Ни хрена он нас не приглашал.

А по фиг!

Моим от него приглашения и не потребовалось. Однако усаживаться на стол они не стали. Зачем, если с той стороны – длинная и удобная лавка.

Гуннар обогнул стол, отпихнув вставшего на пути гридня, а Хавгрим вообще перемахнул через препятствие и приземлился на лавку слева от воеводы. Причем проделал все это с кувшином в руке. И первым делом плеснул в направлении местных богов.

Уважение проявил. И попутно обрызгал бойца, оказавшегося слишком близко. Затем метнул кубок Гуннару, который его поймал, допил и сунул отроку, оторопевшему не меньше воеводы, со словами:

– Не стоять. Налить.

По-словенски Гуннар Гарага знал не так много слов, но все – нужные.

Турбой открывал и закрывал рот. Молча. Завис от нашей наглости.

С другой стороны, а что ему делать? Велеть выкинуть нас из-за стола и из дому?

Будь на его месте, скажем, Ивар Бескостный или конунг норегов Хальфдан, они бы так и поступили. Да с ними никто бы и не рискнул так себя вести. Даже представить страшно, что сделал бы Ивар с тем, кто вот так бы уселся на стол, за которым он ест.

А что бы сделал я сам в такой ситуации? Если бы что-то такое отчебучил кто-нибудь типа Хавгрима Палицы? Это когда силу применять – себе дороже?

Попытался бы свести всё к шутке, я думаю…

Турбой шутить был не настроен. Он был настроен доминировать. Я увидел, как гридни придвинулись ближе к моим парням. Руки на мечах, на мордах выражение: ждем команды «фас».

Те, что у дверей, тоже зашевелились. Я контролировал их боковым зрением. И не сомневался, что мои бойцы тоже не только жрут, но и о безопасности не забывают. Встретился взглядом с Палицей… Тот скосил глаз на Турбоя, показал пальцами: этого первого валю?

Я качнул головой… И поймал уже взгляд воеводы. Похоже, боярин отследил наш информационный обмен? Да по фигу.

– Добрая у тебя пища, Турбой-ярл! – похвалил я по-русски. – И у князя твоего стол не хуже. Это нам любо! Выпил бы за твое здравие, да нечего и не из чего. Нерасторопны у тебя рабы. Ты уж с ними построже.

– Налей нурманам, малый, – махнул рукой воевода. – Квасу налей, хмельного им довольно уже. – Глянул, насупив брови: – А ты, нурман, со стола слезь! Не дома у себя! Веди подобающе.

– Да уж не дома, это верно! – произнес я, не меняя позиции. – Ежели я кого в гости зову, так за стол сажаю да угощаю. У нас такого в обычае нет, чтоб хозяин брюхо набивал, а гость слюну сглатывал.

– А я тебя не за стол звал! – отрезал боярин. – Я глянуть на тебя хотел. Поближе.

– Глянул? – усмехнулся я. – И как?

– Никак. Не любы вы мне, нурман! Зря приехали!

– Вот как? Слышь, Хавгрим, – произнес я по-скандинавски. – Ярл говорит: не будет у нас с ним любви. Не нравимся мы ему.

Палица развеселился.

– Ты ему скажи, хёвдинг, что он нам тоже не люб. Мы, скажи ему, женщин любим, а старого козла пусть его козлята уестествляют. Вон они какие румяные! – Палица сделал красноречивый жест, а потом похлопал по щеке отрока, у которого принял кувшин с квасом, отхлебнул из кувшина… И выплюнул отпитое на стол. – Ульф! Что за это за дрянь?

Я отобрал у него кувшин, приложился… Нет, нормальный квас. Даже отличный. Холодненький!

– Квас это, – пояснил я. – Не пиво. Ты распробуй, потом плюйся.

Взгляд на Турбоя. Ого! Да он красней гамадриловой задницы! Вот-вот спустит на нас свою свору.

– Что он сказал? – рявкнул воевода.

– Квас ему непривычен. Думал: это пиво такое.

– Что он до этого сказал?

– Я ему твои слова перевел. Что ты любиться с нами не хочешь, – с невиннейшим видом разъяснил я. – А он ответил, что это хорошо. Потому что он тоже не хочет тебя любить. Может, у вас обычай такой, а у нас – по-другому. Мы женщин любим, а мужчин только убиваем.

– Ты что несешь?! – взревел боярин. – Да я тебя сейчас на куски изрубить велю, хоть ты и гость княжий!

– За что же такая немилость? – поинтересовался я.

– Да за слова поносные!

– Это какие же? – Я поднял бровь.

