– Кто еще с вами был? Сколько, какого племени?

– Наших, смоленских, было полсотни. Еще столько же – чужие. По языку вроде ливы. Хорошие воины. Чьи – не знаю. Они с нами не очень. А остальные не наемные, Водимирова гридь.

– Что?!

– Я говорю: его собственная дружина. Их сотня, пожалуй. И хороших воинов в ней немало.

– Значит, вас Водимир привел?

– Ага. Я же сказал.

Чаян, похоже, вот-вот потеряет сознание. Еле держится.

– А где он может быть, Водимир?

– Того не ведаю. – Парень облизнул потрескавшиеся губы. – А раны уже не болят, – вдруг сказал он. – Но это ж не потому, что заживают, да?

– Да, – сказал я. – Ты был честен. Чего ты хочешь?

– Убей меня, – шепнул Чаян. – А потом сожги. В Ирий хочу.

– Сделаю, – пообещал я. Взял у норега нож и вбил парню в грудь. В сердце.

Мы с Мелькольвом поднялись наверх.

– Мы за него выкуп хотели взять, но какой за мертвеца выкуп… А потом о твоей жене услышали и решили не убивать: приберечь для тебя.

Я стянул с руки одно из золотых запястий, протянул норегу, но тот отодвинул мою руку:

– Не надо. Это ж по дружбе.

– Бери, бери, – настоял я. – Это тоже в знак дружбы. Ты мне очень помог, Мелькольв. Ты указал мне курс.

– Ты ее найдешь, ярл! – Мелькольв сжал мое предплечье. – Я уверен.

Я тоже уверен. Я ее найду. А Водимир, гадина ядовитая, он заплатит! Сторицей! Блин! Я же держал его жизнь в своих руках! Что стоило добить? Любой из здешних добил бы. И только я, со своей вывернутой моралью человека из будущего, проявляю гуманизм, когда надо просто выпустить кишки.

Ну да сделанного не воротишь. И теперь у меня есть нить, за которую я буду тянуть, пока не вытащу Зарю и не прикончу эту сволочь. Потому что теперь я почти уверен: тварь пришла не грабить Ладогу. Она пришла бросить мне вызов. И я его принимаю.

– Это был Водимир, – сказал я.

– Откуда ты знаешь? – вскинулся Гостомысл.

– Знаю! – отрезал я. – А еще они забрали мою жену.

– Это мне ведомо, – кивнул ладожский князь. – Что я могу для тебя сделать?

– Ты мог бы дать отпор!

– Не мог, – покачал головой Гостомысл. – Их было слишком много. Что я могу сделать для тебя сейчас?

Да, совесть у него есть. Жаль, храбрости не хватает. Хотя в принципе он прав. Его дружина и числом поменьше, и качеством. Но для меня это невеликое утешение.

– Ты знаешь, куда он ушел?

– Водимир? Понятия не имею. Может, к родичам? Его дядя по матери, Клек-конунг, в большой силе человек. Хотя если Водимир сейчас снова в силе, прятаться он не станет.

– Прятаться – да, но скрываться – запросто. Вопрос – где?

– Ответить на твой вопрос я не могу, ярл, – покачал седой головой Гостомысл. – Могу дать совет.

– Слушаю тебя.

– Иди к Трувору, ярл! – порадовал меня ладожский князь. – У него сильная дружина, и он много знает. Варяги – они теперь везде. – По лицу ладожского князя скользнула тень. Вездесущесть варягов его не радовала. – И твоя жена – его дочь. Он поможет. Вы же с ним вроде помирились.

Тут уж скривился я. Помирились, ага. Вроде.

Но по сути Гостомысл прав. Какими бы ни были наши отношения со Жнецом, Зарю он любит. И захочет помочь если не мне, то ей.

Был еще, правда, Ольбард, который нынче – главный варяжский князь. И с ним у меня отношения вполне дружеские.

Но Трувор всё равно подходит больше. И, по совести, я обязан сообщить отцу о случившемся с дочерью. Как бы неприятно мне это ни было.

Решено. Мы идем в Изборец.

– А я тебе луки нашел, – попытался утешить меня Гостомысл. – Пять десятков. Хочешь – в дар возьми. Слыхал, налетчики у тебя весь товар забрали.

– Я куплю твои луки. – Мне от него подачки не нужны. – Но не сейчас. Не до того.

– Понимаю, – кивнул Гостомысл. – Удачи тебе, ярл Ульф! Дать тебе проводников до Изборца?

– Сам дойду, – отказался я. – Но спасибо. Будь здрав, князь!

– И ты, ярл.

