Тьёрви тоже представился. Назвался рыцарем другого королевского брата, немецкого короля Людовика. Разумно. Представиться немцем, чтобы объяснить скандинавский акцент.

Опередив Тьёрви, я заявил, что приплыл с той стороны Ла-Манша. Удачно получилось. Шевалье английского не знал и уличить меня не мог.

Медвежонок вообще никак представляться не стал. Шевалье не настаивал, потому что и без представлений видно: Свартхёвди — благородный человек. Каким еще может быть тот, у кого меч по рукоять в крови твоих врагов.

Кроме шевелье в возке прятались трое. Его жена (изрядно перепуганная толстушка), дочь (молоденькая и хорошенькая) и служанка (тоже ничего так). И там был сундучок с казной.

Половину казны шевалье тут же отдал нам. Справедливо. Люди нехорошего барона забрали бы всё. Контролирует, понимаешь, негодяй ключевое направление дороги. Грабит всех, кто подвернется. Пиявка! Вино из золотого кубка пьет — как король. А ему — всё мало!

Я понимал с пятого на десятое, но словосочетание «куп дор» уловил легко. И по тому, как по-волчьи вспыхнули в темноте глаза хёвдинга Тьёрви, понял, что не ошибся с переводом.

Из золота пьет? А кушает барон, небось, тоже на золоте? А далеко ли его замок?

Не очень. Рукой подать. А что?

А то, что зло должно быть наказано, пояснил Тьёрви.

Шевалье забеспокоился. У нехорошего барона — целое войско преданных вассалов. Аж тридцать семь человек.

— Считая этих? — поинтересовался Тьёрви, указав на живописно распределенных по поляне покойников? Если да, то у барона уже не тридцать семь, а всего двадцать три. Сущие пустяки для таких славных воинов, как мы. Тем более, что нас не трое, а намного больше. Аж шестеро.

Шевалье удвоение нашей численности не впечатлило. Он честно признался: рассчитывает на то, что мы проводим его до пункта назначения. Если половины сундучка мало, то он готов расстаться еще с четвертью. Примерно в десяти милях от Анжу — замок его дяди.

Всё это сопровождалось такими красноречивыми жестами, что перевода не требовалось. Тем не менее я отозвал Тьёрви в сторонку и напомнил о нашей задаче: доставить меня к конунгу.

Фигня, отмахнулся хёвдинг. Сроки доставки не оговорены. А баронское золото, если не поторопиться, может забрать кто-то другой.

К беседе присоединился Свардхёвди. Целиком на стороне хёвдинга. Меня это не удивило. И можно не сомневаться: все наши спутники, обладающие правом голоса, тоже будут «за».

В таком случае у меня — вопрос. Каким образом мы вшестером (это если Скиди и Тейта считать за полноценные боевые единицы) возьмем укрепленный замок? Пусть замок этот — не цитадель с подъёмным мостом, но нам и через трехметровый частокол сходу не влезть.

А мы и не будем лезть, заявил Свартхёвди. Переоденемся в тряпки покойников, прихватим шевалье с семейством — для маскировки. И доверчивые франки впустят нас в замок без всякого сопротивления.

Тут им и хана.

Замечательный план. Как раз в скандинавском стиле. Возражать — бессмысленно. И так уже мой братец Медвежонок косится на меня подозрительно: а не прилетело ли тебе в бою, Ульф, чем-то тяжелым по головенке, если ты возражаешь против такого разумного, эффектного, а главное, выгодного плана старшего товарища?

Я плюнул и согласился.

Шевалье пообещал показать дорогу. Справедливо. Он перед нами — в долгу. К тому же — человек благородной крови. А что может быть благороднее мести?

Оставив трупы и спасенное семейство на попечение Медвежонка, мы с Тьёрви вернулись к нашим спутникам.

Как и ожидалось, план хёвдинга был принят на «ура».

Затем я, с помощью Вихорька, переговорил с падре. Пояснил монаху, что мы недавно пресекли разбойное нападение на честных христиан и намерены нанести визит главному злодею, дабы наказать его по заслугам. От падре требуется помалкивать о том, что мы — норманы. И ни во что не вмешиваться. А лучше вообще принять обет молчания, чтоб ненароком не сболтнуть лишнего.

