Вскоре пулеметы крестоносцев в головных повозках умолкли. Стихли автоматы. Видимо, у авангарда заканчивался боезапас. Но ведь помимо старого оружия есть и другое.

«Аух! Аух! Аух!» – отрывисто ахнули с автоповозок легкие бомбарды. Сноп маленьких ядер и густой картечи разнес в клочья и разбросал в стороны мутантов и перьеносцев, приближавшихся к острию клина. Клин попытались взломать и остановить с воздуха. Инквизиторский строй атаковали сразу две гигантские птицы и стая летающей мелочи. Но на этот раз дали о себе знать молчавшие до сих пор пулеметы тыловых автоповозок.

По крылатым мутантам ударили длинные очереди. Стрельцы и стрелки из рыцарского строя добавили от себя.

Инквизиторов залило кровью, засыпало перьями и сбитой в полете мелюзгой. Обе гигантские птицы, попавшие под перекрестный огонь с близкой дистанции, тоже не удержались в воздухе. Одна с оглушительным клекотом рухнула в стороне от клина, сломав при этом крыло. Вторая протаранила правый фланг, опрокинув две автоповозки и сбив полтора десятка рыцарей.

Клин обогнул бьющуюся на земле птицу и продолжил движение, быстро восстанавливая форму за счет всадников из глубины строя. Какие-то летающие твари еще мельтешили над наездниками и автоповозками, но не могли причинить вреда закованным в латы крестоносцам.

Откуда-то из-за камней ударил гранатомет. Граната, явно выпущенная по ведущему бронетранспортеру, не попала в цель. Кумулятивная струя прожгла бортовой щит автоповозки, следовавшей за БТРом, однако не остановила машину.

Инквизиторский клин смял и рассеял пехоту и боевых мутантов противника. Головные и фланговые автоповозки, расстрелявшие боезапас, использовались теперь в качестве таранов и прокладывали дорогу всадникам. Отвал и серпы авангардной бронемашины сбивали, давили и рассекали и тварей, и перьеносцев. Всадники добивали врага, а быкони топтали тех, до кого не успевали дотянуться рыцари.

Порой пуля или стрела перьеносцев тоже находили свою жертву в рыцарском строю, а иногда удавалось свалить крестоносца в рукопашной схватке, но всякий раз место павшего всадника тут же занимал другой. Машины, люди и быкони продолжали движение.

Клин достиг береговой линии, повернул по широкой дуге и теперь двигался вдоль полосы прибоя, взламывая оборону вражеского плацдарма и отсекая противника от моря. Казалось, ничего уже не могло остановить эту атаку.

И все же она была остановлена.

Пробившись к берегу, Инквизиторы попали в зону досягаемости тяжелой корабельной артиллерии. С вражеских судов ударили дальнобойные бомбарды и старые орудия. Черканула по воздуху дымными хвостами пара ракет. Стрельба, правда, была не очень меткой: снаряды, ракеты, ядра и бомбы падали на берег и в море неточно, с большим недолетом-перелетом взрывалась шрапнель. И все же несколько выстрелов оказались результативными. В глубине орденского строя взбухли взрывы. Развалились две фланговые автоповозки, десятки всадников разорвало на куски или вышвырнуло вместе с быконями из общих рядов.

Мало того, вдруг ожила прикидывавшаяся все это время дохлой черепаха с разбитой башней и расколотым панцирем. Удачно подгадав момент, тварь с удивительным проворством преградила путь головной бронеповозке Инквизиторов. Волоча за собой обломки башни и отколовшийся кусок панциря, она буквально протаранила броневик. Причем не абы как, а с особым расчетом. Распластавшись по земле, огромная черепаха поднырнула под колеса машины. Водитель то ли не захотел, то ли не успел сбросить скорость или повернуть. Окровавленный отвал и серпы чиркнули по плоскому панцирю, и автоповозка въехала передком на живую кочку. Этого оказалось достаточно. Черепаха приподнялась. Броневик перевернулся. Клин разбился об упавшую на бок бронемашину и перевернувшего ее мутанта.

