— Ты? — Денэра впервые засмеялась. — Знаешь, какой мы видим тебя там? — мастерица махнула рукой в небо. — Светленькая девочка, ещё подросток, высокая, с большими красивыми глазами цвета грозовых туч, пока ещё нескладная, а множество выбившихся из тонкой косички волосков делают тебя похожей на одуванчик.

— Но как? Я была такой когда-то…

— Это твоя душа. Ты почти не перерождалась ещё. Твои первые жизни обрывались очень рано, и ничего, кроме желания не высовываться, ты из них не вынесла, а вот последняя и самая долгая твоя жизнь помогала сформировать тебе стержень, но там было так мало эмоций!

— Да, мало эмоций, — как эхо повторила Шайя.

— Ну, так живи, радуйся!

— Но зачем тогда…

— А это дар тебе от нас! Даже один раз, прикоснувшись к Вселенной, ты поднимаешься на более высокий энергетический уровень. Продолжай уделять хотя бы немного времени общению со своей душой посредством медитации, и ты как минимум разовьёшь интуицию. Тебе это пригодится.

Женщина устало глотнула чаю. Никогда ещё она так много не говорила.

Новый дом повлиял на изменение образа жизни Шайи. Она стала больше времени проводить в нём, занимаясь благоустройством. Её фильмы, где она шила себе шторы, вызвали ярые общественные споры. Алайянцы, живущие в более холодном климате, были рады возвращению традиции украшать окна полотнами ткани, а вот все остальные посчитали, что это не гигиенично и наносит урон обществу в том смысле, что жизнь людей не должна быть закрыта от других!

Ниярди согласился, чтобы в его комнате висели шторы, но выбрал на их роль цветную полупрозрачную ткань. Он не сразу привык, что окно не даёт ему обзора при мимолётном взгляде в него, но когда он тайком снял вуаль, висевшую на карнизе красивыми фалдами, то удивился, что без неё вся стена стала словно бы голой. Пока Шайя не увидела его маленького бунта, профессор вернул всё как было и даже попросил поставить на свой подоконник цветок в горшке.

Девочка принесла ему не только маленькую сосенку, посаженную в плошку, но повесила на стену обработанную специальной программой фотографию Ниярди, где он счастливо жмурится, отпивая из чашки чай.

Шайя полюбила свой дом и украшала его каждую свободную минуту. Даже в её саду произошли изменения, посвящённые дому: она за лето расчистила землю и посадила цветы, отодвигая огородные площадки подальше, а то и вовсе убирая их.

Теперь они с профессором чаще сидели вместе, покачиваясь на качелях и обсуждая интересные новости или что-то из истории Алайи. А осенью, когда настала пора монтировать новую череду видео-фильмов, Шайя с удивлением поняла, что не все узнают её в них.

Правительство разрекламировало очаровательнейшую малышку из зарисовок первого года, а теперь она мало походила на себя, и все принялись обсуждать эти изменения. Кто-то давал советы по улучшению внешности в будущем, кто-то активно требовал, чтобы вернули прежнюю актрису, кто-то злорадствовал, намекая на то, что та жизнь, которую девочка вела, неблагоприятно отразилась на ней.

Шайя смотрела на себя в зеркало − и понимала, что через год-два-три она вновь поменяется и расцветёт, но возникшие споры расстраивали её.

И тем не менее, количество зрителей росло, как и её доходы от их просмотра, но смысл фильмов потерялся за обсуждением внешности, и когда её дроны с камерами потребовалось нести на техобслуживание, она отказалась.

— Я думаю, пора остановиться, − произнесла она, опустив перед Ниярди глаза.

— Ты не хочешь больше снимать свою жизнь?

Девочка отрицательно покачала головой:

— Это уже никому не нужно.

— Ты ошибаешься… но если ты устала…

— Да, возможно, я устала.

Больше они с Ниярди к этой теме не возвращались.

К концу промчавшегося единым мигом лета по всем каналам вновь стали показывать огромный сад, который прошлой осенью посадили жители, и в разных уголках планеты многие решили повторить подобное.

