Увиденные мной действия тысяч воинов были четкими и отлаженными, словно работа единого механизма. Но наибольшее мое удивление вызвал вид легких наездников, последовавших за тяжелыми кавалеристами. Вскоре я увидел, как они поднимают с земли условно раненных, сажают их в свои широкие седла с двумя парами стремян и перевозят в тыл атакующих. До того мне казалось, что там находится палаточный лагерь одной из сторон, теперь же стало очевидно, что там организован временный госпиталь – и я только укрепился в этой мысли, увидев, как забегали и засуетились издалека кажущиеся маленькими фигурки людей, принимающих «раненых».

Заметив мою заинтересованность, Сигурд пояснил:

– Это криванты. Им обещана плата за каждого спасенного раненого.

Слова десятника я встретил легкой полуулыбкой:

– То есть без платы они не станут спасать несчастных? Вот он, пример истинной воинской взаимовыручки! И сколько же денег выделяет базилевс для сохранения жизни изувеченных в походе двадцатитысячного войска?

Изменившийся в лице варяг даже придержал коня, чтобы не ехать рядом со мной. Кажется, я окончательно нажил себе врага в лице гвардейца… Зря, конечно. Но не критично.

Главное, чтобы эта история не повторилась с императором.

Я заметил Романа издалека – статная фигура базилевса-воина выделяется даже на фоне крепких, коренастых северян-этериотов. Хотя одет он неброско, и единственной защитой Диогену служит простой чешуйчатый панцирь без следов золочения или иных украшений. В то же время от его фигуры буквально исходят львиная мощь и властность. Просто невозможно ошибиться, определяя, кто в группе наблюдающих за маневрами витязей и есть правитель ромейской империи.

А вот меня император старательно не замечает даже тогда, когда конвой наконец-то прибыл в ставку и Сигурд, подойдя к государю, отчитался ему на самое ухо. Получив в ответ лишь легкий, небрежный кивок, варяг удалился, оставив меня наедине с Диогеном и его окружением.

Что же, раз базилевс изволит меня не замечать, я имею полное право насладиться открывающимся с возвышения эпичным зрелищем маневров, изредка направляя свой взор на императора и фиксируя все, что вижу. Например, что у Романа уже седые виски, ярко контрастирующие с черными волосами, широкое скуластое лицо с крепким подбородком, мощная шея, словно у борца. Черты лица правильные, но в то же время чересчур резкие, будто совершенные походы и перенесенные невзгоды наложили на них видимый отпечаток.

Впрочем, мои изучающие взгляды мимолетны, а основное внимание приковано к полю «боя», где только что с ревом стали сходиться пехотинцы обеих фаланг.

– Впечатляет?

Я даже не сразу понял, что император обращается ко мне – лишь только когда он повернул голову в мою сторону и окинул недоумевающим и одновременно раздраженным взглядом. Тут же склонившись перед ним, я постарался сгладить шероховатости:

– Скорее восхищает! Подобного зрелища я ранее никогда не видел, хоть мне и довелось быть участником нескольких битв.

После недолгой паузы Диоген, вновь отвернувшийся к «сражающимся», уже более довольным тоном спросил:

– И каково твое мнение, посол русов, устоят ли перед моими воинами агаряне Алп-Арслана?

После короткого размышления я ответил честно (двум смертям не бывать!):

– Думаю, торки разбили бы это войско.

В этот раз в мою сторону развернулись все присутствующие, кривя лица и что-то злобно шипя, а в глазах императора открыто загорелись гневные огоньки.

– Я дважды сражался с агарянами и дважды их громил! А теперь ты заявляешь, что султан сумеет сокрушить мое войско?

Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы выдержать взгляд Диогена, сохранив при этом видимую невозмутимость. Наконец, когда ярость во взгляде базилевса сменилась недоумением, я заговорил:

– Я также бился с Алп-Арсланом и проиграл. Его легкие всадники очень подвижны, а лучники стреляют невероятно быстро. Противник может долго маневрировать, засыпая пытающуюся преследовать его пехоту или тяжелую конницу смертельным дождем, выматывая и ослабляя их до предела. Принимая бой на столь же обширном поле, вы обречете людей лишь на бесплотные попытки догнать агарян.

