Стюрмир был явно разочарован.

— Здесь нет того, что тебя интересует, дан.

Это сказал дедушка-священник. На датском.

— Знаешь наш язык? — заинтересовался Медвежонок.

— Я был среди тех, кто вместе с архиепископом Эбоном крестил данов.

— Ха! — воскликнул Стюрмир. — Чтоб даны крестились? Ты лжешь, жрец!

— Он говорит правду, — вмешался Свартхёвди. — Харальд Клак привел к нам жрецов Белого Христа.

— А, этот… Который удрал, — Стрюмир вспомнил. С историей у викингов всё хорошо. Минимум восемь поколений славных предков должен перечислить каждый уважающий себя норман. С учетом деяний и доблестей. Само собой, исторический контекст тоже имеет значение. А уж то, что имело место быть несколько десятилетий назад, знает каждый датский тинэйджер.

— Не станут даны кланяться этому! — раздосадованный Стюрмир вытянул меч и указал им на деревянную статую Иисуса в обрамлении соломенных «лучей». — Что ж твои соплеменники такие жадные? — проворчал он, вновь обращаясь к священнику. — Даже одежды приличной своему богу не подарили? На что он такой годен? Только на растопку…

…Я успел вовремя перехватить руку Стюрмира и не дал разрубить Распятие.

— Полегче, брат! Не следует оскорблять Бога в его доме! Убери меч.

Стюрмир так удивился моему вмешательству, что безропотно упрятал клинок в ножны.

— Ульф прав, — поддержал меня Медвежонок. — Пусть он и слабак, бог франков, но зачем гневить его попусту. Другое дело, если бы он был из золота, а это простое полено. Пошли отсюда.

И они ушли. А я задержался. Присел на скамью. Деревянный Иисус глядел на меня строго и печально. Священник устроился рядом.

— Ты не похож на нормана, — заметил он.

— Так и есть, — ответил я. — Моя родня — из словен. Почему твой храм так беден? Его ограбили?

— Нет, — священник покачал головой. — Я сам отдал всё, чтобы прокормить свою паству. Бог внушил мне благую мысль. Теперь у меня потир из меди, чаши из глины… Зато твоим друзьям незачем громить мой храм. Да и к чему богатства слугам Господа?

— И почему Он не внушил ту же мысль другим священникам? — с иронией поинтересовался я.

— То мне не ведомо, — смиренно произнес священник. — У тебя ясные глаза, человек с севера. Надеюсь, Бог найдет дорогу к твоему сердцу и к твоей душе.

Он легко, по-молодому поднялся, перекрестил меня и ушел.

А я посидел еще пару минут, а потом покинул церковь и присоединился к друзьям.

Должно быть, Бог и впрямь пребывал в той церкви, потому что на душе у меня стало светло и легко. Может потому, что я оставил на церковной скамье пару серебряных монет?

Шевалье Жиль торжественно поклялся повиноваться Хрёреку как собственному отцу. Серьезная клятва. И односторонняя. Хрёрек-ярл рыцарю не обещал ничего. Однако выбора у благородного Жиля не было. Вернее, был. Преклонить колено или умереть в надежде, что его синьор, местный граф, за него отомстит. Слабое утешение для молодого парня, у которого даже наследника не имелось.

В городке мы оставили военную команду из тридцати человек, построились походным порядком и бодрячком двинулись за церковной утварью! Правило — «все лучшее Церкви» в Европе девятого века соблюдалось неукоснительно. И мои соратники относились к нему с полным одобрением. Еще бы! Когда большая часть драгметаллов страны собрана в определенных и легко обнаруживаемых местах, это удобно. Норманам остается лишь придти и взять.

— Так это же мой пастушок! — воскликнул я, увидав знакомую фигурку, окруженную полусотней мелких лохматых овец. Очень кстати!

Вопреки моим ожиданиям, соединенное воинство двух ярлов на обрушилось на монастырь сходу. Более того, пройдя по дороге примерно с километр, наше войско разделилось натрое. Две меньшие части широкими крыльями, но с максимальной маскировкой двинулись в обход. Их задача — перехватывать всех, кто намеревался прибыть в монастырь. Или его покинуть. В том числе и водным путем — холм, на котором возвышалась святая обитель, с двух сторон омывался речкой.