Падре выслушал меня и моего переводчика, затем сообщил с неизменным достоинством, что он — слуга Господа. Потому болтать вообще не склонен. После того поругания христианских ценностей, коему монах был недавно свидетелем, он более не сомневается, что мы все ниспосланы Франции свыше. Как наказание за грехи. Поэтому нет необходимости оставлять его в лесу (альтернатива, предложенная мной вместо молчания), а если его убьют в процессе наказания зла (об этом я тоже упомянул), то на все воля Божья. Но лично он думает, что не убьют, потому что у него есть миссия. И вообще было бы лучше, если бы я звал его не монах, а отец Бернар.

Я согласился. И сделал зарубку в памяти: уточнить, что это еще за миссия у моего падре.

Но — позже. Потому что время не ждет. План Тьёрви может сработать только под покровом ночи. На свету даже страдающий острой формой трахомы не спутает викинга с франком.

Замок барона не отличался изысканностью. Четырехугольная выгородка на бугре, который даже человек с фантазией не назвал бы холмом. Донжон высокий, но всё равно смахивает на каменный сарай-переросток…

После городских стен Тура такое не впечатляет. Но с точки зрения функциональности — всё путем. Взять штурмом такую хрень без вспомогательного снаряжения не так-то просто. Особенно при численном соотношении один к четырем в пользу защитников.

Но брать его штурмом мы не собирались.

Могучий удар обухом секиры в дубовую калитку.

— Открывайте, бездельники!

Голос Тьёрви звучал глухо и невнятно, но суть требования была интуитивно понятна.

Сверху поинтересовались, кого принес нечистый?

В ответ Тьёрви ругнулся, а Скиди (ему пришелся по размеру прикид одного из покойных псов барона) поднес факел к перепуганному личику нашего спасенного. Попутно подсветив меня и Мышелова. Но аккуратно. Чтобы лица «в кадр» не попали. Шмотки-то на нас — с баронских людишек, а вот личики совсем другие.

Наверху признали пленного. Обрадовались. Быстро, быстро залопотали по-французски… Минута — ворота начали отворяться.

Мы не торопились. Было желательно войти всем сразу. Еще двадцать секунд… Ага! Комиссия по встрече уже выстроилась. Пяток франков в неполной боевой… Беспечность наказуема.

Я плавно извлекаю из ножен Вдоводел. На левой руке у меня кулачный щит с медным умбоном и медной же оковкой по краю. Трофей. Вообще-то я предпочитаю клинковое оружие, однако в темноте и тесноте такой девайс — самое то.

— Ver thik, her ek kom!!![110] — разом взревели норманские глотки. «Кто не спрятался, я не виноват!»

И началась мясня.

Не следует думать, что мы действовали хаотически. Роли были распределены заранее. Стражу у ворот сносим вместе. Потом отборная боевая группа (Тьёрви, Медвежонок и я) врывается в донжон и гасит всех, кроме главаря. Последний нужен для оперативного сбора информации по местонахождению домашних сейфов. Стюрмир с молодняком тем временем зачищает двор и дисциплинирует челядь и сервов.

На моем пути — франк. Замахивается копьем… Резкое сокращение дистанции. Вдоводел легко, на проходе, вскрывает трахею. Хлещет кровь. Но уже за моей спиной. Я, на том же рывке, прикладываю рукоятью в лобешник остолбеневшего сопляка, который (повезло пацану) так обалдел, что даже к оружию не потянулся, и мчусь, петляя между брошенных посреди двора сельскохозяйственных орудий, ко входу в донжон. Что интересно — вход сразу на второй этаж. По деревянной лестнице. Удобная система. Достаточно сжечь лестницу — и донжон неприступен. Окон на первом уровне тоже нет.

Взбегаю последним, отстав от Тьёрви аж на секунду. И на три — от Медвежонка, который, вместо того, чтобы петлять, просто перемахивает через препятствия. Он сейчас может и через носорога перепрыгнуть, мой братец-берсерк. Минут пять назад он выжрал дозу боевого стимулятора «от дедушки Стенульфа».