Перебросив очередную партию пончиков со сковороды на тарелку, она обернулась, и мне пришлось поднять глаза повыше. «Максимова Полина Вячеславовна, управляющая,» — сообщала надпись на бейджике на ее груди, такой огромной, что тонкая блузка до упора натягивалась на этих шариках и, казалось, готова была вот-вот расстегнуться. Вот она — настоящая русская женщина, ладная, статная, будто бы созданная из одних сводящих с ума изгибов, чьи роскошные прелести могли бы с легкостью выкормить целый выводок детей — такая будет прекрасной женой и отличной матерью, но за неимением семьи вся ее материнская забота доставалась мне и моему гостевому дом.

«Максимова Полина Вячеславовна, управляющая,» — так написано на бейджике у нее на груди. Но для меня просто Полина — потому что я ее подопечный, любовник (статус, правда, пока под вопросом) и работодатель.

Откинув длинные темные волосы, она оглядела меня и усмехнулась.

— А что ты так долго спишь? Поздно вчера вернулся? Большая ночь, да?

Раньше я был ее ниже, и смотрела она на меня сверху вниз. Сейчас же я выше ее практически на целую голову, но она продолжала смотреть все так же: сверху вниз, задирая голову — это ж надо так умудриться-то. А вот когда мы трахались, эта упертая красотка все время была подо мной (вне зависимости от позы), и, несмотря на всю хрень, которую она творит сейчас, я отлично помнил, как ей это нравилось. И по тому, как торопливо она отвела глаза, столкнувшись с моими, я видел, что помнила и она. Помнила и хотела… Да хрен знает, чего она хотела! За всеми ее прибабахами и не разберешь.

— А ты вообще в курсе, что я твой работодатель? — усмехнулся я в ответ. — Где уважение, субординация, деловой этикет, в конце концов?

Хмыкнув, Полина повернулась ко мне роскошной задницей и наклонилась, ища на нижней полке какую-то приправу. Коротенькие шортики обтягивали это идеальное тело, почти ничего не скрывая, а только подчеркивая — оставляя свободу и взгляду, и фантазии. Тут можно было и примериться, и прицелиться — так точно, что я чувствовал себя пилотом, уже вплотную зависшим над посадочной полосой родного аэродрома, куда не раз приземлялся и откуда не раз стартовал. Вот только сейчас — из-за капризов строптивого диспетчера — в посадке мне было отказано. Хотя я знал тут каждый вход и мог паркануть свой боинг практически вслепую.

— Это твои бабушка и дедушка — мои работодатели, — не меняя позы, парировала Полина, так что сейчас по сути я разговаривал с ее задницей. — А ты как часть дома, правда, живая. Его сердце. А этот дом меня любит, а значит, и ты.

Внезапно она выпрямилась, ухватив с полки какой-то пакетик — и посадочная полоса потухла, отправляя мой боинг на новый круг. Здесь я вообще все время кружился в тумане и был очень не прочь увидеть ответную любовь не только к дому, но и к его сердцу. Хоть какой-то маяк. А то с тех пор, как ты его потушила, я здесь все время в темноте…

— Вообще-то ты не права, — заметил я, подходя к столу. — Я представитель работодателя. В общем, ответственное лицо. И как ответственное лицо вот возьму и оштрафую тебя. На два пончика.

И по заднице бы тебе с удовольствием дал. Но я решил к ней не прикасаться, пока ты сама, соскучившись по моим рукам, ее не принесешь.

— На два, да ты сегодня строг! — прыснула она. — Тогда давай сразу на четыре, — и подвинула ко мне тарелку с пончиками, единственным, в чем теперь была щедра. — Хочу послушать что-нибудь интересненькое. Где твоя подружка?

Ясно, сплетни хочешь послушать. Сплетни — это одна из городских достопримечательностей Карпова. Новости у нас распространяются не интернетом, а сплетнями — кто, где, с кем, зачем. Какая из подружек-то интересует? У меня их много. Будь более конкретной, если и правда хочешь ответ.

— Алена сейчас гостит у отца. Скоро вернется.

— Ну ты же понял, я о другой, — насмешливые глаза хитро сощурились. — Той, которая осталась у тебя после выпускного. Как ее там, кстати, зовут?

