Когда я проснулся, во мне кипела радость. Та радость, которую я испытывал, глядя, как гибнут мои враги. Я помнил, как впитывал их ужас, наслаждался грохотом камнепада, а особенно – когда удары были не звонкими, а глухими. Я жалел, что не слышу, как дробятся кости пришлых. Но их вопли взбудоражили меня так, что нестерпимо захотелось женщину. Кровь широколицых бурлила во мне. Но я был сильнее ее. Я не спешу. Я дождусь, когда скатится последний валун. А потом спущусь и проверю, все ли чужие стали мясом. А женщины у меня будут позже. Когда захочу и сколько захочу. И насытившись ими и мясом врагов, я лягу у огня и стану думать, как убить всех чужаков…

Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться. Какой, однако, яркий сон, думал я, глядя на ткань шатра, через которую уже сквозило утро. Невероятно яркий, а вот вещим его назвать трудно. Впору позавидовать тому парню из сна. Он совершенно точно знал, что ему надо от жизни, что надо сделать, чтобы эту жизнь сохранить, и что он получит, если будет, как выразился Бури, «безупречен». И что будет, если не будет. Мне бы такую ясность. Хотя жрать людей – это точно перебор.

Однако если поставить себя на его место… Для него ведь чужие – не люди. Люди – только свои. В этом «я» из сна мало отличался от братьев Рагнарсонов. Разве что Рагнарсоны не жрали своих врагов. Хотя что-то мне подсказывает: даже чевиотские лорды предпочли бы быструю смерть с последующим поеданием тому, что проделал с ними Сигурд Рагнарсон.

– Это что за оборванцы? – Свартхёвди, прищурясь, глядел на восток. Там десятка три всадников гнали к мосту через речку стадо коров. – Малоун!

Англичанин глянул в указанном направлении.

– Валлийцы, – бросил он пренебрежительно. – Грязные воры.

– Догоним? – оживился Вихорёк.

Варяжский молодняк встрепенулся, но я покачал головой:

– Пусть их. Враги наших врагов могут стать друзьями.

– Вряд ли, мой лорд, – покачал головой Малоун. – И избави Бог нас от друзей, у которых нет ничего, кроме грязных штанов и драчливого нрава.

– Ха! Да это как раз про меня молодого! – воскликнул ехавший справа от своего хёвдинга Давлах Бычок.

Все ирландцы, включая и самого Мурху, расхохотались.

– Может, догнать их и предложить место в строю? – предложил кормчий ирландцев Далбает. – Что скажешь, Малоун? Умеют эти грязнули держать щиты?

– Умеют, – буркнул бывший королевский десятник. – Вы, ирландец, и впрямь похожи. Напиться и подраться – это ваше.

– Ха! Да это ж как раз про меня! – передразнил Давлаха мой братец. – Выпить и подраться! Что может быть лучше?

– Девки? – очень серьезно предложил свой вариант Скиди.

– Серебро! – не менее серьезно вставил Далбает. – Хотя нет, золото лучше!

– А ты что скажешь, отец? – спросил Вихорёк.

Я похлопал по ножнам Последней Слезы:

– Вот это.

Все уважительно поглядели на меня.

– Что он сказал? – донеслось сзади. Кажется, это Торве Закрой Рот поинтересовался.

– Вот так, старый, – Мурха ткнул кулаком ехавшего рядом Далбаета. – Вот почему он ярл, а ты всего лишь кормчий!

Тот не обиделся.

– Меч хорошо, – согласился он. – Но копье все равно лучше!

И они с Медвежонком тут же заспорили об оружейных приоритетах.

– Так что с валлийцами? – напомнил Вихорёк. – Догнать и пригласить их к нам?

– И как ты с ними будешь договариваться? – ехидно поинтересовался Малоун.

– Как, как… Вот как с вами. Или… – Мой сын заподозрил неладное: – А на каком языке они говорят?

– На своем, валлийском.

Вихорёк нахмурился. Ну да, из-за шрама у Малоуна всегда такой вид, будто он над тобой издевается.

– Их даже я с трудом понимаю, – пояснил бывший королевский гвардеец. – Так что толку от твоей скачки не будет. Разве что коров у них отнять. Но тоже не советую. Скоро наш мост будет. А с ним рядом наверняка кто-то крутится. Может, мерсийцы, а может, и наши… Нортумбрийцы, – поправился он, вспомнив, кто у него теперь «наши». – Нарвешься еще на разъезд.

