— Ну, это вряд ли, у нас с этим строго.

Глаз Петра Ильича снова едва заметно дёрнулся, но в остальном он держался очень уверенно.

— То есть вы хотите сказать, что уже одобрили заявку Добрынина?

— Да, к сожалению, ещё вчера.

— И что, уже и документы соответствующие есть?

— Вы, конечно, извините, ваше сиятельство. — Хозяин кабинета сделал строгое лицо, пригладил ладонью зализанный чуб. — Но я и так уже сказал вам лишнего, а у меня, между прочим, куча дел….

— Да, прошу прощения, Пётр Ильич. — Я выставил ладони перед собой. — Но всё-таки попрошу вас написать мне отказ в письменном виде и указать причину. Видите ли, у меня тоже есть партнёры и спонсоры, и они заинтересованы в моём максимально быстром расширении. Мне нужно объяснить им, почему очень подходящая нам по расположению деревня не может стать нашей. Ну и на ваше содействие по ускорению присоединения ко мне деревни Щавелева я тоже очень сильно рассчитываю.

— Хорошо, я подготовлю вам к завтрашнему дню бумагу.

— Нет, Пётр Ильич. — Я кивнул Кате, и она достала из папки чистый листок бумаги. — Раз уж вы отказываете мне в основной просьбе, в этой пойдите навстречу, пожалуйста, тем более что задержка — это вина исключительно ваших сотрудников.

Я всё-таки подключил пирамидку, пододвинул к нему лист и положил сверху ручку.

— Нет, Дмитрий Николаевич, всё завтра.

Видно, мой вежливый тон ввёл чиновника в заблуждение и показал ему мою слабость. С выражением «я и так сделал больше, чем должен был» он отодвинул от себя листок.

— Катенька, выйди, пожалуйста, поболтай с Надюшей. — Я кивнул своей спутнице в сторону двери.

Девушка тут же встала и, цокая каблуками, вышла из кабинета. Дверь хлопнула, а я пододвинул своё кресло вплотную к столу хозяина кабинета, после чего установил вокруг нас звуконепроницаемое поле.

— А теперь, козлина, — прошипел я, убирая с лица улыбку. — Слушай сюда!

— Что? — воскликнул бюрократ, вскакивая с кресла. — Что вы себе позволяете⁈ Я…

— Сидеть и слушать, иначе я прямо сейчас вызову сюда полицию! Ты, ублюдок, задним числом взял документы у Добрынина. Сегодня ночью он приезжал и убил двадцать мирных жителей Липитино. До утра мы с Мышкиным сидели в деревне и допрашивали его и его людей, после чего граф написал чистосердечное и застрелился.

Я достал фото и бросил его на стол. При виде мёртвого лица Добрынина чиновник побледнел и медленно опустился в кресло.

— Также я знаю, что документы у графа принял лично ты, и что никакого списка согласных жителей с подписями он тебе не предоставлял. А у меня он есть.

Я снова открыл папку и, достав из неё ещё несколько листков, продемонстрировал их оторопевшему хозяину кабинета.

— И если ты, падла, прямо сейчас тем же числом, что принимал документы у Добрынина, не подпишешь всё и не передашь мне Липитино, то сам же себя закопаешь. — Я откинулся в кресле, продолжая буравить бюрократа тяжёлым взглядом. — И советую включить башку! Я твой ангел-хранитель и только что спас тебе жизнь! Теперь у тебя будет время удалить всю левую херню с компьютеров до того, как сюда придёт Фёдор Филимонович Мышкин. Так что ты мне после этого ещё по гроб жизни будешь должен. И сразу скажу. Не дай бог в будущем хоть раз по моим делам будет заминка. Хотя бы на один день! Тогда тебе звезда!

Губы Петра Ильича дрожали, и всё время, пока я вещал, он, не отрываясь, смотрел на фотографию покойного графа Добрынина. Я же сидел напротив него с каменным лицом.

Да, разумеется, Мышкин ни с какими проверками и обысками сюда не придёт. Он вообще не в курсе того, что задумали Добрынин и Пётр Ильич. Незачем ему это знать, тем более что раскрутить этот клубок он всё равно не сможет. Даже после смерти Снегова. А подкидывать дополнительные проблемы и так по моей воле погрязшему в них полицейскому я желанием не горел.

