Примерно минуту они сверлили друг друга ледяными взглядами. Казалось, даже температура в зале упала на несколько градусов. Или поднялась. Мало кто может меня испугать в этом мире. Но эти двое…

А потом между ними встал Бьёрн Рагнарсон, и оба тут же успокоились.

– Брат, – сказал Железнобокий. – Помнишь, два года назад ты рассказал мне свой сон.

– Помню, – голосом Ивара можно было замораживать воду.

– Тот сон… Он был вещим.

– Да.

– Что за сон? – спросил Хвитсерк.

– Я видел во сне, как огромный змей плюнул ядом в отца, он не успел подставить щит. Я видел его мертвое тело, распухшее от яда.

– Ты должен был рассказать ему! – яростно бросил Сигурд.

– Я рассказал, – бесстрастно произнес Ивар. – Отец посмеялся. Сказал: этого змея он уже убил.

– Ульф, – повернулся ко мне Железнобокий. – Ты был там… – В его голосе я услышал осуждение. Понятное. Я выжил, а Рагнар – нет. – Ты был там. Сколько кораблей нам надо привести туда, чтобы месть была полной?

– Тысячу, – сказал я. – И пятьдесят тысяч воинов. Не знаю, хватит ли этого, чтобы взять всю Англию, но для того, чтобы наказать Эллу-конунга, этого будет довольно. Даже если некоторые другие конунги придут ему на помощь.

– Некоторые? – Бьёрн глянул на меня испытующе.

– Да. Они не любят друг друга, тамошние конунги. Вдобавок там живет не один народ. Саксы, англы, валлийцы. Еще скотты на севере. У них тоже свой конунг. А на земле, которую называют Кентом, вообще живут наши родичи юты. Капитан, который привез меня сюда, вот он стоит, – я показал на Стена, – он ют.

– Вот как? Ты из Ютландии? – спросил Бьёрн.

– Сам я нет, но моя родня оттуда.

А он неплохо держится, Красный. Особенно если учесть, что, в отличие от англичан, прекрасно понимает, о чем говорят Рагнарсоны.

– Ульф верно сказал? О том, что у ваших конунгов вражда.

– Мы, юты, не раз встречали железом уэссекских королей, – ответил капитан. – Тот, кто пустит им кровь, станет нашим другом!

Да он дипломат, этот кентиец. Сказал Железнобокому то, что тот хотел услышать. Но вместе с тем не сказал ничего. Потому что отлично понимает, что дружественные норманны могут оказаться похуже враждебных саксов.

– Что ж, я прислушаюсь к Ивару, – принял решение Бьёрн Рагнарсон.

Сигурд оскалился, но возразить не успел. Ивар бросил ему кость.

– Надо почтить богов в память нашего отца, – заявил он. – Раз уж порадовать его смертью убийцы мы сможем только через год, давайте почтим его тем, что есть. Займешься этим, брат?

– Да! – рявкнул Сигурд. – Хватайте их! – Он указал хирдманам на посольство.

Красный из красного превратился в белого. Если говорить о цвете лица.

– Выслушай меня, конунг! – Я заслонил собой англичан. – Я скажу важное!

Сигурд свирепо уставился на меня, но на этот раз между мной и им встал Ивар.

– Этот человек, – я указал на Красного, – помог мне принести вам слова Рагнара! Он и его люди. И мне кажется, одного из них, – я указал на чевиотских лордов, которые сообразили, что к чему, и приготовились к драке. Бессмысленной. – Одного из них надо вернуть. Пусть Элла-конунг знает, что его ждет.

Зря я это сказал. Но в тот момент я хотел в первую очередь вывести из-под удара Красного и моих гвардейцев.

Но я забыл, с кем имею дело. Думал: их просто убьют. Ну, может, не совсем просто. Однако Рагнарсоны – это Рагнарсоны. И очень скоро я узнал, почему Хрёрек-Рюрик так боится мести Змееглазого. А чуть позже я узнал, что, пока я отмазывал от жуткой участи Красного и его экипаж, моя собственная жизнь висела на ну очень тоненьком волоске.

Получение верегельда не отменяет мести.

Нет, если ты его принял, то убийцу уже нельзя притянуть на тинг и, официально призвав к ответственности, примерно наказать, например, присудить к изгнанию. А вот мстить или не мстить после получения выкупа – это уже на усмотрение родственников. В соответствии с их нравом, любовью к усопшему и, естественно, возможностями. И с полной ответственностью за содеянное перед тем же тингом.