– А те, что твой друг сказал!

– Что он женщин любит, а таких, как ты, – нет, что ли? И где ж тут поношение? Вот если бы он сказал, что хочет взять тебя как женщину… – Я широко улыбнулся, сделал драматическую паузу. – А он лишь порадовался, что ты не станешь этого требовать от нас. Что не так? Ты же сам только что сказал, что любить тебя не надо. Что не любы мы тебе. Я не так тебя понял? Мы тебе любы? Знаешь, ярл, при всем нашем уважении к тебе и к твоему князю, брать тебя как женщину мы все равно не…

– Заткнись!!! – взревел боярин. – Прикуси свой поганый язык, нурман, коли не разумеешь по-нашему! Я сказал: не по нраву вы мне, ясно?!

Я скосил глаз на своих: Гуннар понимал с пятого на десятое… И ему было весело. У скандинавов такие словесные игры в чести. Шутки на грани фола. Вернее, на грани вызова на дуэль.

Палица не понимал ничего, но, глядя на пунцового, брызгающего слюной воеводу, тоже ухмылялся.

– А я о чем? – изобразил я непонимание. – Не нравимся мы тебе. Не любы. Вот и хорошо. Вот и Хавгрим тоже сказал: хорошо это. Сказал: вот юноша у тебя – покрасивей нас. Может, ты его любишь?

Юноша зарделся пуще своего начальника и даже рот открыл – высказать протест, надо полагать, но воевода не позволил.

– Молчи, Куник! Ни слова! – И добавил куда более спокойно: – Я понял тебя, нурман. Понял, зачем ты дерзишь. Вызова ты хочешь. Крови хочешь. Ну так будет тебе кровь! Но не наша кровь! Ваша! Если гость ведет себя как свинья, то и обходятся с ним как со свиньей!

– Не понял тебя, ярл, – я согнал с лица улыбку. – Я недостаточно хорошо понимаю твою речь. Не может быть, чтобы ты уподобил воина жрущему дрянь и спящему в дерьме животному.

Ну скажи мне – да. И у Водимира станет на одного воеводу меньше!

Мне вдруг вспомнилась политика норвежского конунга Хальфдана Черного, когда тот в спорных вопросах выставлял вперед дерзкого берсерка, который и решал спор в его пользу. Может, и есть в этом городке кто-то, способный меня прикончить, но уж точно не этот красномордый.

Чуйка у боярина была. Повода для вызова я не получил.

– Нет, тебе показалось, – пошел на попятный боярин. – Я не оскорблял тебя, но видеть вас в моем доме не хочу. Это понятно?

– Да, – я спрыгнул со стола. – Гуннар, Хавгрим, уходим.

– И зачем звал? – проговорил Гуннар уже снаружи. – Не сказал ничего, даже не угостил толком.

– Зато повеселил, – ухмыльнулся берсерк. – Скажи, Ульф, а он и впрямь любит… как женщина? С виду не скажешь.

– Нет. Это я его позлил немного. Но не достаточно.

– Недостаточно для чего?

– Чтобы он или кто-то из его людей вызвали бы меня или тебя на хольмганг.

– Славная мысль. Жаль, что не вышло.

– Жаль. Здешним было бы невредно поглядеть, как убивают викинги. Но, думаю, они увидят. Я ведь догадываюсь, почему он нас позвал.

– Да ясно почему, – махнул татуированной лапой Палица. – Чтобы никто из нас не помешал поставить на хольмганг Виги.

Так и есть. Меня не оказалось рядом с Вихорьком, когда Водимиров отрок к нему прицепился. Отпустил остроту насчет мамы-тюленихи. Наверняка подсказал кто-то из старших.

Природный скандинав наверняка повелся бы на такую зоофилическую шутку. Вихорёк обидчика высмеял. В моем стиле. Мол, насчет его матери отрок ошибся, но ход мыслей понятен. Самого-то его небось овца родила, раз тупой, как баран, уродился. Да такой негодный баран получился: даже шерсти не состричь. Нету у отрока-барана шерсти. Нигде.

«Что здесь гладко, что тут», – во всеуслышание объявил Вихорёк, показав пальцем на подбородок провокатора, а потом похлопав себя по причинному месту.

Будь на месте отрока скандинав, он отшутился бы. Легко. У самого Вихорька щеки и подбородок гладкие, как у девушки.

Но отрок на словесные игры настроен не был. Он намеревался оскорбить, получить вызов и прикончить моего сына. Сделал дело – и в гридни. Всё крайне серьёзно. А ему такое обидное говорят… Да и кто? Пацанчик, которого он вообще за противника не держал.