Так закончил свой земной путь некогда мудрый, в свое время не лишенный мужества воин и вождь.

Его лучшие ратники готовились принять бой без хана, без большинства командиров, ускакавших куда-то в степь, но половцы передали предложение Шарукана о плене. Недолго размышляли печенеги – все же не на их руках была кровь невинных, да и вдруг еще не знают куманы о разорении южных кочевий? Что будет, когда враг проведает о случившемся, думать никто не захотел, ведь выбор был прост – смерть с оружием в руках или жизнь в полоне. Сломленные бегством вождя, они выбрали второе.

Вот только на деле выбор оказался немножко иным – честная смерть в бою или позорная, когда разоруженную толпу спешенных печенегов куманы перестреляли из луков, словно зайцев…

Иначе сложилась судьба Карама. Спокойный, уважительный, ласковый с отцом – он был сыном русской наложницы, и, хотя внешне пошел в отца, внутри его порой играли совсем иные, потаенные струны. Например, в последнем походе он противился бессмысленной жестокости по отношению к половецким женщинам, старикам и детям. Не имея права возражать воле отца и хана, сам Карам ни разу не участвовал в избиении невинных, в одиночку уходя в степь. Туда, где не было слышно отчаянных криков жертв… Однажды он даже спас испуганную куманку с малым ребенком на руках – разъезд хмельных от крови печенегов искал ее, бежавшую со стойбища, а сын вождя закрыл их собственным конем от алчущих взглядов соплеменников. Когда же воины ушли, он жестами подозвал девушку, отдал ей жеребца и дневной запас сушеного мяса, после чего указал свободное направление к бегству. Его не заботило, что молодка упредит соседние кочевья – тогда он просто не мог поступить иначе. А к своим Карам вышел без коня, сказав, что тот ускакал, пока степняк отошел по малой нужде. Парня подняли на смех, его презрительно обругал отец, но осознание того, что ему удалось спасти двух невинных, грело сердце молодого мужчины… Не пошел Карам на поводу у отца и когда тот звал его потешить плоть с самыми красивыми из плененных куманок. Сын вновь и вновь находил предлоги не идти в ханский шатер, порой просто покидая лагерь.

На самом деле в родном кочевье его ждала возлюбленная. Робкая, стройная девушка из обычной семьи, она отчего-то запала в сердце одному из наследников вождя. И когда Карам начал оказывать ей знаки внимания, степнячка не сопротивлялась и не возражала. Она с легкостью подарила невинность молодому воину, а после снова и снова приходила на их место у степного родника, позволяя ласкать себя сильным и нежным рукам юноши. Отправляясь в поход, Карам знал, что возлюбленная уже носит ребенка под сердцем, и теперь для него было важно проявить себя в бою с половцами, чтобы доказать отцу – он взрослый мужчина и способен принимать решения, способен делать свой выбор. В том числе и выбрать будущую жену.

Вот только подходящего случая все никак не представлялось, Кабугшин все более озлоблялся на сына, и тот все чаще оставлял хана и все чаще следовал в голове войска. Он лелеял надежду встретить один из половецких отрядов и показать себя в сечи!

Ночами же Карама согревали воспоминания о гибком, смуглом теле возлюбленной. Они перетекали в сны, где наяву чувствовался жар тугого, распаренного женского тела, его запах – и слышались волнующие стоны любимой в мгновения их единения…

Услышав от дозорных о приближении куманов, Карам, наверное, единственный из всего печенежского войска, обрадовался подвернувшейся возможности проявить себя. Молодости свойственно не верить в собственную смерть… Он отправил гонца к отцу, но не дождался ответа. А вскоре узнал, что хан без промедления уходит на юг и что за ним следуют лучшие воины и при-ближенные, большинство из которых должны были возглавить свои отряды! И тогда младший сын Кабугшина решил, что отец просто не доверяет ему, раз не послал ни одного толкового указания – он ни на мгновение не допускал, что хан просто струсил и бежал.

