ПРОКЛЯТИЕ[66] Перевод Н. Чуковского Зовется Гёргеем [67] тот негодяй позорный, Кто предал родину, свой долг презрев. Так пусть всегда, везде, до гроба и за гробом, Его преследует господень гнев. Ста тысяч храбрых вождь, вождь пламенных героев В победе славен и в беде велик! А он отбросил честь, отверг он путь к величью, Подножный корм найдя, к нему приник. Ему вручен был меч карающий народа, Народа сердце было вручено. Он предал их врагу, как шалопай побитый,— За плату, даром ли, не все ль равно. Умолк орудий гром, умолкли наши ружья, Зловещая настала тишина, Гайдук не мчится в бой, висит гусара сабля, Не кровью, а слезой окроплена. Пасть, не изведав битв, все сдать врагу без боя! Переглянувшись, шлют ему вослед Его соратники суровое проклятье,— Тому проклятью вечно смерти нет. «Кто создал Гёргея, бог иль коварный дьявол?» — Так спрашивают воины с тоской. Нет, если б создал бог ничтожество такое, Отрекся бы от бога род людской. Пусть высохнет трава, где отдохнуть он сядет, Пусть, ветку увидав, на ней повиснет он, Пусть терпит голод он, пусть корчится от жажды, Вовек людским презреньем заклеймен. Пусть гонятся за ним повсюду беды, словно Озлобленные псы, пусть он живет До гроба в нищете, в терзаниях и в сраме, А после гроба муки обретет. ПРЕДИСЛОВИЕ[68] Перевод Л. Мартынова В те дни, когда я взялся за перо, Безоблачным казалось это небо, И на земных высотах зеленела Листва… И люди, точно муравьи, Трудились — бодро подымались руки, Был тверд расчет, надеялись сердца, Ум пламенел, и замыслы рождались. Мир отирал испарину со лба, Готовясь получить вознагражденье — Блаженство завершенного труда, И к празднику приблизилась природа,— Все лучшее, что было в ней, цвело! И, как от счастья, воздух трепетал, Священное воззвание рождая, Чтоб славным голосом творимой нови Приветствовать вселенную. И мы Услышали! Глубины и высоты Откликнулись. Казалось, в этот миг Вселенная застыла без движенья. Но перед бурей эта тишь настала. И разразилась буря. Как мячи, Она отрубленные головы бросала Под небеса кровавою рукой. Она неслась, топча сердца людские, Жизнь увядала от ее дыханья. Мир разума погас. И на щеках Небес, от этой бури потемневших, Разрисовали молний диким светом Великий гнев враждебные нам боги. И завывала буря непрестанно, И где бы, как чудовище, она Ни проносилась в бешенстве, — повсюду Проклятия раздробленных народов, Как вздох, неслись из кучи черепов, И опускала голову нужда На обессиленные города. И вот теперь зима, и снег, и смерть. Земля моя как будто поседела, Но не слегка, как человек счастливый, А поседела сразу, как господь, Когда, создавши мир и человека, Создавши полубога, полузверя, Он содрогнулся, увидав воочью Такое кровожадное творенье, И стал от горя дряхлым и седым! Она придет, цирюльница-весна, Земля-старушка паричок напялит И бархатное платье из цветов, И глаз своих стекляшки разморозит, И на лице, сокрытом в ароматах, Налжет веселье юности… Тогда Спросите эту старую кокетку — Что сделала с детьми она своими, Куда девала бедных сыновей? СТАРЫЙ ЦЫГАН Перевод Л. Мартынова Играй, цыган! Вина мы поднесли, Чего ж дремать? Утешь! Развесели! Что стоит скорбь, водой разведена? В холодный кубок подливай вина. Такой закон установила жизнь, Чтоб мерзли мы, а после обожглись, Играй! Всему приходит скорбный срок, Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! Пусть мозг дрожит под теменем твоим, Пусть кровь вскипает в жилах у тебя! Глаза горят, как головы комет, И струны стонут, будто, все губя, Несется вихрь и скачет град такой, Который выбьет весь посев людской. Играй! Всему приходит скорбный срок,— Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! У звонкой бури песням ты учись, Когда она бушует и ревет, Корчует лес и топит корабли, За глотку все живущее берет. Повсюду бой! Трепещет в буре той Сам гроб господень на земле святой. Играй! Всему приходит скорбный срок,— Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! Чей это слышен затаенный стон? Кто, дико мчась, и плачет и ревет? Что там гудит, как мельница в аду? Там кто это стучится в небосвод? Кто? Падший ангел? Воин весь в крови? Безумец? Раб надежды и любви? Играй! Всему приходит скорбный срок,— Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! И кажется: восставший средь пустынь, Неистово горюет человек, И палкой брата убивает брат, Сироты плачут, слышен вопль калек, И коршун бьет крылами, и орлы Терзают Прометея у скалы… Играй! Всему приходит скорбный срок,— Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! Звезда слепая, скорбный шар земной Вращается в отчаянном чаду. От грязи, скорби и преступных дел Отмой, потоп, несчастную звезду! И пусть привозит к Арарату Ной В ковчеге новом новый мир иной. Играй! Всему приходит скорбный срок,— Негодной палкой станет и смычок. Стакан и сердце наполняй вином И не заботься ни о чем ином! Играй! Но нет! Дай струнам ты покой. Настанет праздник. Срок еще не скор, Но час придет — смирится ярость бурь, И кровью в битвах изойдет раздор. К такой ты песне будь, цыган, готов, Чтоб разутешить даже и богов, Чтоб, за смычок когда возьмешься ты, Разгладились бы хмурые черты! Играй, упившись радости вином, И не заботься ни о чем ином! вернуться Проклятие. — Это стихотворение было полностью напечатано лишь в 1925 г. вернуться Гёргей Артур (1818–1916) — главнокомандующий венгерской революционной армией; в 1849 г. под городом Вилагошем без боя капитулировал, сделав невозможным продолжение революционно-оборонительной войны. вернуться Предисловие. — Это впервые напечатанное в 1864 г. стихотворение посвящено, как и «Старый цыган», поражению венгерской революции 1848 г. |
