился я.

— Безделье и нехватка эмпатии… — задумчиво прошептал Витя, смотря в окно прямо на лес.

Он долго разглядывал природу, видимо, размышляя о нашем разговоре, после чего отвлёкся на чтение.

Прошло около часа. Он закрыл журнал, прямо на последней странице со слезами на глазах. Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Да, сам читал, понимаю его чувства. Очень сильная книга.

Неожиданно для меня он заговорил:

— А ведь в лесах до сих пор лежат тысячи солдат, — его голос звучал как никогда по-взрослому, — баба Нина, вон, до сих пор ждёт, пока мужа её найдут. Мечтает похоронить его, покуда сама жива.

— Куда больше, чем тысячи. К сожалению, поиски сильно затянутся, ты уже и сам видишь, и я говорю не об одном десятке лет, — даже в современности, спустя более семидесяти пяти лет, неравнодушные люди продолжают находить останки защитников.

— Но почему? — возмутился он, — разве это так сложно?

— Их тела ищут такие же люди. Прошло уже много лет, и да, дело это непростое. Сначала изучают сведения и карты боевых действий, необходимо ведь узнать, где территориально стояли советские полки, что делали, куда перемещались, было ли сопротивление. А ещё, в некоторых местах до сих пор опасно ходить. Нам самим буквально недавно лес разминировали. И это спустя столько лет!

— Тогда получается, что у нас в лесах уже ведутся поиски?

Ответить на этот вопрос оказалось нелегко. Несмотря на то, что лес всё же разминировали, и часть останков мы нашли и захоронили в нашем Сквере Памяти, желающих заняться новыми поисками было крайне мало. Причиной тому, скорее всего, оказалось отсутствие некого организатора. Здесь ведь никак не обойтись без обученных должным образом военных, несколько да нужны. Отправлять простых людей, не обладающих знаниями, крайне опасно. Кто знает, вдруг где-то да пропустили мину? Ближайшее к нашему колхозу военное инженерное училище располагалось как раз в Туле.

— А может мы сможем договориться с ними? Я уверен, что многие люди захотят поучаствовать в поисковых отрядах, даже старшеклассники! Это же благородное дело. Кто, если не мы? — воодушевлённо заявил Витя, — А ещё мне кажется, что всем этим можно занять молодёжь и помочь им развить эту… эмпатию!

Что ж, Луценко Василий Тихонович, начальник части, встреча с которым у меня намечалась, был фронтовиком, а значит эта тема ему крайне близка. Насколько я слышал, из трёх сыновей он оказался единственным, кто вернулся домой. Я решил поговорить с ним, но за результат этого разговора не ручался.