Нет, Карам решил, что Кабугшин выполняет какой-то сложный маневр, и предположил, что ему наверняка потребуется время его закончить! Да, отец не передавал приказа задержать куманов с головы – но именно потому, что не верил в сына! Может, он уже послал кого-то из вельмож возглавить передовые сотни и задержать врага, а тот или струсил, или что-то его задержало. Что же, в любом случае это был тот самый шанс – и Карам решил доказать всем, а в первую очередь хану, что они заблуждаются на его счет!

Страх, сомнения и сумятица окружающих странным образом успокоили его и укрепили веру в себя. Младший сын Кабугшина на глазах преобразился из скромного и несколько неуверенного в себе юноши в настоящего боевого вождя, способного вести за собой людей. Этакий островок надежности посреди океана хаоса… И воины пошли за ним. Далеко не все – большинство бросилось спасать свои жизни вслед за приближенными хана и встретило смерть в степи, в полукольце окружения куманов. Но несколько сотен подали своих коней вперед, ведомые непоколебимым сыном вождя.

Они стали единственными из всего печенежского войска, кто дал противнику бой. Куманы и печенеги сошлись, выпустив друг в друга тучи стрел и ударив в копье – хруст древков стоял над степью в тот миг! А после бешеный крик покалеченных людей и животных… За копьями в ход пошли клинки, и несколько часов сотни Карама отчаянно рубились в окружении, дорого продавая свои жизни. Уже давно посекли саблями сына вождя и затоптали его копытами – после боя половцам так и не удастся найти его тело, не получится поглумиться над мертвым… Но остальные клобуки Ростислава до последнего продолжили сечу, не прося пощады, и, хотя ратная смерть не искупит бесчинств, недавно ими творимых, конец этих воинов был честным.

В это же время войско Ростислава, обнаружив многочисленные разъезды куманов в собственном тылу, снялось наконец из лагеря и двинулось к югу по правому берегу Днепра. Князь уверенно вел людей на соединение с Кабугшином, не зная, что союзной рати уже нет, а Шарукан готовит ловушку для русов. Не зная, что враг быстро восполняет потери, понесенные в засадах бродников да в сече с Карамом. И пусть в пополнение пришел неопытный молодняк да кучка стариков, Шарукан довел численность орды до все тех же двенадцати тысяч воинов.

Октябрь 1068 г. от Рождества Христова

Днепровские степи

Дали озорно рассмеялась, по высокой траве убегая от счастливо кричащего Славки. Малец пытается догнать мать, неловко и смешно перебирая своими маленькими пухленькими ножками. Жена остановилась, поджидая малыша, но тут его подхватил я, высоко подкинув в воздух и тут же поймав. Глаза ребенка восхищенно округлились, а от его оглушительного визга заложило уши.

Жена осторожно подобралась к малышу сзади и ухватила его за пяточки. Славка развернулся, задергал ножками, хохоча, и я поставил его на землю, перехватив счастливый и немножко лукавый взгляд любимой женщины. Я привлек ее к себе и поцеловал, ощутив через тонкую ткань платья жар крепкого стройного тела. В жилах забурлила кровь, и, крепко сжав Дали в объятиях, я вновь нашел ее полные губы. Через секунду она отстранилась, не очень сильно уперевшись руками мне в грудь:

– Вставай, Андрей…

Я испуганно посмотрел на переставшую улыбаться жену, нашел глазами сына, внимательно и не по-детски серьезно взирающего на меня, и тут громкий голос Артара окончательно меня разбудил:

– Вставай, воевода!

– Зараза…

Продрав глаза, я плеснул себе на лицо из фляги немного остывшей за ночь воды. Остатки сна окончательно отступили, унося с собой образ семьи, сотканный из настоящих воспоминаний.

– Что там половцы, не решились еще идти на штурм?

Яс невесело ухмыльнулся. В походе против половцев мы проводим вместе много времени, в этот раз Георгий и даже мой неизменный телохранитель Радей остались в Тмутаракани. Первый – как опытный боец назначен Ростиславом десятником телохранителей княгини и сыновей. Ланка ведь родила еще одного сына, названного, кстати, в мою честь Андреем! Не стоит и спрашивать, кто стал его крестным, на зависть прочим приближенным побратима… А Радея я упросил остаться подле Дали и Славки. В случае чего они с ним не пропадут – по крайней мере, я на это надеюсь.