А может быть, так и было? Кальен попытался вспомнить, когда в последний раз видел ночницу. Два дня назад, три? Он не помнил. Лекарня занимала почти все его время, а мысли об отсутствующей ночнице, досада на нее и глухая тоска стали привычными, как усталость после долгой работы, и Кальен даже не заострял внимания на них.

– Тебя точно никто не видел? – спросил он, хотя было ясно, что не может существо в плаще с капюшоном пройти среди дня через взъерошенный город и не привлечь к себе внимания.

– Видели, – прочавкала Дефара. – Какие-то гномы. Но их уже отвлекли какие-то эльфы. Отстань. Сказала же, им не до меня.

– Почему это? – встревожился Оль. Поглядел на Мавку, которая перебралась поближе к хозяину, но косилась на дверь. – Ты чего там устроила? У тебя совесть есть? Хочешь, чтобы мне хату спалили?

– Сегодня сгорит много хат, – невозмутимо ответила ночница и с сожалением отодвинула опустевшую тарелку. – Все как пошалели. Вам тут не слышно, у вас окошки во дворик… А это что?

Почти улегшись на стол, ночница потянулась за обрывком бумаги, на котором Кальен со слов Алеры набросал рисунки.

– А это что? – эхом повторил Оль, вставая. Тяжелая лавка поехала по полу с гулким звуком.

Плащ Дефары был порван на спине, под правой лопаткой, и густо измазан темным. На лавку, где сидела ночница, натекла лужица крови – густо-красной, почти черной.

Оль, будто не веря, провел рукой по кровавому пятну, растер липкую жидкость пальцами. Кальен выругался, тоже вскочил, быстро обошел стол, подтащил Дефару поближе к окну, рванул ее плащ. Ночница не возражала, не помогала ему и не сопротивлялась – рассматривала рисунок, шевеля губами.

– Чего ты всполошился? Она ж такие раны за ночь заращивает, не чихая. – Элай тоже поднялся, подошел к другому окну, стал там что-то высматривать, хотя во дворике было пусто и тихо. – А вот кого она притащила за собой?

– Она сказала, что никого, – напомнил Кальен и принялся колдовать над раной. Выглядела она нехорошо, внутри пузырилось, и теперь он слышал негромкие хрипы в груди Дефары. Элай-то, конечно, прав, за ночь на месте удара топориком останется только зудящий шрам – но сейчас-то ей неуютно, хоть и не признается, зараза рогатая!

Маг шептал заклинания, Дефара рассматривала рисунок, а остальные, включая даже Ыча, толпились перед ней и допытывались: что происходит в городе?

Когда ночница наконец опустила лист бумаги, Кальен как раз закончил колдовать. Все остальные враз замолчали, ожидая, что Дефара наконец объяснится.

Она смотрела на Алеру пустыми глазами и держала в опущенной руке рисунок. Рисунок, где была нарисована уходящая через портал ночница с остроносым амулетом.

– Мне нужен твой амулет.

– А моя одежда и лошадка тебе не нужны? – тихо спросила Алера и отступила на полшага, поближе к Тахару. Тот положил руки ей на плечи.

Ыч почесал подбородок и посмотрел на Оля – стукнуть нахалку-ночницу промеж рог или не влезать? Оль посмотрел на Кальена и покачал головой. Тот тронул Дефару за руку, привлекая ее внимание.

– Не дури. Порталы еще не закрылись камнями. Ты не пройдешь.

– Это мы еще посмотрим. И амулет я хочу получить сей вздох, – настойчиво повторила Дефара. – Пока эти трое сами не ушли через портал. А они уйдут не сегодня-завтра, где я тогда амулет буду искать?

– А я как пройду портал без амулета? – возмутилась Алера. – В своих мечтах?

Элай подошел, тоже встал за ее спиной рядом с Тахаром. Дефара дернула губой, обнажая мелкие зубы. Сердитые взгляды неприятно стягивали ее кожу, да еще и рана на спине жутко кололась. У Кальена, держащего ее за руку, подрагивали пальцы, и от этого волнение мага передавалось ночнице еще сильнее, чем если бы он просто стоял позади.

– Это мне не все равно, а ты можешь пройти с любым амулетом. Божиня милосердная, да у любого подлетка забери! Зайди в вербяной поселок по дороге и забери!

При этих словах вздрогнули все, кроме Ыча.