Возможности у Рагнарсонов в Роскилле были абсолютные. И папу своего они очень уважали. Опять-таки Рагнар был человеком женатым, и женой, вернее, теперь уже вдовой Лотброка была не кто-нибудь, а Аслауг Сигурддоттир, унаследовавшая воинственный нрав не только от папы Сигурда, но и мамы Брунгхильд, которая слыла чуть ли не воплощенной валькирией. Именно Аслауг была матерью Ивара, Сигурда, Бьёрна и Хвитсерка. Причем пользовалась у сыновей едва ли не большим авторитетом, чем отец.

Потому что вдобавок ко всем своим достоинствам Аслауг, как и мама Медвежонка Рунгерд, слыла сильной вёльвой, то есть колдуньей и пророчицей.

Всем было известно, что она была против похода Рагнара в Англию, а когда тот ее мнением пренебрег, сделала, что могла. А именно: заговорила одежду мужа от воды, огня и железа.

Впрочем, от английских палачей и змеиных укусов это не помогло. Может, потому, что с Рагнара сняли заговоренную одежку.

Не знаю, как можно любить такого, как Рагнар. Наверное, для этого и надо быть наполовину валькирией.

Аслауг любила. И скорбела. А когда такая, как дочь воительницы Брунгхильд и Сигурда Драконоубийцы, скорбит, каждая ее слеза обращается в кровавое озерцо. И совсем неудивительно, что Аслауг была категорически против мирного разрешения конфликта с убийцей мужа. И была в этом полностью единодушна со своими сыновьями и всеми воинами Роскилле.

Так что, когда утром следующего дня на площадь привели чевиотских лордов и их сопровождающих, собравшийся народ уже предвкушал потрясающее шоу.

Шоу для своих. Только Роскилле и ближайших окрестностей.

Прочих обитателей острова Сёлунд ждать не стали. Хотя, уверен, многие с удовольствием поглядели бы на работу Сигурда. Восхитились, устрашились, порадовались бы, что Рагнарсоны – на их стороне… Набрались свежих впечатлений, так сказать.

А вот я предпочел бы свалить домой.

Но не мог. Последствия такого бегства были бы непредсказуемы.

Мне предоставили почетное место среди ярлов и хёвдингов. Отсюда я имел возможность созерцать кровавое действо во всех его отвратительных подробностях.

Также я вытребовал право присутствия на казни для Малоуна. Ну как вытребовал… Повесил ему на шею значок с головой волка и публично заявил: мой человек. Не спрашивая самого десятника. Тут без вариантов. Либо он зритель, либо «участник». Если после «представления» он не захочет остаться, пусть проваливает.

Ну и еще Стен Красный должен был присутствовать. Тоже без вариантов. Потому что именно он должен был доставить ответное послание Рагнарсонов королю Элле.

Нельзя сказать, что настроение у меня было плохим. Напротив, я чувствовал себя победителем, поскольку сумел отстоять не только Красного с экипажем, но и Малоуна с парнями, объявив их своими людьми. Узнай Рагнарсоны, что они – личная стража Эллы, англичанам пришел бы конец. И конец страшный.

Но они узнавать не стали. Склонен думать, из соображений практических. Тех англичан, которые уже были в их лапах, должно было хватить для «демонстрации».

Началось, однако, не с казни.

На площадь прикатили здоровенную дубовую колоду. Четверо братьев по очереди ставили на нее ногу и произносили гейсы-клятвы. О том, как они накажут убийцу отца, его людей, а всех прочих обитателей будущей Великобритании обратят в рабов, чтобы было кому трудиться на завоеванных землях.

Все очень пафосно. Однако я отметил, что гейсы были не слишком суровые, вроде «не буду есть сырой рыбы». А потом братья обагрили колоду кровью. Сначала – своей, а потом – английской.

Начали, как водится, со слуг. Этих, опознав в них полубондов-полурабов, прикончили достаточно легко. Бьёрн вынул мечуган и за полминуты отправил к предкам шестерых перепуганных до ужаса англов, развалив каждого от плеча до паха. Один удар – один покойник. Выглядело жутко, но то была чрезвычайно легкая смерть.