— Так же, как и твой, — огрызнулся Вер.

— Ошибаешься. После сегодняшней ночи меня бы не могла возбудить даже сама Елена Прекрасная.

Пизон поднимался рано. Быть может, он поднимался первым во всем городе Риме. И потому никто не обратил внимания, как дверь роскошного особняка отворилась, и на улицу, погруженную в предрассветную дрему, выбрался человек в грубом плаще простолюдина. Человек шагал твердо, не боялся, что за ним могут следить. Впрочем, в этот час за человеком в темном плаще никто и не следил. Он беспрепятственно миновал четыре квартала и нырнул в темный, заросший плющом двор. Открытая каменная лестница вела на третий этаж. Деревянные перила сгнили и держались только благодаря плющу, который теперь являлся ловчей сетью для разваливающихся перил. Пизон отпер почерневшую дверь с крошечным решетчатым оконцем и вошел.

Квартирка, в которой он оказался, состояла из двух каморок, заваленных всяким хламом. На кровати, укрывшись драной простыней, спал молодой человек с черными вьющимися волосами. Даже сейчас лицо его не выглядело безмятежным или спокойным. Лукаво изогнутые губы ухмылялись, будто во сне он потешался над целым миром.

Пизон откинул капюшон своего плаща и довольно бесцеремонно пихнул спящего в бок. Юноша проснулся и тут же выхватил из-под подушки обоюдоострый нож, предназначенный отнюдь не для резки хлеба. Гость предусмотрительно отскочил от ложа.

— А, это ты, папаня, — ухмыльнулся молодой человек и сунул нож обратно под подушку. — Тебе не спится, как всегда.

— Удалось достать его, Бенит? — Пизон уселся на колченогий стул, который подозрительно заскрипел под его тяжестью.

— Разумеется.

Молодой человек спустил с кровати ноги. Он сидел, покачивая ногами и шевеля пальцами. Пальцы У него на ногах были необыкновенно гибкие и шевелились гораздо проворнее, чем у других пальцы рук.

— Так давай его сюда, — потребовал Пизон.

— А ты знаешь, я играл на органе, особенно хорошо — ногами. И мне за это платили неплохо, — сказал Бенит, глядя куда-то в пустоту.

Пальцы на его ногах двигались так, будто нажимали на клавиши.

— Ты достал резец?..

— Мне хорошо платили, когда я играл на органе… — пальцы вытворяли что-то невероятное.

Пизон вытащил из-под плаща увесистый мешочек и швырнул его на колени Бениту.

— Вот плата. Как уговорено.

— Неужели у нас был какой-то уговор, папаша?

— Был, — Пизон посмотрел на Бенита почти с ненавистью.

— Ах да, я тоже что-то припоминаю. Но я передумал. Запросил слишком мало.

Хочу больше. Совсем капельку. Чуть-чуть. Хочу, чтобы ты меня усыновил. Мне не нравится мое имя. К тому же именно ты обрюхатил мою мамушку, когда ей исполнилось четырнадцать. А потом удрал, и ей пришлось выйти замуж за маляра-пьянчужку. Его всегда рвало, когда он напивался. Б-р-р… Когда я затирал за старым уродом лужицы рвоты, я мечтал сделаться богатым сыном банкира. Усынови меня, папаша! И ты не прогадаешь. Во-первых, у тебя нет других детей. Вернее, других ты не стал разыскивать. А того ублюдка, что родила Марция, ты совершенно правильно придушил.

— Он родился мертвым, — сиплым голосом сообщил Пизон. — И в этом виновата эта шлюха. И этот подонок Элий, продавший ей клеймо.

— Да ладно, папашка, со мной-то не нужно хитрить. Ты его придушил и правильно сделал. Одобряю. А во-вторых, я прославлю твое имя. Так прославлю, как тебе и не снилось. Я стану императором.

— Что? — Пизон даже приподнялся, глядя на Бенита, открыл было рот, но, так ничего и не сказав, плюхнулся обратно на стул.

— Я тебя удивил? Неужели ты не видишь, что род Дециев выродился. Его нужно срочно заменить, пока они не превратили Империю в грязную свинарню. И их заменю я. Гай Бенит Пизон. Я поведу Империю к новым победам, и вскоре Риму будет принадлежать весь мир! Ну как, я хорошую речь произнес?

— Отвратительную, — брезгливо скривил губы Пизон. — Сразу видно, что ты никогда не учился у риторов. Тебе надо послушать мои выступления на заседаниях совета банка, тогда ты поймешь, что такое хорошая речь.

— А мне надоели риторы. И всему Риму они надоели.

