ПРИВЕТ Перевод Е. Аксельрод Чувствуешь, ветер добреет, вздохом весны обновленный, воздух целует листву и цветы, и родничок в них пестреет. В берег прохладой соленой бьется морская вода. Пусть есть у жизни зима и ненастье, жизнь не умрет никогда. Взор твой весна напоила, вечность в глазах твои брезжит; благоговейно клонятся цветы, где бы ты ни проходила. Вновь дождалось побережье — май к нам плывет сквозь дожди. Где б ни была ты, тебя, дорогая, скоро прижму я к груди. И вознесет нас крылатый воздух земли обновленной. Как две волны, мы сольемся с тобой, синью и светом богаты. Веет прохладой соленой майского моря вода. Знает любовь и ненастье и зиму, но не умрет никогда. Взмоем к истокам счастливым жизни… Коль смерти охота встретить нас — что она против любви? Глянет лишь взором ревнивым. Два наших имени кто-то шепчет среди тишины. Слышишь? То голос любви нашей вечной в немолчном плеске волны. САКУНТАЛА
Перевод И. Бочкаревой Тревога уснуть мешала, запах цветов меня томил, душистый поток струился, цветочный ветер в окно мое бил; я слушал неясный шелест высоких пальм, и чудилось мне, куда бы ни шел в томительной тьме: Сакунтала, Сакуптала! Вы, вечные Гималаи! Высокие лбы подняв к небесам, зачем вы послали эти потоки сегодня ночью к моим ногам? Зачем, как черную память, передо мной волны гнать? Зачем предо мною предстала опять Сакунтала, Сакунтала! О дева, нежно и влажно глянула ты мне в лицо, как было в день, когда тебе дали связующее кольцо. Ах, не просто время, не просто день, не тысяча лет тебя и меня разделяют, нет, Сакунтала, Сакунтала! Кольца не роняла ты в реку, Душьянта сам кольцо швырнул, он путь преградил потоку, но кольца тебе не вернул. Душьянта охотиться будет средь стройных пальм, у бурных вод он антилопу убьет. Сакунтала, Сакунтала! ВСЕ, ЧТО ЗДЕСЬ ЖИЛО… Перевод И. Бочкаревой Все, что здесь жило, — умрет, что цвело — отцветет: поцелуи и слезы в подушках бессонных, имена, что мы пишем на стеклах оконных, все, что здесь жило, — умрет. Непостижимый исход! И все же мы жаждем влюбляться, грустить, целовать, целоваться, страстью обжечь и обжечься страстью — не умирает стремление к счастью: Гретхен — Фауст, Ромео — Джульетта! Милая! Делай священное дело: руки омой и светлое тело кровью, что в сердце твоем закипела, и, выходя на лов, флейту свою готовь — и пусть отзовется на страстный зов все, что со временем канет в Лету. ЙЕНС ПЕТЕР ЯКОБСЕН Перевод Е. Аксельрод Йенс Петер Якобсен (1847–1885). — Один из крупнейших реалистов второй половины XIX века. Родился в семье торговца. Окончил Копенгагенский университет. Опубликовал ряд статей о Ч. Дарвине и перевел на датский язык его основные труды. Творческая биография Якобсена-художника начинается в конце 60-х — начале 70-х годов, в период его участия в литературном «движении прорыва», возглавлявшемся Г. Брандесом и утверждавшем эстетические принципы реализма. Рассказы Якобсена, его романы «Фру Мария Груббе» (1876) и «Нильс Люне» (1880) заложили основы критического реализма в Дании. Как поэт Якобсен не был долгое время известен широкому читателю. Подготовленные им поэтические сборники «Херверт Сперринг» (1866–1869) и «Кактус расцветает» (1868–1869) были опубликованы лишь после смерти писателя. Философское содержание и новаторство лирики Якобсена, который ввел в датскую поэзию свободную строфу и свободный ритм, не или оценены современниками. На русский язык переведен ряд романов и рассказов Якобсена; его стихотворения на русском языке публикуются впервые. «Громада земли в мирозданье…» Громада Земли в мирозданье Плывет, словно в море листок. Я только песчинка. В чьем свете Мерцаю — то знает лишь бог. Но все же миры, что качает Эфира могучий поток,— Лишь рябь в океане моих размышлений, Чем движима — мне невдомек. АРАБЕСКА Блуждал ли ты в сумраке леса? Встречал ли ты Пана? Я познал его, Но не того — духа темных лесов, С которым безмолвие речь обретает. Нет! Я того не знавал никогда. Пан мне открылся в образе бога любви, Когда онемело все говорящее. Видал ли ты в знойных краях Диковинное растенье? В неколебимом молчании, Палимое тысячами лучей, Открывает оно свой цветок На мимолетную долю минуты — Красное око безумца, Трупа румяный лик. Я видел его, Когда одержим был Ею. Как снег жасмина, была она благоуханна, Мака дурманная кровь текла в ее жилах, Мраморные прохладные руки Покоились на ее коленях, Подобные белым лилиям на поверхности озера. Слова ее падали мягко, Как падают листья яблони На влажную от росы траву. Но порою казались Холодными и прозрачными, Как струи, влекущиеся со дна. В ее смехе слышалась грусть, В слезах — ликованье; Все перед нею смирялось. Лишь двое решались ей противоречить Ее собственные глаза. Из ослепительной чаши Цветка ядовитого Она напоила меня допьяна: Того, которого нет в живых, И того, кто теперь на коленях у ног ее. С обоими она осушила до дна,— Тогда ее взгляд был покорным,— Сверкающий кубок Цветка ядовитого — С обетом верности нерушимой. Все миновало! На засыпанной снегом поляне В темном лесу Растет одинокий терн. Его листвой завладели ветры. Одна за другой, Одна за другой Кроваво-красные капли Пятнают белый покров. Пылающие капли На холодном снегу. |