Конечно, по-хорошему этого хмыря, Петра Ильича, надо бы ликвидировать или сделать так, чтобы он отсюда уехал куда-нибудь далеко и надолго. Но, даже если это провернуть, его место сразу же займёт точно такой же урод, может быть, даже тот, у которого мы были сегодня. Судя по всему, они здесь все такие.

Проще уж оставить этого здесь и, постепенно наращивая давление, сделать так, чтобы он рано или поздно стал хорошим не потому, что его душа этого потребовала, а потому, что у него выбора другого не будет.

— Моё терпение не бесконечно, — медленно проговорил я, когда пауза затянулась. — Может, мне стоит позвонить Мышкину и ускорить его визит сюда? А я пока посижу, проконтролирую, чтобы вы из вашего сейфа вдруг ничего не вытащили и не сожгли. Можно с вашего телефончика позвонить?

— Он не работает, — рванул на себя аппарат чиновник. — А вот вы, Дмитрий Николаевич, очень плохой шантажист. И вы знаете, я, пожалуй, тоже могу кое-кому позвонить.

Теперь чуть не дёрнулся мой глаз.

Ничего себе! В какой-то мере я посмотрел на оппонента уважительно. Несмотря на то что я застал его врасплох, а также весьма солидную обработку магией контроля, он не то что не прогнулся, он уже пришёл в себя и огрызается! Вот что значит опыт. Или глупость? Неважно, в любом случае у меня есть ещё козыри в рукаве.

— Я был о вас лучшего мнения, — с угрозой произнёс я. — Что ж, давайте тогда ещё кое-что послушаем.

Я достал диктофон и нажал кнопку.

«Я, Виктор Денисович Добрынин, заявляю, что встречался с Сметаниным Петром Ильичом и подал заявление на владение деревней Липитино. Мы оформили эти бумаги задним числом, и я обязался принести ему согласие жителей, а также…»

Я нажал на «стоп».

— Там дальше всё очень подробно, но, если честно, вы меня утомили. — Я убрал диктофон в карман, к слову, теперь он лежал рядом с точно таким же, что вёл запись текущего разговора. — И, пожалуй, дальше слушать Виктора Денисовича мы будем в другом месте.

Я достал рацию:

— Граф Акулов вызывает Фёдора Филимоновича Мышкина.

Рация молчала секунд пять, и я уже начал немного нервничать, но тут она ожила, и в кабинете зазвучал усталый, но легкоузнаваемый голос главы полиции Усмани.

— Снова здравствуйте, Дмитрий Николаевич, — проговорил он. — Вы извините, я сейчас очень занят. У вас что-то срочное по нашему делу? Если нет, то, с вашего позволения, я свяжусь с вами немного позже.

— Извините, Фёдор Филимонович, не хотел вас отвлекать, — произнёс я, не сводя взгляда со вжавшегося в кресло бюрократа. — Да тут пришли кое-какие новости про Добрынина…

— Я всё сделаю! — дёрнувшись всем телом вперёд, одними губами закричал Пётр Ильич.

— Но давайте я всё-таки их ещё раз проверю и сам с вами свяжусь. Ещё раз прошу прощения за беспокойство.

— Хорошо, Дмитрий Николаевич, на связи.

Рация отрубилась, а чиновник дрожащими руками достал из кармана пачку сигарет и прикурил. Сделал несколько глубоких затяжек, бросил бычок прямо в кружку с чаем и повернулся к монитору.

Я был готов в любой момент перебить кабель питания, но впервые за время нашего разговора упёртый собеседник не стал глупить.

Он снова раскрыл заявку Добрынина и в графе «заявитель» изменил его имя на моё, после чего нажал кнопку «утвердить» и поднял глаза на меня.

— Давайте документы.

Совсем другое дело! Я улыбнулся, но при этом отчётливо понимал, что из этого кабинета мне минимум в течение часа не выйти.

Нужно ковать, пока горячо, и, помимо прочего, провести профилактическую беседу о том, как хорошо сотрудничать с хорошими людьми, плохо с плохими и какие последствия повлечёт каждый из этих вариантов.

— Отличное место, — подтвердил я.

— Согласен, — довольно кивнул мой представитель в Усмани, бывший поджигатель Вячеслав Матвеевич.

— А самое главное, нам удалось выкупить, а точнее, взять в аренду по два нижних этажа в двух соседних подъездах. Мне-то за глаза хватило бы одного, но, когда неделю назад освободился второй, я как почувствовал, что он нам может пригодиться, и заплатил за него на два года вперёд.