Бенит вытащил из-под подушки, откуда совсем недавно извлекал нож, мятую брошюрку и протянул ее Пизону.

— Вот взгляни. Это манифест «Первооткрывателей». Мое заявление там третье.

Пизон машинально развернул книжонку и прочел заголовок:

— «Гай Бенит Пизон. „Подлинная мечта Рима“„. «…у меня есть один бог — действие, и один культ — культ силы“. Ты присвоил себе мое имя, подонок!

— Я ничего не присваивал. Просто предугадал события. Я это умею. К примеру, я поквитаюсь с Марцией. Ведь ты хочешь проучить ее? Отомстить этой бабенке и ее хромому любовнику — какая услада для сердца! Ну так как, ты усыновишь меня, папашка?

Лицо Пизона пошло красными пятнами.

— Ты достал резец? — прохрипел он.

Бенит погрозил Пизону пальцем и расхохотался.

— Ты боишься меня, папашка. И всегда боялся. Даже тогда, когда я был совсем маленьким. С чего бы это, не пойму? Скоро я стану императором Великого Рима. И тогда все будут меня бояться. Все-все, даже боги.

— Надеюсь, они тебя не слышат… — Пизон даже не пытался скрыть брезгливую гримасу.

— Папашка, ну почему ты так всех боишься? Почему ты такой трус? Богам до нас нет дела. Эй, боги если вы слышите мои дерзкие слова, то немедленно поразите меня молнией. Ну, чего ты там медлишь, Юпитер, старикашка?! — Бенит встал и воздел руки к потолку, едва не коснувшись пальцами почерневших досок. — Вот видишь, ничегошеньки твои боги не могут.

Бенит распахнул кривые, изъеденные жучком дверцы ларария.

Внутри шкафчика не было статуэток, валялись засохшие корки и обрывки грязной пергаментной бумаги, в которую уличные торговцы заворачивают горячие сырные лепешки. Отметя ладонью мусор, Бенит вытащил украденный у Марции резец.

— Вот оно, наше сокровище! Все идет, как мы задумали. И не забудь, что завтра ты меня усыновляешь. Знаешь почему?

— Нет, — зло ответил Пизон

— Дедуля! — крикнул Бенит, отворяя дверь в соседнюю каморку.

На пороге тотчас возник старик в заплатанном махровом халате. При виде Пизона старик сладко улыбнулся, так улыбается кошка при виде мышки.

— Привет тебе, дорогой несостоявшийся зятек. Дорогой в том смысле, что денег у тебя много. Я купил клеймо у Юния Вера. И в том самом поединке, когда погиб Варрон, Вер заклеймил желание. А пожелал я, чтобы ты усыновил Бенита. Какая радость! Ты наверняка всю жизнь об этом мечтал. Хотел искупить свою вину, но боялся, что Бенит гордо отвергнет твои милости. Вот я и решил помочь вам примириться.

Пизон смотрел на старика с отвращением. Он всегда боялся этого типа, еще в те дни, когда волочился за его смазливой дочуркой.

— Ты истратил на свое желание деньги, что должен был заплатить Клодии? — прошипел Пизон, поворачиваясь к Бениту.

— А что если так? Ты меня убьешь? Или отдашь под суд? Ой, как я испугался!

Ладно, не бойся, па-пашка, — Бенит зевнул вполне натурально, — на счет Руфина клеймо я заказал. А для усыновления дедушка нашел патрона. И знаешь, кто заплатил за исполнение моего и твоего желания — ведь это и твое самое горячее желание, не так ли? — Бенит подождал, чтобы Пизон кивнул в ответ. — Так вот — за это клеймо заплатил Элий.

Бенит высунул в восторге язык, наблюдая, как банкир пошатнулся при этом известии.

— Да здравствует мечта Империи, дорогой сынок! — захихикал старик.

— Дедуля все устроил! Молодец, дедуля! Он так натурально плакал на плече у этого идиота Элия! Сенатор тоже пустил слезу и выложил пять тысяч сестерциев из личных средств. Да здравствуют добродетельные идиоты, без них жизнь была бы совсем скучной! Знаешь, папашка, мне этот Элий даже чем-то симпатичен.

При этом заявлении лицо Пизона перекосилось.

— Ладно, ладно, когда стану императором, ты его прикончишь. Или отрежешь ему яйца — на твое усмотрение. Итак, наш план начал действовать, — заявил Бенит.

— Сначала ты усыновишь меня, папашка. Видишь, как легко — стоит только пожелать, и человек на все согласен. А потом, когда стану императором, я эту халяву с желаниями отменю.