Обычная мирная ночь в сибирском селе. Но для меня она была полна тревожных предчувствий.

Было уже за полночь, когда я услышал осторожный стук в дверь. Звук показался странным. Слишком поздно для обычного визита, слишком осторожно для экстренного вызова.

Я отложил карандаш, которым дорабатывал схему электропроводки экспериментального бокса, и прислушался. Стук повторился, три негромких удара с паузами.

Подойдя к двери, я заглянул в глазок, который врезал в дверное полотно для безопасности. На пороге стоял Лаптев в длинном темном пальто и каракулевой шапке. В руках у него был небольшой кожаный портфель.

— Кто там? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Виктор Алексеевич, это Николай Павлович, — донесся приглушенный голос. — Извините за поздний визит. Хотел поговорить по душам, без свидетелей.

Я снял цепочку и открыл дверь. Лаптев стоял на пороге, слегка переминаясь с ноги на ногу от холода. Щеки покраснели от мороза, на ресницах блестели крошечные льдинки.

— Николай Павлович, проходите, — сказал я, отступая в сторону. — Чай будете?

— Спасибо, не откажусь, — ответил Лаптев, снимая пальто и аккуратно вешая его на крючок у двери. — Холодно сегодня.

Он прошел в комнату, окинул взглядом разложенные на столе чертежи, но не стал их рассматривать. Присел на стул у стола, положил портфель рядом.

Я поставил чайник на керосинку, достал из буфета банку с сахаром и тарелку с печеньем «Юбилейное». Лаптев молча наблюдал за моими движениями, явно обдумывая, с чего начать разговор.

— Интересно работаете, — наконец сказал он, кивнув в сторону чертежей. — До поздней ночи чертите, рассчитываете. Видно, что дело серьезное.

— Николай Павлович, — ответил я, разливая горячий чай в стаканы с подстаканниками, — любая техническая работа требует времени и внимания к деталям.

— Безусловно, — согласился Лаптев, отпивая глоток чая. — Но понимаете, Виктор Алексеевич, ваши идеи интересные, но слишком радикальные для нашего времени. Министерство может не понять…

Он сделал паузу, давая мне возможность отреагировать. Я молчал, ожидая продолжения.

— Взять хотя бы эти электрические подъемники, — продолжил Лаптев, осторожно указывая на чертежи. — Конечно, технически это выглядит впечатляюще. Но практически? Сколько это будет стоить в обслуживании? Какова надежность? Где брать запчасти?

— А что конкретно вас беспокоит? — спросил я спокойно. — Техническая сложность или финансовые затраты?

Лаптев поставил стакан на блюдце и наклонился вперед:

— Меня беспокоит реакция Хрущева. Он человек влиятельный в районе, имеет связи в области. Одно его слово, и проект может быть свернут, несмотря на все согласования.

— Но ведь согласие Ковалева уже получено, — возразил я. — Эксперимент санкционирован областью.

— Виктор Алексеевич, — Лаптев покачал головой с сожалением, — вы же понимаете, как работает система. Сегодня Ковалев дает добро, завтра его могут переубедить. Хрущев знает, на какие кнопки нажимать.

Я отпил чай, обдумывая его слова. Доля истины в них была. Административная система действительно могла изменить решение под давлением влиятельных фигур.

— Николай Павлович, а что вы предлагаете? — спросил я прямо.

Лаптев достал из портфеля папку с документами:

— Компромисс. Откажитесь от самых радикальных идей, сосредоточьтесь на проверенных решениях. Вместо электрических подъемников — усовершенствованные домкраты. Вместо автоматизированной диагностики — улучшенные стенды с ручным управлением.

Он раскрыл папку, показывая альтернативные чертежи:

— Посмотрите, я уже проработал варианты. Стоимость в три раза меньше, техническая сложность минимальная, риски практически нулевые. И что главное, Хрущев такой проект поддержит.

Я изучил его схемы. Действительно, они гораздо проще и дешевле. Но это откат назад, отказ от принципиально новых решений в пользу косметических улучшений.