Детское личико Шайи часто мелькало в разных программах, и иногда она даже не узнавала себя, настолько сильно её внешность ретушировали. Профессору не удавалось придать всей шумихе акцент чистоты тела, но проект озеленения планеты набирал свою силу и распространялся со скоростью пожара.

Шайя радовалась тому, что оказалась причастна к этому движению, но более не проявляла своего участия в нём. У неё и без этого хватало хлопот.

Неожиданно увлечение шоколадом переросло в нечто большее. Подруге Дамира Зарине удалось заинтересовать кого-то из расы Драко этим товаром, и она ушла с работы, чтобы организовать частный бизнес. Отныне в обязанности Шайи входило придумывать новые вкусы конфет. Ну, придумывать по-настоящему ей не приходилось, но она пыталась воспроизвести вкус земных конфет, подбирая подходящие фрукты, орехи, экспериментируя со способами приготовления, а дальше действовал Цер. Парень продолжал учиться у Брисака, но стадия активного обучения прошла, и с каждым месяцем он становился всё более самостоятельным в решениях и действиях.

Сначала Цер при помощи своего удивительного обоняния совершенствовал те начинки для конфет, что предлагала Шайя, а потом очень серьёзно взялся за разработку собственной рецептуры, используя только натуральные ингредиенты.

Не так уж сложно было сделать шоколадные конфеты вкусными, но сохранить их, придать товарный вид, зная, что температурный режим хранения будет проходить буквально по границе − вот это было трудно.

Но Цер справлялся, и Зарина вложила все свои деньги в талант парня. Она сняла помещение, купила необходимое оборудование и первое время выполняла роль его помощницы, а Дамир взял на себя роль поставщика сырья, так как это у него получалось лучше всего.

И пока Драко не выкупили первую партию, все ужасно нервничали, но ящеры честно заплатили и заключили долговременный контракт. Ниярди сказал, что это первый торговый договор алайянцев с расой ящеро-людей, и искренне поздравил всех участников.

Шайя получала гонорар за каждый новый вкус и осенью по собственной инициативе подготовила на продажу фруктовые массы для конфет. Все равно она не могла пройти мимо поспевшего урожая, да ещё к тому же если перетирать фрукты на каменной мельнице, то получалось всё в большом количестве, и возможность продать лишнее не делала вложенный труд напрасным.

Заработок получался скромным, но если его сложить с тем, что давал просмотр фильмов и почти полное отсутствие трат, то всё это складывалось в хорошую сумму на чёрный день.

— Шайя, ты бы оделась потеплее, земля уже холодная, − тревожно поглядывая на подмёрзшие ночью томаты, попросил профессор.

— А мы с вами возьмём вот эти складные табуретки, − девочка показала рукой на перекладинки, соединённые плотной тканью.

— Разве сидение на земле не усиливает нашу связь… − профессор неопределённым жестом покрутил кистью руки, − … с космосом?

Подопечная состроила покаянное выражение и прошептала:

— Мне кажется, нам мало что поможет!..

— Зачем же мы тогда с тобой ходим встречать рассвет? — улыбнулся Ниярди.

Шайя пожала плечами. Они часто обсуждали пользу медитаций, но ни к чему не пришли. Вроде бы эта польза была, но в то же время ничего конкретного о ней сказать было нельзя.

Поэтому стараясь не обращать внимания на других алани, девочка усадила профессора на стульчик, накинула ему на плечи плед и точно так же рядышком устроилась сама.

К концу медитации она уже подумывала о том, что неплохо бы брать с собою горячего чая, но слово «чай» как-то тягуче растянулось в голове и пошли ассоциации с теплом и, видимо, всё же Шайя недосыпала, так как задремала на стульчике.

Мысли о тепле приятно разливались по телу, но потом вдруг ей стало холодно. Вокруг неё расстилалась ледяная пустошь. Смотреть на льды было интересно. Шайя не осознавала, что спит, но было понимание, что происходящее нереально. Впрочем, она не задумывалась об этом, а просто осторожно подалась навстречу приключениям, и с любопытством оглядывала ледяные торосы, поднятую ветром позёмку, бродящего в стороне белого медведя.