Основная часть войска (в том числе и хирд Хрёрека-ярла) остановилась вне видимости монастырских дозорных и выдвинула вперед разведку. То есть меня и самого ярла. На удалении в сотню метров пряталась группа поддержки, если кому-то вдруг взбредет в голову нас схитить. Заметить парней из прикрытия было практически невозможно. Хотите увидеть чудо? Поглядите, как прячутся викинги. Раз — и нету. А зайдешь за кустик размером не больше веника, глядь — сидит. Как укрылся? А непонятно. Да так хорошо прячутся: не наступишь, не увидишь.

Итак, мой дорогой словенский пастушок. И его отара.

— Поговори с ним, — велел Хрёрек.

И мне пришлось устроить сорокаметровый «заполз» по лугу. С препятствиями, которые угадывались, к счастью, издали. По запаху.

Оттуда, из травки, я его и окликнул. В принципе можно было и не опасаться особо. Этот склон холма из монастыря не просматривался. Но это — в принципе. Если я выдам наше военное присутствие, Хальфдан с Хрёреком мне голову открутят.

Вихорёк мне обрадовался. Сообщил, что ему было велено пасти отару поближе к монастырю, потому что в окрестностях вчера видели разбойников. Четверых. Хорошо вооруженных. Вероятно, викингов.

Блин! Я мог бы назвать этих разбойников поименно! Вот они, гнилые понты норманской аристократии!

— Ну и как? — поинтересовался я. — Монахи испугались?

Оказалось, ничуть не бывало. Подумаешь, четверка норманов! Овец они да, могут стырить, а напасть на этакую крепость — никогда. Так что в обители царила тишь да гладь. Надменное спокойствие, усиленное верой в Господа и еще тем, что вчера в помощь монастырской страже прибыл отряд в сто семьдесят копий.

Не то, чтобы Вихорек их считал, но слышал, как посчитали другие. Кто прислал бойцов, пастушку неведомо. Качество подготовки вновь прибывших — тоже. Но кушали хорошо. И баб с собой привезли штук двадцать. Настоятель побухтел, но смирился. А бабы — веселые. С одной такой Вихорек успел побеседовать. По ее инициативе. Мол, если есть среди монахов желающие позагонять бурундучка в норку, то за небольшое вознаграждение… А Вихорьку комиссионные. С головы. Вернее, с другого органа. Также Вихорек слыхал: со дня на день ждут еще один отряд. Тоже сотни на полторы.

Я покинул Вихорька и отправился в обратный «заполз». Следовало сообщить новости ярлам.

Новости наших лидеров не порадовали. Вероятность еще большего усиления монастырского гарнизона — тоже. Конечно, второй отряд наемников вряд ли доберется до цели, но бесшумно и бесследно перебить полторы сотни бойцов почти невозможно. Следовательно, в монастыре узнают, что мы — рядом, и нас — много.

Каменные стены, привратная башня, с которой очень удобно обижать штурмующих… Запрутся — и мы тут до осени просидим. Личное превосходство конкретного нормана над конкретным франком сходит на нет, когда франк с четырехметровой высоты льет норману на голову кипяток. Или смолу, что еще более неприятно.

Нужен хитрый план, который позволит нам проникнуть за стены.

— Может, ночью? — предложил я.

Не понравилось. Скандинавы воевать в темноте умеют. Но не любят. Им нравится публичность, а какая публичность, если твои подвиги и не разглядеть толком. Вдруг там, наверху, в Асгарде, перепутают и заберут в Валхаллу не того.

— Наемники, — сказал Хальфдан Рагнарссон. — Когда они придут, им точно откроют ворота.

— Если они придут… — произнес Тьёрви задумчиво и поглядел почему-то на меня.

Я пожал плечами. За что купил, за то и продаю.

— Никаких «если»! — Мой ярл оживился. — Вороны Белого Бога ждут наемников? Будут им наемники!

Хальфдан — младший из Рагнарссонов. Хитростью и коварством он изрядно уступал Сигурду и Ивару, однако он был далеко не дурак.

Схватил идею на лету и оживился.