Самой сложной проблемой для Романа стало формирование ополчения стратиотов. Каждая фема должна была дать ему до девяти тысяч воинов, разбитых на тысячи – хилиархии. Они, в свою очередь, делились на шесть с половиной сотен копейщиков-скутатов и до трех с половиной сотен лучников-токсотов – немалая сила, учитывая, что только азиатских фем в империи целых двадцать три! Двадцать три фемы, разоренные грабителями-агарянами и нападениями морских разбойников, обнищавших из-за непомерных налогов… Число опытных воинов заметно сократилось во множестве мелких стычек, а стратиоты внутренних, близких к Эгейскому морю областей не имели боевого опыта. Новичков, которых базилевс в приказном порядке включил в войско, пришлось долго обучать, а их дисциплина, в отличие от бойцов с Дуная, оставляла желать лучшего.
Роман собирал войско в Вифинии, куда стекались ополченцы как с востока, так и с запада. Ядро армии составили стратиоты внутренних областей – воины фракийской, македонской и частично болгарской фем. Также базилевс мог рассчитывать на боевитых ополченцев Писидии и Ликаонии[187]. Из Константинополя Диоген привел с собой столичные кавалерийские тагмы схолов и арифмов и пять сотен воинов личной стражи – тагму стратилатов, доведя, таким образом, число взятых в поход клибанофоров[188] до полутора тысяч бойцов. Этот бронированный кулак дополнил пятисотенный отряд франко-норманнской конницы под предводительством Русселя де Байоля. Пелекифорос фрура, гвардию варяжских топороносцев, император разделил надвое, оставив рядом с беременной тогда Никифором женой три тысячи воинов севера и взяв в поход столько же.
Да, при формировании боеспособного войска Диогену пришлось столкнуться со множеством трудностей и проблем, от поставок продовольствия и размещения воинов до выбивания денег на нужды армии. Дисциплину приходилось насаживать самыми жесткими методами: к примеру, за воровство у местных жителей наказанием служило урезание носа! Для кавалеристов-трапезитов лошадей закупали у скифов, а для большинства ополченцев из пополнения приходилось изготавливать оружие или править имеющееся старье. Несколько недель прошли в бесконечных, изматывающих тренировках: новоиспеченные скутаты учились маршировать, строить стену щитов, синхронно колоть пиками, делать в строю проходы для токсотов или коридоры для всадников. А последние отрабатывали взаимодействие с пехотой и различные тактические маневры, как то: атака сомкнутым и разомкнутым строем, кентабрийский круг, парфянский выстрел[189], ложное отступление и другие. Наконец, перед самым выступлением Роман приказал раздать воинам жалованье, нарушив устоявшуюся традицию платить им только после похода. Да, это было затратно, в столице многие осудили сей шаг – но воинский дух был поднят. А император находился не среди придворных лизоблюдов в Константинополе, а во главе выступающего в поход войска!
В итоге все эти приготовления окупились сторицей. В начале прошлой зимы базилевс скрытно вывел двадцатитысячную армию из лагерей Вифинии и горными проходами провел ее во Фригию, занятую в то время агарянами Арп-Арслана. Бросок ромейского войска стал полной неожиданностью для мусульман, кто успел уйти от отрядов трапезитов, веером разошедшихся впереди армии Диогена, тот спешно отступил. Кто не успел – тех не щадили. Но и отступая, враг стягивал свои силы воедино, и у киликийской Себастии решился дать бой.