С левого фланга в рассыпавшийся строй крестоносцев тут же врубилась немногочисленная, но сильная кавалерия противника. Заокеанских быконей не могли остановить ни стрелы, ни картечь, ни даже пули. Всадники, укрывавшиеся за высокими горбами-загривками боевых зверюг, тоже казались неуязвимыми. Наездники-перьеносцы стреляли из луков и самопалов, ловко орудовали копьями и клювообразными молотами на длинных рукоятях, метали дротики и топоры. Но все же главным оружием всадников были рогатые скакуны. Мутанты с наскока валили крестоносцев вместе с быконями, опрокидывали автоповозки и, в конце концов, гибли сами. Но в пробитые бреши вслед за вражеской кавалерией уже бросилась пехота, а за пехотой устремились боевые твари.

В неповоротливую массу лат и крестов летели стрелы, копья, метательные топоры и кидались свирепые мутанты. Над головами Инквизиторов снова закружили гигантские птицы и летающая мелочь. Атакующий клин – развалившийся, утративший порядок, скорость и инерцию движения – спешно перестраивался в оборонительное кольцо.

Обстрел с кораблей продолжался. Канониры выкашивали и чужих, и своих. Но крестоносцам все-таки доставалось больше: артиллеристы уже пристрелялись, да и Инквизиторский клин больше не двигался, а неподвижную мишень расстреливать проще.

Отборные силы крестоносцев – вернее, то, что от них осталось, – таяли на глазах. Вместе с гибнущими рыцарями умирала и надежда на победу.

Крест находился в шатре Магистра под надежной охраной и не мог видеть, что происходит снаружи. Но это не имело значения. Связанный незримой нитью с Верховным Магистром и другими рыцарями Ордена, Крест легко улавливал мысли и эмоции своих людей. Страха в своих людях он не чувствовал: после Посвящения не остается страха в обычном понимании, а остается только слепая верность и тупая покорность. Однако сам Крест бояться не разучился. И сейчас он боялся. Испуг и тревога, зародившиеся еще в самом начале битвы, ширились и разрастались в нем, словно губительный нарыв, и скоро, очень скоро могли обратиться в панический ужас.

Крест не ощущал в своих людях торжества, ликования, радости и сладкого предвкушения победы. Зато он отчетливо чувствовал их отчаяние, горечь и готовность к смерти. Да, его люди готовы были умереть ради него. Прямо сейчас. Но это совсем не радовало. Это означало только одно: враг оказался сильнее.

Что ж, мощь врага, вернее многих врагов, управлявших с моря неприятельской армией, Крест чувствовал тоже.

Возможно, противник был НАСТОЛЬКО силен, потому что напал с воды. Возможно, одержать верх сегодня ему помогли морские мутанты и флот. Возможно, на суше он утратит свое неоспоримое преимущество. И, возможно, заманив его в глубину материка, Кресту удастся одолеть или хотя бы остановить чужаков из-за океана.

Возможно. Потом. Да.

Но сейчас это не-воз-мож-но. В битве наступил перелом, и с этим уже ничего не поделать. Сейчас нужно спасаться самому. Пока еще есть такая возможность. Пока есть, кому прикрыть отступление.

Бегство…

Бежать, чтобы спастись, было не постыдно. Крест не знал, что такое стыд и позор. Он не оперировал такими понятиями. Его мотивация – проще и рациональнее: выжить или не выжить. Если остаться – значит не выжить. Если убраться – шанс на выживание будет.

Жаль, что придется потерять столько своих людей. Но их жизни вне зависимости от количества не шли ни в какое сравнение с его жизнью. Для него – ни в какое. Пусть армия, так и не отплывшая на запад, прикроет его отход, измотает и обескровит врага, прежде чем будет разгромлена.

Может, позднее ему удастся собрать новую армию. Может, удастся отсидеться в крепостях. В конце концов, то, что враг сумел переплыть через океан и победить в береговом сражении, еще не значит, что он умеет брать штурмом неприступные Инквизиторские замки.

Сконцентрировавшись, Крест отдал ментальный приказ Магистру своих людей. Тот отреагировал незамедлительно. Как, впрочем, и всегда.

Мысли Креста, переданные на расстоянии, Йохан Остландский воспринял как свои собственные. Готовность сражаться до конца сменилась беспокойством за Ковчежец и желанием во что бы то ни стало спасти Реликвию Ордена.