Роман неожиданно остро посмотрел мне в глаза:

– Говорят, ты сражался с султаном там, где его всадникам некуда было отступать?

Я с достоинством склонил голову перед базилевсом:

– Это так, я вступил в битву с торками на узкой горной дороге, полностью перекрыв ее фалангой. И все же конные лучники противника откатывались назад, засыпая нас стрелами. Затем мы выдержали атаку рабской пехоты агарян – гулямов и потеснили их. Но позже по нам ударил клин тяжелой кавалерии, и он разорвал наши боевые порядки. Следом в прорыв хлынули пешцы, а после в схватку вновь вступили всадники-стрелки. Враг раз за разом чередовал удары, искал слабые места – и тут же бил по ним, не позволяя мне использовать сильные стороны фаланги… Вот она, история победы Алп-Арслана.

Диоген позволил себе легкую полуусмешку:

– И что же такой знаменитый воин, как Андрей Урманин, посоветует мне сделать, чтобы победить врага?

Ба, да он даже прозвище мое знает! Ромеи действительно заинтересовались мной – пока, правда, непонятно, к добру или к худу.

– Прежде всего я рекомендовал бы вдвое, может быть, даже втрое увеличить число токсотов. Пешие лучники – вот кто лучше всех борется с конными стрелками, и, увеличив их число, вы сумеете успешно противостоять агарянам. На этот шаг необходимо пойти, даже если придется сократить несколько шеренг скутатов.

Диоген ответил презрительной ухмылкой:

– И это говорит человек, чью фалангу агаряне пробили копейным тараном?

Я вынужденно склонил голову:

– Это так. Но тяжелых всадников у султана не так и много, и уж точно не больше, чем у вас. Если он решится бросить в бой своих лучших воинов, значит, у него уже нет другого выбора. Вы же всегда сумеете закрыть возможный прорыв клибанофорами. Поверьте, будь в моем распоряжении хоть сотня закованных в броню всадников, итог той битвы был бы совершенно иным!

Выражение лица императора сменилось на задумчивое, и я продолжил воодушевленно вещать:

– Кроме того, в бою на значительном расстоянии себя неплохо зарекомендовал самострел. Да, его скорострельность довольна низка, зато дальность стрельбы и убойная мощь выше, чем даже у составных луков. Если у вас наберется хотя бы один ряд воинов с самострелами, то они наверняка погасят мощь и скорость таранного удара конных гулямов, да и простых стрелков-торков сумеют отогнать как минимум на один залп. Тем более длительное обучение вашим людям не потребуется, это оружие чрезвычайно простое в применении.

Однако мое последнее объяснение в этот раз не нашло поддержки у базилевса – взгляд Романа из задумчивого стал недоуменным. Кажется, он просто не понял, о чем я говорю! Пришлось на пальцах объяснять, что я имею в виду именно арбалет, довольно часто встречающийся у фрязей, и тогда черты лица Диогена наконец-то разгладились.

– Так ты рассказываешь о соленариях! Но почему же посол называет агарян Алп-Арслана торками? Ведь так, кажется, русы именуют скифов, кочующих у северных границ империи?

Внутренне возликовав – ибо уже сейчас мне удается вложить в голову базилевса информацию, необходимую для предотвращения катастрофы у Манцикерта, – я ответил:

– Торки и агаряне – родственные кочевые племена, явившиеся в наши земли из глубин Азии. Ранее они входили в единый союз, но после его распада часть степняков отступила на север и вышла к нашим землям, а часть прошла этот путь с юга. Но они помнят о своем родстве и сегодня. И честно сказать, – я огорченно покачал головой, – наемники из скифов, как вы их называете, легко предадут вас, как только почувствуют возможность вашего поражения. Лучше держать их на северных границах империи, чем отправить биться с дальней родней.

Император нахмурился:

– Мне самому лучше знать, где наиболее полезны окажутся воины, уже доказавшие свою преданность в бою. Как видно, слава о твоем полководческом таланте преувеличена, Урманин.