– Может, и так, – упорно гнул своё Годомар. – Может, мне и кажется. Но есть ли разумные объяснения тому, что этот эльф, единственный, кто испытал на себе вторую способность золотого дракона – он не требует утопить Илидора в лаве или проткнуть его стальными прутами?

– Илидор-ра?..

– Так зовут дракона, – Годомар заложил руки за спину, глядел он по-прежнему на стрелуна. – И этот эльф – он не уехал обратно в Донкернас, когда уехала эльфка. Разве не интересно, почему? Если бы дракон плохо обошелся с эльфом, зачем бы эльфу потребовалось теперь торчать под стенами Гимбла? При том, что он – единственный, кто вовсе не желает рассказывать о драконе страшилок?

– Как раз потому, что дракон ему башку набекр-рень свернул! – Фрюг швырнул клещи на пол и упёр руки в бока. На плечах его вздулись мышцы, шрамы на лбу делали гневное выражение лица почти исступленным.

– Тогда отчего эльфы из Донкернаса позволили ему отправиться сюда? – голос Годомара звучал ровно и по-прежнему упрямо. – Если бы донкернасцы думали, что из-за дракона этот эльф спятил, то они сами утопили бы его в озере лавы или что там у них есть, в Донкернасе.

– Меня послушай, Годомар-р! – Фрюг тяжело поднялся.

Рукатый ожидал, что тот подойдет к нему, но Шестерня встал около стрелуна, посмотрел на него с одобрением и принялся наматывать на руку цепь, висящую на его шее.

– Мне не надо, чтобы ты думал. Мне не надо, чтобы ты носился вверх-вниз и трепался с эльфами. Мне надо, чтобы ты мне точно и ясно сказал, как одолеть золотого дракона. Если его магию можно убить – я хочу знать, как. Если его магию убить нельзя, то нам придется невзначай убить самого дракона, когда он снова сунет в Гимбл свою мер-рзкую морду. Это всё. Это понятно?

Повисла долгая пауза. Годомар не смотрел Фрюгу в лицо, смотрел на его руки, смотрел, как цепь обвивает кулак: один виток, второй. «Звяк, звяк», – жалобно разносится по пустой мастерской. Пахнет металлом и потом. По спине Рукатого бегут мурашки. Не оживленный пока стрелун покорно держит моток цепи на своей шее.

– Донкернасцы подтвердили нашу главную догадку, – медленно и глухо повторил Годомар, – но мы не можем сделать поющую машину, чтобы противопоставить её дракону.

Фрюг, помедлив, кивнул. Рукатый молчал, бессмысленными глазами глядя на голову стрелуна. Наконец Шестерня медленно опустил руку с намотанной на кулак цепью.

– Если ты забыл, мы были созданы, чтобы противостоять др-раконам, – рокотнул Фрюг и принялся снова обвивать цепь вокруг шеи стрелуна, очень старательно и сосредоточенно. – Разве до того, как мы ввязались в войну, у других гномов был хотя бы шанс против них? Разве машины Ардинга, Масдулага, Вулбена могли противостоять этим твар-рям? Нет! Другие гномы и их твор-рения были слабы, никчемны, полумер-рны, и только наши предшественники, механисты Гимбла, сумели найти р-решения для победы над драконами!..

«Почти найти, – уточнил про себя Годомар, – для эфирных драконов так и не нашлось действительно хорошего противодействия».

– …и только мы сумели создать машины, которые усилили ар-рмию гномов! Машины, которые были достаточно смер-ртоносны, живучи и храбры, чтобы колошматить драконов, лишенных магии, ибо кто скажет, что кр-рылья, зубы и когти – это так уж мало?

«Не говоря о том, что эта штука с крыльями может просто рухнуть на тебя».

– И что же? – Фрюг похлопал стрелуна по загривку. – Разве не в этом наше предназначение на все времена – разить др-раконов везде, где их увидим? Р-разве, спрашиваю я, не в этом наша доблесть? Или всё, что теперь нам отмерено – стер-речь улицы, на которые никто не посягал уже двести лет?

Фрюг ударил кулаком по загривку стрелуна. Годомар вздрогнул, представив, какая боль должна была сейчас пронзить руку Шестерни.

