– Но, государь, позволь мне набраться сил перед схваткой, ведь я провел под стражей эту…

Я осекся под бешеным взглядом Диогена, не предвещающим ничего хорошего:

– Ты, Урманин, испросил поединка, и я дал его тебе. А кому выйти из него победителем – на то воля Творца! Если твоя правда – победишь, сражаясь и уставшим. И потом, Руссель также был темнице, вы равны.

Говорить сейчас о том, что у меня даже лежака в холодной не было, бессмысленно. Молча склонив голову перед Диогеном, я отступил. Между тем, повинуясь жесту императора, ко мне приблизился варяг-гвардеец и протянул отобранный вчера вечером клинок. Взявшись за потертую рукоять не раз бывавшего в схватке оружия, я немного успокоился – и шагнул в уже образованный круг метров шести в диаметре. Франк встретил меня гаденькой улыбкой, полный уверенности в своих силах, и демонстративно рубанул по воздуху перед собой, играя заметными даже под одеждой мускулами. Зараза, победить его было бы сложно, даже будь я полон сил!

– Начали!

Приказ Диогена прозвучал в повисшей тишине особенно громко – и наемник ринулся ко мне, стремясь поразить одним длинным колющим выпадом. Я едва успел отскочить в сторону, одновременно перекрывшись мечом слева – другого оружия, щита и доспехов нам не дали. Жаль, что и вовсе не отняли клинки – ведь в кулачном бою мое преимущество очевидно!

Мощный, резкий рубящий удар, верхней третью клинка нацеленный в мой корпус, парирую плоскостью меча, воздетого рукоятью вверх, – и тут же контратакую, ударив навершием в переносицу противника. Точнее, попытавшись ударить: франк легко уклонился, сместившись вправо, и сбил меня с ног хлесткой подсечкой. Совершенно не заморачиваясь никакими рыцарскими правилами, он попытался добить лежащего противника, проткнув клинком, словно жука, но я успел откатиться в сторону, под ноги гвардейцам. Меч франка лишь звонко лязгнул, ударившись о мраморную плиту, но не сломался.

Вскакиваю на ноги, слыша собственное частое дыхание. Н-да, нелегко мне далась бессонная ночь и предыдущие нагрузки: руки налились тяжестью, на лбу обильно выступил пот. А злорадно ухмыляющийся де Байоль словно только закончил разминку, таким свежим и бодрым он выглядит!

Скрипнув зубами, я ринулся в атаку, стремясь завершить бой, пока еще есть силы. Однако франк играючи сбил мой укол, обратным движением рубанув навстречу, – и я едва успел отступить назад! А следующий удар, рухнувший сверху, чуть не выбил из руки меч, подставленный плоскостью под вражеский клинок. Правая кисть противно заныла…

– Что, урманин, видно, Господь желает покарать лжеца!

Гадкая улыбка наемника, его издевательский тон, а главное, собственное бессилие разожгли в моей душе пожар ярости.

– А-а-а!!!

Взревев, я бросился на врага, с силой рубанув по диагонали, но франк вновь сместился в сторону, пропуская атаку, а его клинок плашмя врезал мне по затылку. Сильный удар опрокинул меня на холодный мрамор, а пальцы правой руки непроизвольно разжались… Падая, я успел поймать взгляд базилевса – не то чтобы довольный, но весьма и весьма красноречивый. Быть может, мне показалось, однако я прочитал в его глазах согласие с ожидаемым результатом схватки: так, мол, и надо выскочке!

Да и разве мог Диоген думать иначе? Ведь смерть командира рыцарей может вызвать их бунт и неповиновение, а моя и вовсе ничего не решает в ближайшем будущем! Поддавшись на мои уговоры и красноречивый рассказ, ложь, выданную за правду, он допустил схватку. Но в то же время был совершенно не против, чтобы «Божий суд» оправдал де Байоля.

«Прости меня, Господи, за то, что солгал, за то, что оклеветал этого человека. Но ведь Ты знаешь, кто он и что он делал, Тебе ведомы его грехи! И если есть на то Твоя воля, позволь мне его остановить…»

Между тем наемник картинным жестом воздел надо мной меч, взявшись за рукоять обеими руками, и нацелил острие в грудь, в район сердца.

