Неприятные вопросы продолжали сыпаться:

— А сервисная служба где? А склад запчастей? А обученные механики? Или будем на ощупь разбираться?

Дядя Вася и Семеныч переглядывались. Энтузиазм первых минут заметно поугас. Действительно, проблем оказалось больше, чем ожидалось.

— Степан Григорьевич, — сказал я, сохраняя спокойствие, — любая новая техника требует времени на освоение. Когда-то и наши тракторы были новинкой.

— Были, — согласился Хрущев. — Но наши тракторы создавались для наших условий, нашими инженерами, с учетом нашего опыта. А это…

Он махнул рукой в сторону чешской техники:

— Это создание зависимости от импорта. Сегодня купили машины, завтра понадобятся запчасти, послезавтра специалисты из Чехословакии. А что если международная обстановка изменится?

Громов попытался сгладить ситуацию:

— Товарищи, давайте не будем спешить с выводами. Сначала изучим технику, потом оценим.

— Михаил Михайлович, — возразил Хрущев, — а кто изучать будет? Я вот полистал инструкцию, ни слова не понял. Александр Михайлович понял? Василий Петрович?

Семеныч и дядя Вася виновато покачали головами.

— То-то и оно, — кивнул Хрущев. — Покупаем технику, а как ею пользоваться — непонятно.

Он закрыл блокнот, посмотрел на часы:

— Ладно, товарищи, мне пора. Но имейте в виду, район будет внимательно следить за использованием этой техники. И если возникнут проблемы, а они обязательно возникнут, то отвечать придется.

УАЗ Хрущева скрылся за поворотом, оставив нас наедине с новой техникой и грудой непонятной документации. Настроение заметно испортилось.

— Ну что, товарищи, — сказал Громов, пытаясь воодушевить группу, — будем грузить технику и везти в совхоз. А с документацией разберемся.

Погрузка заняла еще два часа. Тракторы и комбайны своим ходом проследовали до совхоза под управлением водителей станции, ящики с документацией погрузили в грузовик. К полудню вся техника была размещена в большом ангаре рядом с МТМ.

— Володя, — сказал я, когда мы остались в ангаре вдвоем с новыми машинами, — нужно срочно искать переводчика. Без документации мы не сможем нормально освоить эту технику.

— А где искать? — спросил молодой инженер, рассматривая панель приборов трактора «Зетор».

— В областном центре, — ответил я. — В институте иностранных языков, может быть, найдутся специалисты по славянским языкам.

Я обошел трактор кругом, заглянул под капот. Двигатель выглядел современно, алюминиевый блок цилиндров, турбонаддув, электронное зажигание. Совсем не похож на наши чугунные моторы.

— Техника действительно хорошая, — признал Володя. — Видно, что на поколение вперед ушли.

— Именно поэтому нам нужно ее освоить, — сказал я решительно. — Завтра же едем в Барнаул искать переводчика. Хрущев прав в одном, без понимания технологии мы ничего не добьемся.

За окнами ангара сгущались мартовские сумерки. Чешская техника стояла в полумраке, молчаливая и загадочная.

На следующий день в половине седьмого утра я стоял возле служебной «Волги» ГАЗ-24 темно-синего цвета, которую выделил для поездки в областной центр Громов. Машина была в хорошем состоянии: кузов без вмятин, хромированные бамперы отполированы до блеска, салон из искусственной кожи аккуратно почищен.

Володя Семенов подошел к машине в своем лучшем костюме темно-серого цвета, белой рубашке и темном галстуке. В руках он держал кожаную папку с образцами чешской документации и блокнот для записей. Молодой инженер выглядел немного взволнованно, для него это первая серьезная командировка такого уровня.

— Готовы, Владимир Иванович? — спросил я, садясь за руль.

— Готов, Виктор Алексеевич, — ответил он, устраиваясь на пассажирском сиденье. — Думаете, найдем переводчика?

— Найдем, — уверенно сказал я, заводя двигатель. — В областном центре должны быть специалисты по языкам.

