ДИТЯ НАРОДА Я родился в сердце страны, в темной лесной глухомани. Врос корнями я в свой народ, знаю его страданья. Видел я, как в стужу дрожал обездоленный люд. Знаю, как лица горе клеймит, как дети с голоду мрут. Кожа на лицах у бедняков была молочно-белой. Руки их багровели от вьюг, стужей сводило тело… Я бы с розами не сравнил блеклых обветренных щек. Эти лица съела метель, мороз оголтелый сжег… Несчастен и жалок этот народ, богом забытый словно. Он от голода изнемог и тьмой ослеплен духовной. Мороз опять погулял в глуши, сглодал яровые опять. Кору сосновую там едят — хлеба-то негде взять! Грызть кору — и опять, опять до седьмого пота работать! Это с полгоря им еще, да чем выплачивать подать? Денег-то не видать, не слыхать, а чиновник примчит — Дом продаст, надел отберет — столько бед учинит… Все пропадет, все прахом пойдет — ни крова, ни урожая. Нужда стоит и ждет у ворот, гибелью угрожая. Выброшены, как высевки, в мир, по миру дети пойдут. На бирже пофартит одному, других под забором найдут… Да, в захолустье тягостна жизнь, словно тяжкая ноша. Но безотрадней удел сироты, но участь бродяги плоше. Дом родимый — все-таки дом, как бы он ни был убог. Но нет ничего постылей и злей крутых сиротских дорог. Если б кудесником я родился, была б у меня работа: В сады и поля превратил бы я скалы, моря и болота. К сожаленью, немощен я и хил и вовсе не чародей. Но я утверждаю: в труде и борьбе счастье страны моей! ФРАНЦИЯ
АНДРЕ ШЕНЬЕ Андре Шенье (1762–1794). — Поэт, стремившийся «о новом петь античными стихами», Шенье черпал образы и формы своей лирики у древних авторов. Но для Шенье это не литературная условность. Ему удалось точно почувствовать и воссоздать наивную прелесть буколической Аркадии — изящество, присущее самым повседневным трудам и вещам, согласованность ритма человеческой жизни и жизни природы. Пластическое совершенство у Шенье не скрывает, а, напротив, подчеркивает ту свежесть чувства (подчас, особенно в его элегиях, вовсе не безмятежного), благодаря которой позднее поэты-романтики видели в нем своего предтечу. Современникам, однако, Шенье был известен лишь как автор злободневных политических сочинений. Первое собрание его стихов появилось в печати только в 1819 году — через двадцать пять лет после того, как сам он погиб на гильотине. В России среди почитателей и переводчиков Шенье были Е. Баратынский, А. К. Толстой, А. Фет, но прежде всего — Пушкин, переложивший несколько пьес «певца любви, дубрав и мира» и посвятивший ему знаменитое стихотворение «Андрей Шенье» (1825). «Я был еще дитя…» Перевод А. Майкова Я был еще дитя; она уже прекрасна… Как часто, помню я, своей улыбкой ясной Она меня звала! Играя с ней, резвясь, Младенческой рукой запутывал не раз Я локоны ее. Персты мои скользили По груди, по челу, меж пышных роз и лилий… Но чаще посреди поклонников своих Надменная меня ласкала и, на них Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно, Дарила поцелуй с насмешливостью тайной Устами алыми младенческим устам; Завидуя в тиши божественным дарам, Шептали юноши, сгорая в неге страстной: «О, сколько милых ласк потеряно напрасно!..» * * * «Супруг надменный коз…» Перевод А. Фета Супруг надменный коз, лоснящийся от жиру, Встал на дыбы и, лоб склоня, грозит сатиру. Сатир, поняв его недружелюбный вид, Сильнее уперся разрезами копыт,— И вот навстречу лбу несется лоб наклонный, Удар, — и грянул лес, и дрогнул воздух сонный. * * * «Я вместо матери уже считаю стадо…» Перевод А. Толстого Я вместо матери уже считаю стадо, С отцом ходить в поля теперь моя отрада. Мы трудимся вдвоем. Я заставляю медь Весной душистою на пчельнике звенеть; С царицею своей, услыша звук тяжелый, Во страхе улететь хотят младые пчелы, Но, новой их семье готовя новый дом, Сильнее все в тазы мы кованые бьем, И вольные рои, испуганные нами, Меж зелени висят жужжащими гроздами. * * * «Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает…» Перевод А. Пушкина Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает; На девственных устах улыбка замирает. Давно твоей иглой узоры и цветы Не оживлялися. Безмолвно любишь ты Грустить. О, я знаток в девической печали; Давно глаза мои в душе твоей читали. Любви не утаишь: мы любим, и как нас, Девицы нежные, любовь волнует вас. Счастливы юноши! Но кто, скажи, меж ими Красавец молодой с очами голубыми, С кудрями черными?.. Краснеешь? Я молчу, Но знаю, знаю все; и если захочу, То назову его. Не он ли вечно бродит Вкруг дома твоего и взор к окну возводит? Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь, И долго вслед за ним незримая глядишь. Никто на празднике блистательного мая, Меж колесницами роскошными летая, Никто из юношей свободней и смелей Не властвует конем по прихоти своей. * * * «Под бурею судеб, унылый, часто я…»
Перевод Е. Баратынского Под бурею судеб, унылый, часто я, Скучая тягостной неволей бытия, Нести ярмо мое утрачивая силу, Гляжу с отрадою на близкую могилу, Приветствую ее, покой ее люблю, И цепи отряхнуть я сам себя молю. Но вскоре мнимая решимость позабыта, И томной слабости душа моя открыта: Страшна могила мне; и ближние, друзья, Мое грядущее, и молодость моя, И обещания в груди сокрытой музы — Все обольстительно скрепляет жизни узы, И далеко ищу, как жребий мой ни строг, Я жить и бедствовать услужливый предлог. |
