Бетти я взял в наложницы по настоянию Гудрун, когда моя любимая решила, что у нее больше не будет детей. Ошиблась, к счастью. Ну, не выгонять же теперь Бетти? Тем более что англичанка – хорошая девочка. Храбрость проявила: целого викинга зарубила топором. И жену мою спасла. Вообще у Гудрун с ней какие-то особые отношения: примерно как у старшей сестры с младшей, хотя англичанка еще недавно была рабыней, а Гудрун – благородная датчанка.

– Поняли? – спросил я братьев.

– Ага.

– Так что вы стоите?

Заухмылялись. Дошло. Скинули со спин щиты, тоже разошлись, но недалеко. Явно приучены друг друга прикрывать.

– Зацепите меня – плавленый эйрир[206] каждому! – внес я в процесс серьезную материальную заинтересованность.

Оживились. Напали. Техника боя: «сила есть, ума не надо».

Что мне понравилось: друг друга действительно прикрывали. А так, конечно, подготовка слабенькая. Я шлепнул одного плашмя по ляжке, а второму, тоже плашмя, – по подбородку. Чувствительно. Даже кровь пошла, но я был ни при чем. Боец губу прикусил.

Остановились. Желтый потрогал бороду, посмотрел на красное на пальцах, потом на меня… Но возмущаться не стал.

– Медвежонок, – ласково поинтересовался я, – ты для чего их мне привел? Землю пахать? Так у меня теперь есть кому.

– Ты возьми их, брат, – почти жалобно попросил Свартхёвди. – Я их подучу. Они не такие дурни, как кажутся, увидишь!

– Ладно, – согласился я. – Ты отвечаешь. И… – сделал паузу. Глянул сурово на «цветных» братьев: – Без доли! Докажете в бою, что достойны, тогда поглядим.

– Как это – без доли? – возмутился было Желтый. – Мы ж хирдманами были!

– Тот, у кого вы были хирдманами, больше хирды не водит! – отрезал я. – Не нравится – не держу.

Братья поглядели на Свартхёвди. Медвежонок пожал плечами. «Я и так сделал всё, что мог, – говорило его лицо. – Кто ж виноват, что вы такие олухи?»

– Да или нет?

– Мы согласны, – синхронно пробормотали «цветные» Скегги.

– Тогда оружие – вон туда, а сами – в распоряжение вон того трэля! – Я кивнул на деловитого Хавчика.

– Как это – трэля? – возмутился Желтый, но Красный, прочитав по моему лицу, что еще слово – и вышибут, дернул брата за рукав, и тот заткнулся.

К вечеру мы загрузили драккар. Да, засиделись мы на Сёлунде. Всё прошлое лето, считай, никуда не ходили, разве что пару раз на континент – с германцами поторговать, но это близко. Зато ходили семейно. Я с Гудрун, Свартхёвди – с молодой женой, Скиди – аналогично. В общем, буржуйствовали.

Осенью прикупили еще сёлундской землицы. И мы, и хирдманы мои, Гуннар со Стюрмиром. Парни и наложницами обзавелись. Я был только рад. Они нам с Медвежонком хоть и не родичи, но, считай, братья по палубе.

Вообще нам нужен был этот год. И раны подлечить, и вообще отдохнуть, а то что ни лето, то поход, из которого сам не знаешь, вернешься или нет.

Я бы считал себя полностью счастливым, если бы не грызла мысль о Хрёреке.

Благодаря Хрёреку Соколу я стал тем, кем стал. Это долг, который невозможно возвратить полностью, но хотя бы отчасти… Вдруг он жив и ему нужна моя помощь?

Год прошел неплохо, но мы соскучились по Лебединой Дороге. Настроение было… предвкушающее. Такое, что всё равно, куда идти.

Груза на продажу взяли без фанатизма. Немного тканей, немного трофейной посуды, еще кое-что – по мелочи. Часть Свартхёвди рассчитывал продать по дороге, в той же Упсале хотя бы. Да и драккар – не кнорр. Много не возьмешь. Обратно братец планировал привезти меха и воск. И то и другое можно было неплохо продать германцам.

Я ничего не планировал. Всё зависело от того, чем встретит меня Альдейгья. Она же – Старая Ладога.

В поход нас отправлялась чертова дюжина.

Мы с Медвежонком.

Стюрмир, мой старый друг еще с тех времен, когда мы ходили на «Красном Соколе» Хрёрека.