– Да свершится «Божий суд»!!!

С этими словами франк с силой опустил клинок, но промахнулся: жесткий удар стопой в его левую голень выбил ногу и заставил де Байоля потерять равновесие, а я успел скрутиться вправо. Меч вновь громко лязгнул по каменному полу и вылетел из держащей его руки – я перевернулся и всем весом лег на плоскость клинка, вырвав его из кисти противника!

Потеряв опору, Руссель упал, но тут же вскочил на ноги. Успел подняться и я – а в следующий миг голова франка дернулась от жесткого правого бокового, громко клацнули его зубы… Однако наемник не только устоял на ногах, но и сумел жестко схватить меня руками – его мышцы показались мне просто стальными!

Несколько мгновений мы боремся, силясь потеснить друг друга и рыча от напряжения, но сейчас де Байоль сильнее и гораздо злее, чем был в начале схватки: ведь теперь он почувствовал реальную опасность и стал биться за собственную жизнь. Его зубы клацнули совсем рядом с моим ухом…

Подшаг правой к правой стопе противника, скрутка корпуса с одновременным обхватом шеи врага правым же предплечьем – и, используя давление франка, я опрокидываю его на пол броском через бедро! Правда, и сам падаю при этом… Но де Байоль приземляется удачно, рядом с собственным мечом, рукоять которого тут же оказывается в его руке. Я нахожу глазами свой клинок, успеваю схватить его… Франк стремительно бросается вперед, широко рубанув, целя мне в шею, но в этот раз я успеваю заученно среагировать, присев под удар и скользнув лезвием навстречу, по бедру противника. Сталь легко пластает человеческую плоть, и наемник вскрикивает от боли: его уводит собственная неосторожная инерционная атака, он открывается – и я вижу отчаяние в его глазах: Руссель понял, что не успевает… А в следующий миг мощный выпад вгоняет меч в раскрытый рот врага, прошив заднюю стенку черепа! И в последнее мгновение жизни наемник с ужасом уставился на чужой клинок, отнявший его жизнь, а после сполз с него, рухнув на пол в оглушительной тишине.

– «Божий суд»… свершился.

Собственный голос, хриплый и низкий, показался мне словно чужим. Скользнув по замершим в шоке окружающим, мои глаза встречаются со взглядом базилевса. Наконец Диоген кивает, признавая мою победу. Но, судя по выражению его лица, расположение базилевса я потерял если не полностью, то уж точно лишился значительной его части.

Ночь с 11 на 12 августа 1071 г. от Рождества Христова

Манцикерт

Луна этой ночью светит необычно ярко: ее серебристый свет заливает крохотную площадь перед храмом. На ум приходит поэтичное сравнение с мертвым солнцем, но именно сейчас оно навевает какие-то уж совсем жуткие мысли. И ощущение потусторонности лишь усиливается за счет того, что городские кварталы вокруг будто вымерли, не раздается ни звука – будь то лай собаки или бормотание подвыпившего гуляки. Лишь отдаленный скрип дерева, шелест листьев, тревожимых ветром, да наше с Добраном хриплое, приглушенное дыхание – вот и все, что пронзает пелену тишины.

Но вот на улице неподалеку от церкви раздаются шаги, а еще беззаботный смех, шутки людей, идущих к дому наслаждений, и я облегченно выдыхаю. Мистический морок ночи, усиленный волнительным ожиданием и тревогой об успехе задуманного отступил: Андроник не изменил своим привычкам, я уже вижу хорошо освещенный серебристым лунным светом паланкин! Значит, все не зря, все должно получиться…

Схватка с де Байолем имела для моего дела катастрофические последствия. Диоген действительно лишил меня своего расположения, с трудом удержав норманнов и франков от открытого дезертирства. Наемники всерьез уважали своего командира, и его «узаконенное» убийство было расценено ими как открытый вызов. Пришлось моей сотне присоединиться к стоянке ясов – там европейские рыцари хотя бы не рисковали идти на открытый конфликт. А вот несколько случайных драк, стихийно вспыхнувших в лагере при встрече русичей и наемников, быстро переросли в вооруженные стычки, принеся и первые потери с обеих сторон.