Выкупать следовало по расценкам рабовладельческого рынка в Бирке. Цен этих, понятно, не знал никто из местных жителей, но предложение было воспринято положительно.

Начался торг. Выкупали поштучно. Торговались отчаянно. Но в итоге примерно половина пленников была выкуплена. В том числе и раненые из городского ополчения, у которых был серьезный шанс выжить (тех, у кого не было, уже дорезали), оставшись дома. А к общей куче имущества присоединилась немаленькая горка серебра в изделиях и монетах и связки шкурок.

– Умен наш ярл, – шепнул Руад. – Чтобы заставить их открыть все схоронки, пришлось бы повозиться. А так все сами принесли.

Затем, когда стало ясно, что родичам оставшихся пленных больше нечем платить, Хрёрек предложил размен: голова на голову.

Я сначала не понял, в чем дело, но оказалось, что в городе имеется некоторое количество рабов-иноплеменников или попавших в кабалу за долги. Этих тоже разменяли.

В итоге от прежней группы осталось десятка два женщин и семеро крепких мужиков, которых почему-то никто выкупать не собирался.

Я спросил об этом у Руада. Оказалось, что эти – не местные. Они из дружины смывшегося Довгана.

Тот, кстати, тоже не местный. Пришел в городок со своими кметями, предложил услуги по защите, то бишь – «крышеванию». Обещал брать вдвое меньше, чем Гостомысл. И сулил невероятные барыши на свободной торговле.

Простодушные горожане ему поверили. И поплатились.

Когда обмен закончился, Хрёрек совершил варварский акт: велел отрубить Довгановым дружинникам большие пальцы левых рук. Увечье крайне неприятное: из лука этим воям больше не стрелять.

Спали мы в тепле и под крышей. Правда, донимали клопы.

Утром оказалось, что возвращаться Хрёрек намерен водным путем. Признаться, меня это обрадовало. Тащиться через лес с оравой пленников и добычей – нет, это не по мне. Проводников Гостомысла вместе с лошадьми отпустили в обратный путь, а для нашего хирда стали собирать флотилию. На городской пристани имелся только один более или менее приличный корабль – тот, что недавно принадлежал Довгану. Это был, конечно, не драккар. Трувор определил судно как… хм, судно. И с презрением констатировал, что для морского плавания оно не годится. Так, большое корыто, чтобы по рекам сплавляться.

Еще четыре судна, длинные лодки с парусом и двумя парами весел каждая, тоже не были отбракованы. Их борта «надстроили» досками, и получилось что-то вроде самоходных барж. Этого было мало: нам предстояло везти полторы сотни пленников, двадцать «элитных» девок, четыре десятка «рабочего персонала» и около трех тонн груза, в который входила наша добыча. Ну и нас самих, естественно. Причем семерым нашим, раненым, требовались определенные удобства, для чего тоже было необходимо место.

Проблема была решена просто. Хрёрек объявил, что до тех пор, пока у нас не будет достаточно судов, мы будем жить в городе и столоваться за счет общества. Как жрет сотня викингов, я уже рассказывал. Для горожан это тоже не было секретом.

Через два дня мы получили еще две лодки с корпусами, изготовленными из цельного дерева, и бортами из свежевыпиленных, просмоленных досок. Изготовление этих досок было весьма трудоемким процессом, потому что получали их, распиливая вдоль древесные стволы. Причем, если в доске оказывался сучок, она браковалась. И это, как я понял, была относительно передовая технология, потому что полотна для двуручных пил викинги привезли с собой. Сами-то местные изготовляли доски с помощью долот и стамесок. Представляете трудоемкость?

Горожане готовы были горы свернуть, чтобы от нас избавиться. Им предстояло пережить непростую зиму. Они потеряли треть кормильцев – павших и тех, кого мы забрали с собой. Их сьестные припасы были порядком растрачены (хотя мы и не взяли с собой лишнего – задачи уморить горожан голодом не было), и лишняя неделя квартирования викингов оставила бы их без половины скота и зерна.