– Малоун прав, – вмешался я, опередив возмущение Вихорька.

Мой сын не терпел, когда ему указывает кто-то ниже по иерархии. А Малоуна Виги точно ставил ниже себя.

– Держись рядом, – велел я сыну. – Твой лук может понадобиться.

Мы въехали на вершину холма, и я увидел, что прорезавшая ячменное поле дорога упирается в этот самый мост. Вернее, в его остатки. Настил кто-то сжег. Из воды гнилыми зубами торчали почерневшие быки.

Но мост был нам уже не нужен. Вдоль обрывистого берега Трента рядком стояли спустившиеся из Ноттингема драккары со знаменами Сигурда Рагнарсона.

Наша армия вновь объединялась.

Мерсийцы напали ночью. Похоже, это стало традицией. Напали коварно: первым делом попытались поджечь корабли. Моих, по счастью, там не было. Они остались под охраной в Восточной Англии вместе с прочими корабликами Ивара и Хвитсерка. Но все равно это было больно. Они ведь живые, наши драккары. Так что едва со стороны реки раздались крики, а потом оттуда потянуло гарью, изрядная часть викингов, забыв обо всем, ринулась спасать морских драконов.

К счастью, не все, потому что именно на этот порыв и делал расчет мерсийский король.

Их было много, мерсийских англосаксов. Больше, чем нас. И напали они неожиданно. Рагнарсоны были уверены, что осторожный Бургред не рискнет атаковать, потому что король даже не попытался отбить Ноттингем. А теперь, когда две армии объединились…

Бургред рискнул. И начал неплохо. Настолько неплохо, что, будь мой хирд где-нибудь поближе к реке или на восточной окраине лагеря, нам пришлось бы туго.

Но мы разместились почти в середке, и между нами и атакующими оказались хирды Иваровых ярлов. И он сам со своими лучшими головорезами. Так что я даже особенно не торопился. Успел облачиться в броню и проследить, чтобы мои не кинулись в драку в одном исподнем.

Они и не кинулись. Незачем было куда-то бежать. Драка пришла к нам.

Голова английского клина выдвинулась из темноты откуда-то сбоку, разворачиваясь на ходу. Целил этот клин не в нас, а в тыл Иварова строя. Я решил, что именно Иварова, потому что главное рубилово, судя по звукам, шло там, где стоял шатер Ивара, а Бескостный не из тех, кто отступает, когда его воины сражаются.

Нас английские мастера флангового обхода не заметили. Или не посчитали противниками, поскольку мои никуда не бежали, а спокойно стояли, ожидая, когда я укажу им цель.

Я еле успел встать между текущей мимо рекой бронных мерсийцев и своими главными рубаками, не дав им броситься в самоубийственную атаку. Медвежонка перехватил буквально в последнюю секунду.

Стрелков остановил Бури. Степняк видел в темноте как дикий кот, а соображал еще быстрее.

Английский клин очень грамотно развернулся и… показал нам свою спину. Казалось бы, благоприятный момент, но я решил иначе.

– Факелы! – закричал я. – Делайте факелы! Нам нужен огонь! Больше огня!

Запасов древесины в лагере хватало, тряпье тоже нашлось. И бочка со смолой имелась. Смола всегда должна быть в наличии, если ты мореплаватель.

Пять минут – и готово.

А еще у нас был запас зажигательных стрел. Немного, сотни две на всех, но пригодилось, когда мы наконец вступили в дело.

Нет, это просто мечта – ударить в спину тем, кто сам нацелился ударить в спину. В который раз это проделываю, и каждый раз не нарадуюсь.

А тут еще огонь! И огненные стрелы. Это же просто песня, когда в твоего врага впивается горящая стрела и он сам немедленно начинает гореть. Правда, назвать эти вопли песней я бы не рискнул, но чем громче и отчаяннее орет раненый, тем ниже падает дух соратников.

Мои бойцы успели изрядно попортить английские шкуры, прежде чем английские командиры сообразили, что кирдык подкрался к ним со стороны задницы.

Заорали десятники, загрохотали, сталкиваясь, щиты, и перед нами уже не спины и затылки, а стена щитов и щетина копий.