* * * «Ложится на дни…» Перевод Валентины Дынник Ложится на дни Сон черною тенью. Надежда, усни! Усните, стремленья! Поблекла давно За краскою краска. Душе — все равно… О, грустная сказка! И я — колыбель, Колышуся в нише Под скрипы петель… Так тише же, тише! * * * «Над кровлей синеву простер…» Перевод А. Ревича Над кровлей синеву простер Простор небесный! Листву над кровлей распростер Навес древесный. Воскресный звон плывет в простор, Он льется, длится. С ветвей свою мольбу в простор Возносит птица. О, господи, какой покой, Какой бездонный! Доносит город в мой покой Свой говор сонный. Что ты наделал! Что с тобой? Ты с горя спятил? Скажи, что сделал ты с собой? Как жизнь растратил? КАЛЕЙДОСКОП Перевод А. Ревича Эта улица, город — как в призрачном сне, Это будет, а может быть, все это было: В смутный миг все так явственно вдруг проступило… Это солнце в туманной всплыло пелене. Это голос в лесу, это крик в океане. Это будет, — причину нелепо искать,— Пробужденье, рожденье опять и опять. Все как было, и только отчетливей грани: Эта улица, город — из давней мечты, Где шарманщики мелют мелодии танцев, Где пиликают скрипки в руках оборванцев, Где на стойках пивнушек мурлычут коты. Это будет, как смерть, неизбежно: и снова Будут щеки в потеках от сладостных слез, Будет хохот рыдающий, грохот колес, К новой смерти призывы, где каждое слово Так старо и мертво, как засохший цветок. Будет праздничный гомон народных гуляний, Вдовы, медные трубы, крестьянки, крестьяне, Толчея, городской разноликий поток, Шлюхи, следом юнцы, в пух и прах разодеты, И плешивые старцы, и всяческий сброд. Будут плыть над землею пары нечистот, И взмывать карнавальные будут ракеты. Это будет, как только что прерванный сон, И опять сновиденья, виденья, миражи, Декорация та же, феерия та же, Лето, зелень и роя пчелиного звон. * * * «Я всего натерпелся, поверь!..» Перевод В. Парнаха Я всего натерпелся, поверь! Как затравленный, загнанный зверь, Рыскать в поисках крова и мира Больше я, наконец, не могу И один, задыхаясь, бегу Под ударами целого мира. Зависть, Ненависть, Деньги, Нужда — Неотступных ищеек вражда — Окружает, теснит меня; стерла Дни и месяцы, дни и года Эта мука. Обед мой — беда, Ужин — ужас, и сыт я по горло! Но средь ужаса гулких лесов Вот и Гончая злей этих псов, Это Смерть! О, проклятая сука! Я смертельно устал; и на грудь Смерть мне лапу кладет, — не вздохнуть, Смерть грызет меня, — смертная мука. И, терзаясь, шатаясь в бреду, Окровавленный, еле бреду К целомудренной чаше и влаге. Так спасите от псов, от людей, Дайте мне умереть поскорей, Волки, братья, родные бродяги! АНАТОЛЬ ФРАНС Анатоль Франс (настоящее имя — Анатоль-Франсуа Тибо, 1844–1924). — В начале своего писательского пути всерьез занимался стихотворством. Склонность к «объективной поэзии» (так называлась несохранившаяся программная статья Франса 1874 г.) роднила его с «парнасцами», и в литературной борьбе он был их верным сторонником. В стихах Франса, составивших посвященный Леконт де Лилю сборник «Золотые поэмы» (1873), природа, со всем жестоким и страшным, что она в себе таит, подчинена разумным и справедливым законам; в людях, животных и растениях бьется вечная, не прерывающаяся гибелью одного существа жизнь. Дорогая «Парнасу» тема античности в поэтическом творчестве Франса представлена драматической поэмой «Коринфская свадьба» (1876), трактующей тот же сюжет, что и «Коринфская невеста» Гете. (Подробнее о творчестве Анатоля Франса см. в томе БВЛ «Анатоль Франс. Преступление Сильвестра Боннара. Остров пингвинов. Боги жаждут»). ОЛЕНИ Перевод Валентины Дынник В тумане утреннем, средь пожелтелой чащи, Где ветер жалобный шуршит листвой дрожащей, Сражаются в кустах олени — два врага. Всю ночь, с тех самых пор как тягою могучей Обоих повлекло за самкою пахучей, Стучат соперников ветвистые рога. В рассветной мгле, дымясь, они одной тропою, Чтоб горло освежить, спустились к водопою,— Потом еще страшней был новый их прыжок. Под треск кустарника, с хрустеньем града схожий, В изнеможении под увлажненной кожей Играют мускулы их сухопарых ног. А в стороне стоит спокойно, в гладкой шубке, Лань с беленьким брюшком, и молодые зубки Кусают дерево. Отсюда двух бойцов Ей слышно тяжкое, свирепое храпенье, И ноздри тонкие в горячем дуновенье Учуяли, дрожа, пьянящий пот самцов. И, наконец, один, для схватки разъяренной Самой природою слабей вооруженный, В кровавой пене пал на вспоротый живот. С губы слизнул он кровь. Тускнеет взор лучистый. Все тише дышит он: то на заре росистой Успокоенье смерть уже ему несет. И, перед будущим сомнения не зная, Рассеялась в ветвях душа его лесная. Жизнь беспредельная раскрылась перед ним. Он все вернул земле — цветам, ручьям студеным, И елям, и дубам, и ветрам благовонным, Тем, кто вскормил его и кем он был храним. Средь зарослей лесных извечны эти войны, Но не должны они смущать нам взор спокойный: Природы сын, олень родился и исчез. Душа дремотная в лесной своей отчизне За годы мирные вкусила сладость жизни,— И душу тихую в молчанье принял лес. В священных тех лесах безбурно дней теченье, Не знает страха жизнь, а смерть — одно мгновенье. В победе, в гибели — единый есть закон: Когда другой олень, трубя кровавой мордой, Уходит с самкою, покорною и гордой,— Божественную цель осуществляет он. Всесильная любовь, могучее желанье, Чьей волей без конца творится мирозданье! Вся жизнь грядущая исходит от тебя. В твоей борьбе, любовь, жестокой и ужасной, Мир обновляется, все более прекрасный, Чтоб в мысли завершать и постигать себя. |