В Изборце я раньше не бывал, но ожидал увидеть именно что-то подобное. Недурная крепость в стратегически правильном месте, посады вокруг, толковая система дозоров, которая обнаружила нас еще на подступах.

Впрочем, мы и не скрывались, однако если бы и скрывались, скорее всего, нас бы всё равно обнаружили. Витмид сумел заметить один-единственный секрет, расположившийся в приозерных камнях. И вряд ли секрет был один.

Меня признали и сопроводили сначала внутрь крепости, а потом на княжеское подворье, которое варяги называли Детинцем.

А я, пока мы ехали, пытался догадаться, от кого Трувор так стережется. Понятно же – не от случайных путников.

Всё было ожидаемо, пока мы с Трувором не встретились и он не поинтересовался: за каким таким хреном к холодцу я сюда явился?

И пришлось мне сообщить ему то, что я намеревался рассказать тет-а-тет в присутствии его гриди, каких-то гражданских и любопытствующих холопов.

Причем в положении «снизу вверх», поскольку сам Трувор стоял на верхней ступени лестницы, а я у ее подножия.

Пока я говорил, Жнец молчал. И судя по тому, как наливалось краской его лицо, постепенно зверел. Тем не менее дослушал он до конца, а потом спрыгнул с лестницы, махнув сразу через десяток ступеней, и приземлился в шаге от меня, что демонстрировало: мой тесть в отличной спортивной форме. Пожалуй, выхвати он на лету меч, вполне мог бы снести мне голову.

Голову он мне не снес, но…

Нет, я ждал, что Трувор не обрадуется моему появлению. А новости, которую я ему принес, – уж точно.

Чего я не ожидал, так это того, что он реально слетит с катушек.

– Ты притащил ее сюда! – рычал Жнец, нависая надо мной и брызжа слюнями в лицо. – Из-за тебя она оказалась у Водимира, и теперь этот сын змеи не попросит, а потребует от меня союза. Или союз, или я никогда не увижу свою дочь! И это всё из-за тебя, наглый волчишка! Ты приволок ее в Ладогу! Ты сбежал, когда должен был быть рядом! Ты…

Минут пять орал. Безостановочно. Я ждал. Долго. Надеялся, выплеснется и успокоится.

Нет, не унимался. Выискивал новые уничижительные эпитеты и обрушивал на меня. Практически не повторяясь.

Наконец мне это надоело.

– Заткнись! – рявкнул я. – И отодвинься. Хватит брызгать слюной. Всего уже заплевал! – Я демонстративно вытер лицо рукавом. – Думаешь, чем громче ты будешь орать, тем скорее мы вытащим Зарю из лап Водимира? И вообще – почему ты орешь на меня? Я оставил ее не в чистом поле и не в лесной избушке. Я оставил ее в Ладоге. А там, напомню, имеется крепость и Гостомысл со своей дружиной. Но он даже не пытался защищать город. Закрылся в крепости и наблюдал, как режут его людей. И как крадут Зарю!

Вот! Вижу, успокаивается понемногу. Плеваться перестал и нависать надо мной тоже.

Что ж он так сорвался? Тем более не наедине, а публично. При своих людях, которые, как я вижу, этим взрывом чувств весьма удивлены.

– Ты сказал: их было две сотни? – процедил Трувор. – Гостомыслу с ними не совладать!

– А мне? – спросил я. – Мне – совладать?

Молчит.

– А скажи мне, Трувор, скажи как князь и защитник: если бы в твой Изборец ворвались враги, ты бы тоже отсиживался за стенами и глядел, как убивают твоих смердов?

– То я, а то – Гостомысл, – буркнул Трувор. – Я варяг, а он ободрит. Сравнил тоже. Пойдем, зятек, горло промочим. В глотке пересохло.

– Еще бы – так орать, – пробормотал я, но Трувор сделал вид, что не услышал. – Людей моих вели разместить, – сказал я погромче. – И пойдем думать, как нам скормить Водимиру его собственные яйца. Но для начала я хочу знать, что он тебе предложил…

Изборск. Месяцем ранее

– Безмерно рад видеть тебя, Трувор Жнец!

Он почти не изменился, князь Водимир, после своего разгрома и потери земель, которые он так старательно собирал. Те же по-павлиньи пестрые одежды, та же густая грива, ниспадающая на широкие плечи. Вот только вместо шитой бисером шапочки главу князя ныне венчал круглый шлем с золотым покрытием, а грудь украшала того же металла цепь в гривну весом. А вообще же на Водимире драгметаллов было чуть ли не четверть пуда, если считать богатое золотое шитье и бляшки на широченном поясе и ножнах короткого широкого меча. И свита при нем подобающая: полсотни всадников, по которым сразу видно: гридь.