Битва началась традиционным обстрелом конных лучников агарян. Слитными залпами им отвечали токсоты, вставшие за плотной массой скутатов, построившихся «черепахой» – вот где пригодились многодневные тренировки! Противостояние было равным – противник превосходил ромеев числом и отправлял стрелы в полет с невероятной скоростью. Но ведь и император не зря уделил особое внимание формированию корпуса лучников! Его воины отвечали врагу по командам, верно беря упреждение на цель и накрывая оперенной смертью значительные площади, собирая обильную кровавую дань. Правда, она была бы еще щедрее, коль агаряне не разомкнули бы строй…
Впрочем, трудно сказать, чьи стрелки взяли бы верх – но Роман и не собирался это выяснять. Дождавшись, когда противник достаточно увлечется стрельбой, не ожидая притом решительных действий от ромеев, базилевс приказал подать сигнал. И замершие за строем пехоты клибанофоры столичных тагм неожиданно быстро устремились вперед! Повторный сигнал – и на глазах изумленных мусульман токсоты вместе со скутатами тренированно организовали коридоры в своем строю! И едва-едва успели лучники врага развернуть лошадей, как в них врезались бронированные клинья тяжелой византийской конницы…
В чем нельзя упрекнуть агарян, так это в трусости: они смело схватились с противником, яростно рубя легкими саблями, круша булавами. Но тройная броня возрожденных Никифором Фокой катафрактов легко держала удары врага. А вот ответные уколы мечей и копий забирали людские жизни с каждой атакой. Бойня в центре, куда ударили тагмы императора, уверенно склоняла ход сражения к победе ромеев, а тут еще франкские и норманнские всадники Руселя де Байоля бросились в бой. Правда, без приказа, но момент для атаки правого фланга был действительно выбран удачно.
И тогда агаряне просто бежали, быстро разорвав дистанцию с тяжелыми бронированными всадниками и засыпав тех ливнем стрел. Базилевс бросил в погоню трапезитов, но последние несли потери с самого начала войны и ничем не превосходили конницу агарян, значительно уступая ей численно. Да и отступил враг, не будучи разбит, а лишь сохраняя людей от ненужных потерь. Некоторое время держась на расстоянии полета стрелы от вражеского войска, скифские наемники и азиатское ополчение прекратили преследование.
Тем не менее это была победа – пусть не громкая, не погубившая врага, но победа, заметно поднявшая воинский дух и популярность императора-полководца. И сейчас ликующее воинство, задорно смотревшее вслед улепетывающему врагу, на мгновение предстало перед внутренним взором Диогена, невольно согрев душу бывалого вояки.
Однако воинская удача обманчива: преследуя агарян после победы и одновременно выдавливая их разбойные отряды из Каппадокии, император вывел свою рать в Армению и осадил крепость Ахлат. Сильная твердыня на берегу озера, названного греческим историком Страбоном Арсене[190], служила ключом к системе пограничных византийских укреплений, а кроме того, была перевалочным пунктом для каждого вторжения агарян в империю. Ее стоило взять – но одновременно с этим часть своих сил, преимущественно легких всадников, Роман отправил в Мидию. Зачем? А затем, что уже не хватало припасов для содержания всей рати в одном месте, а окрестные области веками принадлежали мусульманам. Их стоило крепко пограбить, показав врагу, что он может быть уязвим и у себя дома. Кроме того, была необходима и разведка.
Благие начинания порой оборачиваются катастрофами. Навстречу трапезитам выступил сам Алп-Арслан, выбравший удачное место для битвы на пустынной равнине. Там султан в полной мере воспользовался численным преимуществом своего войска и свободой маневра, сумев охватить фланги пятящихся византийцев и навязать им бой. Поражение было страшным, лишь горстка легких стрелков сумела вернуться к Ахлату…
Но сам «храбрый лев» не спешил искать встречи с армией Диогена. Вместо этого он отправил своих воинов в Анатолию, выбрав в качестве цели богатую Иконию. Что же, умеющий держать удары судьбы базилевс снял осаду с Ахлата и последовал за врагом. У того войско было преимущественно конным и двигалось несколько быстрее ромеев (хотя агаряне теряли время на грабежи и подавление сопротивления отдельных отрядов ополченцев), но в их распоряжении имелись знающие местность проводники. Диоген сумел выполнить великолепный обходный маневр и перехватить врага у Гераклеи.
