— Но ты даже не попытался! — возмутилась я, позабыв о собственных сердечных ранах. — Она ведь твой единственный близкий родственник! Нельзя же теперь до конца жизни просто делать вид, будто ее не существует!

Люций упрямо сжал зубы и продолжал путь в молчании. Убедившись, что он больше не хочет ничего сказать, я только расстроенно выдохнула:

— Ну и демон с тобой, — и пошла дальше.

Но когда мы уже спустились в просторный холл факультета и собирались вернуться в общежитие тем же путем, которым пришли — по улице, — из двустворчатых дверей, ведущих в главный корпус, внезапно показались Вортон и Лэшел. Ну вот, только их сейчас не хватало! Ну почему мы не могли уйти отсюда на несколько секунд пораньше?! Ведь не отвяжутся сейчас, потребуют подробного описания, что произошло, а Лэшел еще будет стоять рядом и презрительно молчать! Ведь и в смерти Сида наверняка все преподаватели винят меня — убить-то меня пытались, а одногруппник просто оказался не в то время и не в том месте!

Последняя мысль окончательно испортила мне настроение, и я обреченно остановилась посреди облицованного мрамором холла. Декан моего факультета и его заместитель меня заметили и сейчас целенаправленно двинулись в мою сторону. Однако вместо осуждения Вортон нормальным, человеческим тоном спросил:

— Студентка, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, магистр. Благодарю.

— Вы сейчас от Леннокса? — Вортон окинул цепким взглядом сначала меня, потом Люция. — И что? Вы считаете, что виновник случившегося — он?

— Нет, магистр.

— Вереантер начнет разбирательство?

Ах вот что их интересует на самом деле! Тоже понятно: меньше всего магам хочется, чтобы по академии бродили вампиры, выискивая виновных и нервируя народ. Магистры-то думают, что я уже успела нажаловаться Адриану и тот ради меня перевернет вверх дном весь Адэр, разыскивая виновных…

— Не беспокойтесь, магистр, — вежливо и предельно корректно ответила я. — Ничего не будет.

Вортон посмотрел вопросительно, но я старательно сохраняла на лице спокойное и благожелательное выражение — мол, понимайте, как хотите. Наконец, сообразив, что в гляделки я его переиграю — в другой ситуации я не вела бы себя так вызывающе, избегая ненужных конфликтов, но сейчас мне внезапно стало все равно. Декан вздохнул.

— Ладно. Идите, студентка, к себе, отбой был полчаса назад.

Он направился к лестнице, и я хотела уже толкнуть дверь на улицу, но тут внезапно меня остановил магистр Лэшел, который до этого момента стоял рядом с начальником и за все время не сказал ни слова. Я подняла голову — Лэшел был бледен (наверняка в стычке с призраками досталось и ему), но в остальном успел уже полностью прийти в себя, а также переодеться и причесаться — одежда была чистая, а волосы собраны в аккуратный хвост. Серьга с когтем мантара тоже висела на своем месте. Ожидая каких-нибудь обвинений в свой адрес, я уже приготовилась было резко отвечать, но вместо этого магистр вдруг сказал:

— Мне кажется, я должен попросить у вас прощения, студентка.

Я воззрилась на него в немом изумлении, потеряв дар речи. В Лэшела что, кто-то все-таки вселился?!

— После сегодняшнего… — Он поморщился, но твердым голосом продолжил: — После этого происшествия я подумал, чьей бы родственницей вы ни были, подобной участи вы точно не заслужили. Я был к вам слишком несправедлив.

— Ничего страшного, — ошарашенно пробормотала я, глядя на него во все глаза. — Мне не впервой…

Он как-то неловко кивнул и поспешил за Вортоном, тот уже успел дойти до второго этажа. Я взглянула на сохранявшего каменное выражение лица Люция… и улыбнулась, чувствуя, как камень у меня на душе, связанный со смертью Сида, становится легче.