Дорога до Барнаула заняла два с половиной часа. Мартовское утро выдалось ясным, но морозным, термометр показывал минус двенадцать градусов. «Волга» шла ровно по заснеженной трассе, двигатель ЗМЗ-24 мощностью девяносто пять лошадиных сил тянул уверенно.

— А сколько будет стоить перевод всей документации? — поинтересовался Володя, листая папку с чешскими инструкциями.

— Не знаю, — признался я. — Но без перевода мы вообще ничего не сможем сделать. Хрущев был прав, как работать с техникой, если инструкции непонятны?

По дороге мы обсуждали план действий. Сначала областное управление сельского хозяйства за консультацией, затем институт иностранных языков, педагогический институт, может быть, университет.

В Барнауле первым делом направились в здание облсельхозуправления на проспекте Ленина. Пятиэтажное здание из красного кирпича в стиле сталинского ампира произвело впечатление основательности и официальности. У входа дежурил милиционер в зимней форме и шапке-ушанке.

— Документы, — потребовал он, когда мы подошли к стеклянным дверям.

Я показал служебное удостоверение и командировочное предписание:

— Корнилов, главный агроном совхоза «Заря». К товарищу Ковалеву по вопросу технической документации.

Милиционер внимательно изучил документы, сверил фотографию с лицом, записал данные в журнал посетителей:

— Проходите. Третий этаж, кабинет триста пять.

В просторном холле пахло казенной краской и мастикой для пола. На стенах висели портреты партийных руководителей, стенды с фотографиями передовых хозяйств области, красные знамена с золотой бахромой. Широкая лестница с мраморными ступенями вела на верхние этажи.

Кабинет Ковалева оказался просторным помещением с высокими потолками и большими окнами, выходящими на проспект. За массивным письменным столом из карельской березы сидел заместитель начальника управления в строгом костюме темно-синего цвета.

— Виктор Алексеевич! — встал он навстречу, протягивая руку для рукопожатия. — Неожиданно видеть вас в областном центре. Какие проблемы?

— Иван Семенович, проблема с чешской документацией, — объяснил я, усаживаясь в кресло напротив стола. — Вся техническая документация на чешском языке. Нужен переводчик.

Ковалев нахмурился, откинулся на спинку кресла:

— Чешским языком… Сложный вопрос. У нас в управлении таких специалистов нет. Немецкий есть, английский отчасти, а чешский…

Он открыл телефонный справочник, полистал страницы:

— Могу дать контакты института иностранных языков при педагогическом институте. Там преподают славянские языки — польский, болгарский. Может быть, кто-то знает чешский.

Володя записал адрес и телефон в блокнот. Ковалев еще раз внимательно посмотрел на образцы чешской документации:

— А нельзя ли обойтись без перевода? Техника ведь интернациональная, схемы понятны…

— Иван Семенович, — возразил я, — без понимания особенностей эксплуатации и обслуживания мы можем испортить дорогую технику. А потом отвечать перед министерством.

— Понятно, — кивнул Ковалев. — Тогда ищите переводчика. Расходы за счет совхоза, но в разумных пределах.

Институт иностранных языков при педагогическом институте размещался в старом здании на улице Молодежной. Двухэтажное строение из красного кирпича, построенное еще до революции, выглядело скромно по сравнению с новыми корпусами института.

Деканат филологического факультета находился на втором этаже. За потертым письменным столом сидела женщина лет сорока пяти в строгом костюме и очках в металлической оправе. Табличка на столе гласила: «Декан Антонина Петровна Сергеева».

— Чешский язык? — переспросила она, выслушав нашу просьбу. — К сожалению, у нас такой специальности нет. Преподаем польский, болгарский, сербохорватский. Чешский не входит в учебный план.

— А может быть, кто-то из преподавателей знает чешский? — настаивал Володя.

Антонина Петровна задумалась, листая какие-то списки:

— Есть одна возможность. У нас учится аспирант-славист, изучает русскую литературу. Новак Вацлав Йозефович, чех по национальности. Его родители переехали в Союз в пятидесятых годах.