– Вербяной поселок… – повторил Оль медленно, будто прокатывая эти слова во рту и пробуя их на вкус. Помолчал и добавил удивленно: – Я как-то забыл, что он есть вообще.

– Мы тоже забыли, – переглянувшись с друзьями, тихо сказал Тахар.

– И я. – Кальен отпустил руку Дефары, потер лоб. – Даже не смотрел в ту сторону уже… сколько дней?

– И мы не смотрели, – лицо Тахара вытянулось, – даже когда через северные ворота ездили – в ту сторону не глядели. Как будто… как будто там не было ничего никогда, как будто незачем.

– Забыващая? – удивленно переспросил Ыч. – Из разума выживащая?

Ночница нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Она не сводила глаз с Алеры.

– Мне нужен твой амулет. Плевать, что вы там забыли или вспомнили. Дай мне амулет.

Алера словно и не слышала, переводила испуганный взгляд с Элая на Тахара и обратно. Оль и Кальен растерянно смотрели друг на друга. Мавка нервно поглядывала на дверь и пригибала голову. Ыч маялся и мечтал все-таки врезать Дефаре промеж рог, но чародей одобрения не давал, а самоуправничать на чужой территории Ыч не мог, потому что был приличным троллем, а не дикарем каким-нибудь.

– Они все оттуда, да? – спросил наконец Кальен у Оля и уточнил, хотя тот и так сразу понял, о ком речь: – Потеряшки эти, которые дома своего не помнят. Они жили в вербяном поселке?

Гласник кивнул.

– Как это может быть? – Алера прижала ледяные пальцы к щекам. – Кто мог наслать забвение на целый город… зачем?

Все молчали.

– И почему именно поселок? – спросил Тахар. – Кому он понадобился, для чего? Что там такого, в вербяном поселке?

– Дети, – чужим голосом сказал Кальен, – ведь все потеряшки – взрослые, ни одного ребенка. Подлетки остались там, и они не искали своих родных, они там затеяли… Что они затеяли? – Маг помотал головой. – Не получается. Они не могли сделать это сами. Что еще есть в вербяном поселке?

– Вербянник.

Все обернулись к Элаю.

– Вербянник, – повторил он. – Я говорил, что он детей окучивает. Говорил?

– Охрип? – Оль замотал головой. – Да он же просто призорец. Он в поселке живет уже сколько… Года три? Да не мог он!

Под хмурыми взглядами гласник смешался. Ясно было, что происходящее в поселке, чем бы оно ни было, не могло пройти без ведома Охрипа, и раз тот не прибежал жаловаться – значит, все хорошо знал и не возражал.

– Да он попросту не мог заставить город забыть про поселок! Он не умеет такого, он же вербянник, а не забываник! Ну пусть он завязан еще с каким-то тварем… точно как-то завязан… что-то там еще есть. Что-то, чего взрослые не должны были увидеть. Или кто-то. Кто? А они живые ли – Охрип и дети, а?

– Нужно найти Хона, – перебил Кальен. – Сей вздох.

При этих словах оцепенение спало, все, словно очнувшись, засуетились, заспешили, гурьбой посыпались к двери, не обращая внимания на возмущенные окрики Дефары.

– Помогащая, – радовался Ыч, вперевалку поспевающий за Олем, – морды набиващая, лица отрыващая, славно помогащая!

На улице, где стоял дом Оля, всегда было тихо, даже в дни самых пьяных народных гуляний. Было тихо и в этот день, когда город захлестывал западный ветер. Но с соседних улиц доносились крики, лязг и грохот, сразу с нескольких сторон видны были столбы черного дыма. Разлохмаченными лентами они вились над низенькими срубами, над голыми вишневыми деревьями, поднимались в серое осеннее небо и растворялись в нем, как души умерших растворяются в посмертной благодати под Божининым порогом.

– Ну бдыщевый ты хвост, – оценил Элай.

У Оля тоскливо заныло под ребрами, а потом словно большая холодная ладонь сжала что-то в животе, скрутила, заставляя стиснуть зубы до хруста. Гласник с трудом вдохнул, поперхнулся и закашлялся, и его тут же скрутило еще сильнее, до того, что пришлось согнуться.

– Ты что? – Алера схватила его за плечо. – Тебе плохо?

Оль замотал головой, закрыл рот рукавом.

– Предвестие, – буркнул Кальен. – На случай, если кто-то неунывающий еще не понял, что вокруг нас – одна большая бдыщевая…