Наконец мы тронулись. На северо-запад. Вообще-то наш путь лежал на северо-восток, но мы не на самолете летели, а плыли по воде. Туда, куда она, вода, ведет.

Сначала дорога «пролегала» по одному озеру, потом – по другому, значительно большему. Время от времени мы приставали к берегу, предварительно привязав к мачте щит с выбеленной изнанкой – знак мирных намерений. Жители прибрежных деревенек (крохотных, почти затерянных в чаще) выходили с большой осторожностью, но очень охотно продавали молочные продукты, мед и дичину, причем даже не за серебро, а за те самые «глазки», стеклянные бусики, которые производили в Ладоге и которых у нас имелся изрядный запас.

Второе озеро оказалось здоровенным, под сотню километров длиной. Наши эсты называли его очень смешно – Пепси. Рыбы в нем было столько, что воины били ее стрелами прямо с бортов, а сети через каких-нибудь полчаса набивались под завязку. Сетями и готовкой занимались пленники. Кстати, смыться никто из них не пытался. На этих берегах обитали соплеменники эстов (хотя родню здесь считали не по близости языка, а по кровным связям), и, сбеги наши пленники, ничего хорошего их не ожидало. В лучшем случае – такое же рабство.

Никаких проблем, если не считать пары обстрелов с берега, во время путешествия не возникало.

Так мы миновали озеро и вошли в вытекавшую из него реку.

Вот тут начались трудности. Нам раз двадцать приходилось разгружать суда, чтобы пройти мели, а два-три раза мы были вынуждены даже выволакивать их на берег и тащить в обход камней. К счастью, недалеко и по уже «наезженным» колеям – не одни мы работали здесь волочильщиками.

В итоге километров сорок мы преодолевали вдвое дольше, чем весь предыдущий путь. Вдобавок, приходилось все время держаться начеку: местные болтались поблизости и наверняка прикидывали: не напасть ли?

Не рискнули.

Мои друзья начали проявлять беспокойство. Похоже, мы выпадали из какого-то неизвестного мне графика.

Зато погода стояла прекрасная. По моим прикидкам, было самое начало сентября. Люблю это время.

Однако все плохое рано или поздно заканчивается. Миновав трудный участок, мы поплыли нормально и через пару дней вошли в широкое устье.

Первое, что я увидел, – довольно большой по местным меркам городок. А второе – большая лодья, скользившая нам навстречу.

На мачте нашего флагмана по-прежнему висел «белый» щит, но мы все же изготовились к бою.

На лодье были эсты. Разглядев нашу команду, они тоже подняли «мирный» щит. Наши эсты перекинулись с ними парой слов, потом в дело вступил сам Хрёрек, и в результате мы получили право пристать к берегу, где уже «отдыхало» целых пятнадцать больших кораблей, размерами не уступавших оставшемуся в Ладоге «Соколу».

Неудивительно. Порт-то был – морской.

– Наше море, варяжское, – с удовлетворением отметил Трувор, и я понял, что мы – на Балтике.

Я ошибся, когда счел городок большим. На самом деле большим здесь был торг. Все местное население, как я понял, занималось его обслуживанием и собиранием пошлины. Надо признать, незначительной.

Еще здесь имелась верфь. Вот она-то по-настоящему и заинтересовала ярла. Причину мне объяснил Трувор. Обратно мы планировали возвращаться морем, а те суда, на которых мы пришли, по его мнению, годились для морского плавания не больше, чем утиный плотик.

Я не знал, что такое утиный плотик, но комментарий принял как должное. То есть для благополучного возвращения домой, в Ладогу, нужно полноценное морское судно.

И такое здесь имелось. Почти достроенная (остались сущие мелочи) снекка[20].

Хрёрек и Ольбард оценили ее и решили – подойдет.