Как развивались события дальше? А дальше базилевса первыми предали разведчики – вернее, те, кто преподнес информацию о промедлении Алп-Арслана, находящегося где-то в Сирии. На самом же деле войско султана на тот момент находилось всего в паре сотен километров от византийцев. Учитывая, что оба войска продолжали сближаться, расстояние действительно не самое большое.

Сорок тысяч воинов нужно чем-то кормить, а логистика подвоза провианта для такой прорвы людей (по меркам Средневековья армия очень крупная) весьма затруднительна, поэтому базилевс решил поделить войско на две части. Одна из них, пусть и меньшая, отправилась во главе с Русселем де Байолем на юг, к крепости Хилат. По всей видимости, и для сбора продовольствия, и для решения задачи быстрого захвата армянских укреплений. Учитывая, что после некоторых раздумий базилевс отправил на усиление де Байолю также и подкрепление из варягов и армянской тяжелой пехоты – ими командовал некий Тарханиот, – его полководцы обладали весьма значительными силами. К слову, в этом отряде также следовало и большинство пеших лучников.

Далее информация источников разнится, поэтому перечислю лишь факты: у Хилата ромеев встречает Алп-Арслан со своей тридцатитысячной армией, по большей части состоящей из легких сельджукских всадников – султан собрал сколько смог, включив в войско местную курдскую конницу. Далее следует бой (другие утверждают, что боя не было), после которого де Байоль и Тарханиот спешно отступают, не упредив императора о приближении главных сил врага. К Манцикерту они не то что опаздывают, а просто уходят вглубь Малой Азии.

Не предупредив императора.

В итоге под Манцикертом сошлось две примерно равных по численности армии – цифру в тридцать тысяч воинов султана некоторые считают завышенной. Произошло несколько небольших стычек и беспорядочный ночной бой ромеев с собственными наемниками печенегами, после которых последние стали переходить на сторону врага.

В день решающей битвы Диоген лично повел войско в бой, сосредоточив на флангах конницу, а в центре построив пехоту. И весь день турки отступали по равнине к горам, засыпая ромеев стрелами и заманивая их в засады в теснинах, где, скорее всего, расположилась пехота гулямов. Заманить себя в ловушку Роман не дал и, достигнув лагеря турок, принялся отступать, силясь сохранить боевой порядок своих войск. И именно в этот момент турки всерьез ударили по стыку центра и оторвавшегося от него на марше правого фланга. Там на сторону сельджукам перешли родственные им огузы и печенеги, побежала армянская конница. Андроник Дука, которому подчинялся резерв, в том числе и тяжелые всадники-клибанофоры, чей удар мог бы переломить ход боя, неожиданно объявил, что император мертв, и увел подчиненных с поля битвы. Дальше пехота в центре встала. Видимо, Диоген понял, что нужно биться, иначе побегут уже все, и несколько наивно понадеялся на то, что Андроник поспешит ему на помощь ради пользы общего дела. Но Дука не помог, левый фланг отступил с боем под ударами сельджуков, а варанга и некоторое количество армянской пехоты целиком погибли в окружении, защищая базилевса. Тот и сам мужественно бился, был ранен. Его, оглушенного, турки извлекли из-под множества тел павших воинов.

Такова печальная история разгрома византийцев при Манцикерте.

Как мне это исправить? На первый взгляд, довольно легко: нужно разобраться с де Байолем, нейтрализовать Дуку, загодя предупредить Диогена о приближении Алп-Арслана и ограничить применение наемной тюркской конницы, поставив аланскую кавалерию на правый фланг.

Действительно легко – на словах и в мыслях. Да только как это обернется на самом деле?