Мой бывший ученик, а ныне – сосед и опытный хускарл Скид.

Тьёдар Певец, скальд и боец, которого мы нашли в Норвегии. Ну как нашли? Он едва не прирезал моего братца. Однако Медвежонок оказался круче, взял Тьёдара в плен, и тот откупился знаменитой в узких кругах сагой о Волке и Медведе, которую я возненавидел уже после двадцатого повторения.

Еще Хавгрим Палица, тоже «обученный» берсерк, как и Медвежонок, и так же, как и он, в состоянии боевого безумия стоивший десятерых.

Гуннар Гагара, последний из моих норегов. Надежный и опасный, как франкский меч.

Из младших – Вихорёк, Хавур Младший, сын Хаки и Тови Тюлень.

Два «цветных» братца.

Еще я взял с собой и отца Бернара. Драться он не будет, но грести может не хуже любого из нас. И куда важнее, что он – лекарь.

Тринадцать человек. Этой команды не хватало даже на то, чтобы заполнить все румы нашего «Северного Змея», но набирать слишком много новых бойцов я не стал. Учитывая наличие двух берсерков, да, и меня в придачу, мы и такой командой представляли грозную силу. Да и найти хороших и свободных воинов на Сёлунде – еще та задача. Здесь они нарасхват, и любой мастер меча и щита безусловно предпочтет пойти в дружину конунга или кого-нибудь из его сыновей, а не под команду такого сомнительного хёвдинга, как я.

Беспокоило отсутствие кормчего. Правда, Свартхёвди утверждал, что сам справится. Мол, в Альдейгью он ходил раз десять, да и выше по Мутной[207] поднимался. И солнечный камень у него есть[208]. Достался в наследство от нашего прежнего кормчего Уве Толстого, убитого сконцами. Мол, не парься, братик, доставлю в лучшем виде. Опять-таки положенные постороннему кормчему три доли уделять не надо. Экономия!

Проводы устроили в доме Медвежонка. То есть фактически это был дом моей тещи (и матери моего сына Хельги, только тс-с-с!) Рунгерд, но формально владел им Свартхёвди.

Рунгерд была прекрасна. Красивее – только моя Гудрун. Впрочем, и жена Медвежонка Фрейдис – тоже не подкачала. Особенно по скандинавским меркам. Папа у Фрейдис – главный норвежский конунг Хальфдан Черный. Медвежонку пришлось здорово упереться, чтобы получить ее в жены. Но любовь не знает преград. Особенно любовь берсерка. Так что теперь на руках Фрейдис – здоровенький лысенький сынишка, а на губах – самодовольная улыбка.

Плодится и размножается наша сёлундская семейка.

Просторный дом Рунгерд еле вместил всех чад и домочадцев, вместе с их ближайшими родственниками, которых перечислять – горло пересохнет. Многих из них, например Гримара Короткую Шею или Свана Черного, я охотно взял бы с собой, да только им это неинтересно. Первый – хёвдинг Ивара, второй – хольд еще одного Рагнарсона – Бьёрна Железнобокого.

Я особо не напивался. Чтобы прощальная ночь с моей любимой девочкой запомнилась нам обоим.

И она запомнилась, несмотря на то, что приходилось быть очень аккуратными.

– Твой сын растет, – сообщила Гудрун, погладив себя по выпуклому животику. – Возвращайся скорее!

Она не говорила мне: береги себя. Не сомневалась в моей удаче. Я, пожалуй, тоже. И плыл я не воевать. У меня – более обширные цели.

Да, я плыл не воевать. Но есть такой старенький анекдот: идет по лесу добрый молодец, а навстречу ему – баба Яга. С «калашниковым». «Да ты, милок, никак изнасиловать меня хочешь?» – говорит добру молодцу баба Яга. «Что ты, бабушка! Даже и не думал!» – восклицает молодец. «А придется!» – сообщает бабушка, передергивая затвор.

Но это случилось позже. Сначала мы совершенно мирно шли вдоль берегов Дании. Без спешки. Время от времени останавливались, чтобы посетить родичей, которые нас кормили и снабжали на дорогу. Мы отдаривались.

Зашли и в Хедебю. К родне Хрёрека на этот раз я не сунулся. Попросил Скиди осторожно расспросить: не встречал ли кто Ульфхама Треску? Я знал, что главный «телохранитель» Хрёрека лечился у здешнего бонда. Может, и в столице был?