Так, очередная придурь детектед. А то ты не знаешь как… Вот так всегда: Полина начинала активно лезть в мою личную жизнь, когда в ее собственной случался застой. Есть у нее сейчас мужчина или нет, можно было понять как раз по таким вопросам. А кто виноват? Сама виновата. Мужчина вообще-то все время рядом — только изволь заметить. Но ты же делаешь вид, что я просто мальчик, которого ты кормишь пончиками. Хотя — на минутку — я вообще-то единственный парень, готовый терпеть твои придури дольше, чем полгода…

И кстати, с чего это Дана опять подружка? Подружкой, насколько помню, ты ее называла, когда сама себя называла моей девушкой. Что, Полин, что-то изменилось? Тогда почему я не в курсе?

— Понимаешь, — я подхватил пышный пончик с тарелки, — что тебе это будет стоить еще два пончика?

— Ты меня разоришь, — фыркнула она, а затем, потянувшись, достала с верхней полки клубничный джем и придвинула мне.

От жеста блузка на ее груди натянулась еще сильнее, и из-под нее отчетливо выступили контуры темного бикини. Это вообще была ее униформа: купальник и сверху накинутая блузка — типа для официальности. Хотя такая «официальность» скорее подходила для соблазнения. Когда тут жили бабушка с дедом, Полина не одевалась так. Мне бы очень хотелось думать, что этот наряд был специально для меня — но специально для меня тут были только пончики… Да ладно, кого я опять обманываю! Это тоже все было специально для меня, хоть она и делала вид, что нет.

Вообще, это была молодая женщина, полная энергии и сил, чей материнский инстинкт за неимением других способов его применения целиком доставался мне и моему дому — что было приятно. Вот только за этим материнским инстинктом полностью скрывались ее женская природа, ее желание. Однажды я уже обнаружил одно за другим и с удовольствием разведал все эти богатства, однако ее упоротый мозг резетнулся и снова откинул нас к началу пути. Что поделать, из всех моих знакомых женщин Полина была самой женственной — если считать за женственность выносящую мозг спонтанность, бесящую нелогичность и просто сводящую с ума непоследовательность. Порой я даже думал, что с удовольствием бы сделал ей ребенка, чтобы переключить ее материнский инстинкт на что-то другое, а ее желание — исключительно на меня. Но, увы, здесь как в классической задачке про курицу и яйцо: одно просто невозможно без другого. В такие моменты, когда ее вывернутая логика особенно рвала мне мозг, я даже немного завидовал ей, абсолютно не страдающей от своей долбое… своеобразности и без проблем переносящей все страдания от себя на других.

— Ром, а ты куда смотришь? — вдруг поинтересовалась эта коварная красотка.

Вот блин! Я быстро поднял глаза от ее выступающего из-под блузки бикини к игриво сузившимся глазам. Подловила, однако! В эти мгновения нашей странной игры она особенно радовалась.

— Прости, задумался.

Она снова усмехнулась. Ну вот чего ты смеешься? Позови меня, дай хоть один намек, не спрашивай, куда ты смотришь, а расстегни хоть одну пуговичку и покажи мне чуть больше — и я все внимание на тебя переключу. Этого сигнала — вернуть все, как было — мне будет достаточно. Но нет, ты же сама изображаешь, что для тебя я все еще ребенок. Когда-нибудь в ответ на твое «а куда ты смотришь?» я тебе реально скажу «на твои сиськи», а потом добавлю «хочу трахнуть тебя, как трахал до этого! ты же помнишь, как хорошо я тебя трахал?» и посмотрю на твою реакцию. Будет ли тебе так же смешно, если я озвучу то, что ты предпочла забыть. Но не сегодня. Сегодня я не буду рушить нашу игру. Я дождусь, когда ты сама ее разрушишь.

Тем временем Полина вытянула руку и потрепала меня по волосам — ласково и заботливо, как мамочка нерадивого ребенка.

— Даже не причесался. Определенно, ты без меня не выживешь!

Пальчик с острым ноготком ткнулся мне в грудь, будто показывая, кто тут босс. Она что, этот жест взяла из какого-то аниме?

— Как будто ты без меня проживешь, — отозвался я, откусывая пончик.