Июнь 1071 г. от Рождества Христова

Окрестности Феодосиполя, армянские владения

Восточной Римской империи

Изматывающий марш через всю Малую Азию наконец-то подходит к концу – показался огромный, раскинувшийся на всю впередилежащую долину лагерь византийской армии. Мне осталось лишь хрипло выдохнуть одно-единственное слово, болью отозвавшееся в потрескавшихся от жары губах:

– Успели…

Не счесть, сколько раз за последние дни я проклинал свою мягкотелость и сентиментальность, сколько раз думал о том, что мне стоило отправиться в Царьград с первыми же отрядами ясов! Но нет, я все никак не мог оторваться от семьи, не мог намиловаться с женой – будто в последний раз с ними виделся… Зараза! Сейчас от прежнего уныния и тоски не осталось и следа – их сменила холодная (теперь уже холодная) злость и трезвый расчет. Победа при Манцикерте дарует Византии от нескольких лет до нескольких столетий относительно благополучного существования – смотря как ее плодами распорядится Диоген. Для Руси, и для меня в том числе, все выгоды в случае успеха ромеев довольно относительны, это скорее работа на будущее, где нет ни тевтонцев, ни османов.

Но вот поражение гарантированно обернется моей гибелью! Ведь даже если и удастся уцелеть в бойне, мое благополучное возвращение домой при власти враждебно настроенного к Тмутаракани семейства Дука (как-никак попытка отравления Ростислава и последующая борьба за Крым пришлись на период их правления) весьма сомнительно. Перехватят еще в Азии как сторонника Диогена и по-тихому грохнут. Так что путь к очередной встрече с семьей лежит именно через победу – а я едва ли не профукал возможность ее одержать, прибыв к месту сбора армии последним.

Точнее, я опоздал – собрав более сорока тысяч воинов в Вифинии, базилевс не стал ждать шесть сотен ясской кавалерии вкупе с сотней тмутараканцев. Очевидно, трудности организации огромной по местным меркам армии буквально затерли все остальное в его сознании. Несмотря на упоминание о моем обязательном присутствии, переданном Диогеном через посла, здесь никаких дополнительных указаний от императора не последовало. По сути, он лишь предоставил возможность сборному русско-аланскому отряду следовать в качестве тылового охранения. В итоге ромейское войско выступило в поход за шесть дней до нашего прибытия – и покрыть эту шестидневную фору нам удалось едва ли не на финальном отрезке пути. А все потому, что мы оказались фактически без снабжения и без проводников – и если следующее впереди войско оставляло за собой заметный след (хотя мы и завернули пару раз не туда), то обеспечение продовольствием стало нашей главной проблемой. Ромейские наемники из числа франков и печенегов – Диоген все-таки призвал тюрков под свои знамена, несмотря на мое предостережение, – нередко по-тихому грабили местных в поисках дополнительного пропитания. Так что нас греки встретили довольно враждебно, а ведь ситуацию осложнил и тот факт, что средства на покупку провизии даже по себестоимости у нас банально отсутствовали. Мне приходилось искать местных чиновников, ответственных за снабжение войска на марше, и едва ли не выбивать хоть какое-то продовольствие. Однажды я едва не прирезал чванливого толстяка, практически открыто пославшего нас далеко и надолго. А пару раз мы подряжались охотиться на банды дезертиров, отставших от войска и грабящих местных. Тут выгода была двойной – крестьяне одаривали нас едой, но и все, что находилось при мародерах, мы оставляли себе. Всем хорошо, вот только мы теряли драгоценное время…

Но наконец наш путь закончен. Из семи сотен воинов отряда на марше мы потеряли трех человек убитыми и пятерых ранеными, оставленными на излечение у местных. Я довел людей и имею полное право этим гордиться, а главное – я успел до того, как из-за предательства заговорщиков Диоген окажется на краю гибели.

Осталось лишь суметь воспользоваться своим послезнанием.

Шумный пир во дворце губернатора Феодосиполя – или как там зовется эта должность у греков? – мало походит на военный совет. Ломящиеся от снеди столы, громкая музыка, стройные смуглые девицы в полупрозрачных одеждах, разносящие вино… Честно говоря, от Диогена, неизменно противостоящего погрязшей в роскоши знати, я ожидал иного поведения. Не так, конечно, чтобы император ел с простыми воинами из одного котла, но, пожалуй, близко к этому.