По возвращении в комнату мне еще пришлось выслушать поток вопросов, восклицаний, охов и ахов от Бьянки и рассказать ей хотя бы вкратце о случившемся, и спать я ложилась выжатая, как тряпка. А на следующий день занятия возобновились в том же режиме, что и обычно, хотя нашей группе это и казалось чем-то противоестественным. Олаф и Жан пришли в себя к следующему утру, но предпочли лишний день полежать в лазарете, так что на растерзание всей изнывающей от любопытства и сочувствия академии остались мы с Марком вдвоем. Особенно на нас наседали Кадма, Луиза и Ник, так что уже к обеду обычно сдержанный в эмоциях Марк весьма грубо высказался, что они могут сделать со своими вопросами. Я всем своим видом выразила полное согласие с ним, и все трое наконец-то отстали.

Утром, сразу после завтрака ректор объявил общее собрание всей академии, на котором изложил официальную версию случившегося, по которой магистр Леннокс не являлся виновником трагедии, а все происшедшее было несчастным случаем. Однако, чтобы ситуация не повторилась, занятия вне академии откладывались на неопределенный срок — до того момента, пока не будут проверены все артефакты, используемые в подобных «выездах». Сида должны будут похоронить, как только в Адэр приедут его родители.

Студенты взволнованно перешептывались и бросали на нас — участников стычки с призраками — жадные взгляды. Магистры озабоченно хмурились и тихо переговаривались между собой, Кириан сохранял вид торжественный и печальный, как подобает случаю, Леннокс выглядел так, словно его позвали на торжественную линейку первокурсников в начале учебного года, где никогда не бывает ничего, стоящего внимания. Его поведение казалось большинству обитателей академии, включая и студентов и магистров, совершенно циничным, и, с учетом того, что всем факультетам уже было известно о его методах обучения, про него стали говорить, что он намеренно допустил смерть одного из студентов. «Хоть бы сделал вид, будто переживает! — процедила сердито на собрании Луиза, глядя на некроманта так, словно он утопил ее любимую собаку. — Он же виноват во всем случившемся, неужели у него совсем нет сердца?!» Стоявшие поблизости студенты как с боевого, так и со стихийного факультетов, причем среди них были и светлые и темные, поддержали ее слова одобрительным ворчанием, а я, отметив про себя это единодушие, встречающееся столь редко, снова задумалась, не сошла ли я с ума, когда решила принять предложение некроманта, и чему именно он собрался меня учить.

После собрания наш второй курс отправился на лекцию по теории магии. Она, как и в прошлом году, была общей для всех, но магистру Плинию так и не удалось сегодня привлечь внимание студентов, которое и в обычные дни было не ахти каким, а уж сегодня о нем и вовсе не могло быть речи. Передние ряды аудитории, которые были ближе всего к преподавательской кафедре, остались пусты, на средних активно перешептывались, так что создавалось впечатление, что в помещение кто-то случайно занес мешок змей, а на задних вообще разговаривали совершенно свободно, не пытаясь понизить голос. Я сидела у стены, Бьянка загораживала меня от соседей сбоку, за что я была ей безгранично благодарна, и пыталась выстроить линию поведения моего недоброжелателя, попытавшегося убить меня столь оригинальным образом. Леннокс вчера подметил все правильно, и списать на несчастный случай неисправность магического накопителя сил не получится. Пожалуй, все же можно взять за основу предположение, что целью этой «диверсии» была именно я, — вряд ли убить хотели некроманта-отшельника, сто лет вообще никому не показывавшегося на глаза, или кого-то из студентов. Конечно, может быть, что кто-то из них — Сид, Олаф, Жан или Марк — является, скажем, принцем Шалевии или шпионом Валенсии, которого понадобилось убрать, но это маловероятно. Про них четверых я ничего не знаю, зато точно знаю, что я королева с большим количеством врагов. Так, и кто пытался меня убить? И, главное, по какой причине? Потому что я Этари или потому что кого-то не устраивает моя персона на троне Вереантера? Поразмыслив и в задумчивости изрисовав пол-листа странными закорючками и завитушками, я решила, что дело все же не в роде, из которого я происхожу. Будь это какие-нибудь ненавидящие Этари фанатики, они не стали бы организовывать все настолько тайно, а постарались раззвонить везде где только можно, кто я на самом деле, чтобы окружающим стало понятно, что они не безвинную студентку убили, а злобную ведьму, родственницу самого кровавого архимага в истории. За подобное общество не то что не осудило, а, пожалуй, даже одобрило бы поступок тех, кто это сделал.