— И что я получу взамен? — поинтересовался я.

— Мою поддержку в административных вопросах, — ответил Лаптев. — Я помогу убедить Хрущева, обеспечу бесперебойное финансирование, защищу от критики в районе и области.

Предложение было логичным. Но это означало капитуляцию, отказ от амбициозных планов в обмен на спокойную жизнь.

— Николай Павлович, — сказал я медленно, — ваше предложение разумно с административной точки зрения. Но я не могу его принять.

— Почему? — удивился Лаптев.

— Потому что тогда мы не создадим ничего нового. Только улучшим старое на пять-десять процентов. А мне нужен прорыв.

Лаптев откинулся на спинку стула:

— Виктор Алексеевич, прорывы делают в конструкторских бюро, в научных институтах. А мы простые сельские работники. Наша задача обеспечить стабильное функционирование хозяйства.

— Наша задача двигать прогресс вперед, — возразил я. — Кто-то должен быть первым. Почему не мы?

— Потому что первопроходцы часто погибают, — жестко сказал Лаптев. — А выживают те, кто идет проторенными путями.

Он встал, собрал документы в папку:

— Хорошо, Виктор Алексеевич. Вы сделали свой выбор. Но помните, я предлагал компромисс. Дальше каждый сам за себя.

— Николай Павлович, — сказал я, провожая его к двери, — а это угроза?

— Это предупреждение, — ответил Лаптев, надевая пальто. — Хрущев приезжал не просто так. Он собирает материалы для доклада в область. И материалы эти будут не в вашу пользу.

— А вы будете ему помогать?

Лаптев застегнул пальто, надел шапку:

— Я буду выполнять свои служебные обязанности. Обеспечивать контроль за расходованием государственных средств.

Он направился к двери, затем обернулся:

— Надеюсь, вы не пожалеете о своем решении, Виктор Алексеевич. Ставки в этой игре очень высоки.

Дверь за ним закрылась. Я услышал скрип снега под его шагами, затем звук заводящегося автомобиля. Лаптев приехал на машине, которую я не заметил при его появлении.

Вернувшись за стол, я долго сидел, глядя на чертежи. Разговор прояснил расстановку сил. Лаптев предложил сделку: отказ от амбициозных планов в обмен на административную поддержку. Фактически это было предложение о капитуляции.

Отказ означал войну. Хрущев и Лаптев объединят усилия, чтобы доказать нецелесообразность проекта. Будут искать любые промахи, раздувать мелкие проблемы, создавать административные препятствия.

Но другого выбора не было. Знания из будущего говорили мне, что модульная организация ремонтного производства, электрификация и автоматизация неизбежны. Лучше опередить время и стать пионером, чем плестись в хвосте прогресса.

Я встал и подошел к окну. За стеклом тихо спал лес, укрывшись звездным небом.

В кабинете комсомольской организации совхоза, небольшой комнате на втором этаже здания правления, стоял обычный письменный стол из карельской березы, покрытый зеленым сукном. На стене висели портреты комсомольских вождей в темных рамках, красный флаг ВЛКСМ и стенд с фотографиями лучших молодых тружеников.

Галина Петровна Морозова сидела за столом в строгом темно-синем костюме и белой блузке, перед ней лежала анкета для поступления на курсы при ЦК ВЛКСМ. Бланк на плотной бумаге с государственным гербом был заполнен аккуратным почерком фиолетовыми чернилами, но на пункте «семейное положение» девушка остановилась.

За окном сгущались мартовские сумерки. Включенная настольная лампа с зеленым абажуром освещала рабочее место мягким желтым светом. На столе стояли чернильница с пером, промокашка, небольшая стопка книг. «Моральный кодекс строителя коммунизма», «Спутник комсомольского работника», журнал «Молодой коммунист».

Галя подняла голову от анкеты и задумчиво посмотрела на фотографию, стоящую в рамке на краю стола. Снимок был сделан месяц назад возле дождевальной машины: она и Виктор Алексеевич стояли рядом, оба улыбались, за их спинами виднелась металлическая конструкция подъемника.