– Разве не др-раконы – самые страшные твари, которых знали эти горы? – возопил Фрюг, и мясистая нижняя губа, торчащая из его бороды, затряслась от негодования. – Разве не они повинны в том, что из всех городов гномов один лишь Гимбл остался неразрушенным – и лишь потому, что мы прор-редили поголовье этих тварей? А разве не они отр-резали нам пути к рудным залежам и каменным россыпям еще в те времена, когда дело не дошло до битв?

Рукатый насупленно смотрел поверх загривка стрелуна.

– Разве не драконы истр-ребили всех гномов северных селений, кроме тех, кто успел сбежать в Гимбл, не они гонялись за беженцами по подземьям и убивали баб и детей? Не они сделали так, что теперь в горах заводятся мер-рзейшие твари, хробоиды, что наши старые города потер-ряны навсегда, засыпаны пеплом, залиты лавой вместе с костями наших пр-редков?!

Фрюг врезал по загривку стрелуна другой рукой:

– Я тебя спр-рашиваю, Годомар! Не сами ли др-раконы сделали всё, чтобы мы сочли своим долгом изничтожать всякую змеежопую тварь, которая окажется там, где возможно её изничтожить? Я спр-рашиваю тебя, Рукатый! Продолжишь ли ты жевать сопли или пр-риложишь силы, чтобы обезвр-редить самую опасную тварь, которую видел этот город за последние двести лет?

Годомар наконец посмотрел в лицо Фрюга, в его горящие яростью глаза, на суровые складки на лбу, на хищно разлетающиеся усы, капли слюны в седой бороде и, медленно роняя слова, ответил:

– Ты прав, Фрюг, это мой долг и предназначение: обезвредить самую опасную тварь, которую видел этот город за последние двести лет.

– Попробуем добраться до бегунного тоннеля на перекрестье этой дороги и западной, потратим день, зато по тоннелю потом сможем пройти часть пути до верхнего подземья, – говорил Кьярум, когда они уходили. – Дорога-то потом пусть идет дальше на Гимбл, а мы пойдем выше, наверх, до самого надземного мира. У тебя карты есть? Давай отмечу путь, очень хороший путь, оттуда можно выйти на поверхность и за полдня спуститься к самым вратам Гимбла, подняться нельзя, а спуститься можно – так грядовые воители говорили… если тоннель не завалило, как самый западный, и если это не байка, конечно. Сам я никого не видел живьем из тех воителей, что вроде бы спускались оттуда к вратам: мало кто выходил наружу, что делать воителям в надземном мире? Их дело – подземье! А сам я и до верхней части никогда не доходил, терпеть не могу бегунные тоннели, в них вечно полно призраков, да-а… придется идти прямо сквозь них, как сквозь туман. Там же спасались от драконов во время войны, беженцы спасались и дезертиры, бывало, тоже, а драконы… эх! Терпеть не могу призраков, ну просто до брр! – но нам нужно в город быстро! И, если тот путь в самом деле есть, то мы доберемся до Гимбла дня за два. И тебе вот на карте отмечу… Что?!

Типло, услыхав про призраков и туман, принялся поскуливать, а потом и подвывать. Кьярум, подняв голову от карты, рявкнул на него так, что в глубине горы хрупнуло, и Хрипач заткнулся, только постанывал тихонько, держался за голову и призывал клюв ржавой кочерги на чьи-то головы. Его спутники предпочли не вслушиваться: все и так были до крайности напряжены, и никому не хотелось отягощать свою совесть убийством стража, хотя… Нет, нет-нет, ведь одному Кьяруму труднее будет пройти по подземьям, если такое вообще возможно. Не то это место, чтобы ходить в одиночку, даже если ты – опытный воин с суровой складкой через весь лоб и потрёпанным молотом по имени Жало.

Илидор не обратил никакого внимания на Типло – он глубоко задумался над словами Кьярума про бегунные тоннели. Сказанное царапнуло его и оставило в груди жгущее першение. Когда они с отрядом только планировали поиски, бродя по окрестностям Узла Воспоминаний, Илидор не чувствовал дороги через бегунные тоннели и призраков в них – тоже не чувствовал. Заваленные тоннели на западе – да. На севере – ничего, словно там и не было никогда туннелей, так же, как на востоке. Теперь он ругал себя за невнимательность, потому как десятки раз ходил в Гимбле мимо указателя «Бегуны на север» и должен был вспомнить про эту старую, так никогда и не использовавшуюся дорогу, проложенную на большой высоте, куда не достают прыгуны. Хробоиды, наверное, тоже не достают, хотя строили эти тоннели в те времена, когда в подземьях еще не было хробоидов.