Погремев железками в ящике под лестницей, Дарзий сделал вид, будто достает бутылку с самогоном откуда-то из коробок, но Гилли ясно видел: знакомец Кьярума добыл бутыль из собственной котомки. Потом, уже не таясь, из другого ящика он достал паршивые кубки из ползуновой кожи: остроконечные, кое-как скрепленные, наверняка протекающие. Подошел, корча лицо в гримасе, которая, как не сразу понял Обжора, должна была изображать приветливую улыбку.

– Ну да вы проходили через пещеру. Должны были видать, какие там поля наворотили. Мельница-то стоит еще?

– Стоит, – Кьярум принял кубок и теперь смотрел, как Дарзий осторожно выковыривает ножом из бутылочного горлышка плотно свернутые куски кожи. – Только ты мне понятно поясни, Дарзий, что это за кошмарище такое вы там устроили? Это ж гаже прыгунячьего говна в кружке!

– А, ну да, ты же возражал против фермы. Словно у тебя было право голоса, Пеплоед, проведший среди нас всего два года. – Дарзий делал вид, что полностью поглощен открыванием бутылки. – Ты не был в надземном мире, Кьярум. Не пробовал суп, который люди варят из фасоли, свеклы и всяких других растений. Не едал эльфских свежих салатов и пушистых пирогов. Не знаешь, как варить самогон из ботвы, которая…

– Да ты тоже не был в верхнем мире и не пробовал это всё! – возмутился Пеплоед.

– Ну не был, и что, мне Аранга рассказала, – надулся Дарзий и сел спиной к ширме, напротив Пеплоеда и Обжоры, и начал разливать пойло по кубкам, которые гномы быстренько подставили. Завоняло грязными тряпками и плесенью.

– Ты мне зубы не заговаривай какими-то салатами-посолатами, – Кьярум взмахнул кубком. Его содержимое, разумеется, уже отыскало дорогу наружу через плохо заделанный шов и смочило Пеплоеду пальцы. – Ты мне скажи, что это там ходит такое между грядками!

– А. Ну, гм, – Дарзий утвердил бутылку на столе, опустил взгляд. – Значит, ходят еще.

– Ходят еще, – передразнил его Кьярум. – Это чего?

– Это вот и есть самое главное из всего. Давай выпьем!

Дарзий на миг прижал к груди кубок, заявляя здравицу, и быстро опрокинул его в глотку. Кьярум и Обжора тоже выпили, и какое-то время все трое были неспособны продолжать разговор: хватали ртом воздух, утирали слёзы, стучали ладонями по ящику-столу.

– Из чего вы эту дрянь делаете? – в конце концов сумел произнести Кьярум. – Из грибов и дохлых хробоидов?

– Точно! – Дарзий в последний раз смахнул слёзы. – Вообще-то, я не знаю. Но думаю, что да.

– Ну ладно, рассказывай, – поторопил Кьярум. – Я уж точно ничему не удивлюсь больше, чем тем несчастным, которых соединили с машинами. Кто это делает, как это возможно и зачем, объясни мне! К нам присоединился кто-то из механистов? Он стал создавать машины из шпионов а-рао, которых вам удалось захватить в плен? Их владения ширятся, мощь растёт, вы узнали их коварные планы и придумали собственный ответ для устрашения?

Дарзий навесил на лицо выражение большого воодушевления, открыл рот, и Гилли показалось, что он уже почти слышит слова: «Да, верно, так всё и было!» произнесённые фальшиво-бодрым голосом. Но потом Дарзий мотнул головой и снова взялся за бутыль.

– Нет. Всё не так. Давайте выпьем!

Выпили. Второй кубок пошел бодрее, слёзы уже почти не текли, а дыхание если и перехватило, то всего на миг-другой. В животах, давно живущих впроголодь, сделалось тепло, на головах словно разжались железные обручи. Большой зал, воняющий тухлятиной и заброшенностью, уже не казался одиноким и пугающим – если на то пошло, в нем можно было найти даже некоторый уют. А что: просторно, каменно и прыгуны не кусают.

– Примерно в то время, когда ты решил вернуться в Гимбл, мы нашли несколько интересных направлений в дальних подземьях, – заговорил Дарзий. – Там обитает множество паучиных живунов с камешками, все непуганые, богатенькие. Еще мы раскопали местечко, где мигрируют горбачи, тоже непуганые и жирненькие. Стало возможно вести жизнь чуть посытнее, ты понимаешь. Но вместе с тем мы убирались всё дальше от опасностей и ответов на вопросы, которые большинство из нас всё еще занимают. А-рао давно разбежались из тех мест, где можно нас встретить. Мы думали, они подбираются к Гимблу через западные пути. Мы спорили, что нам нужно делать с этим: охотиться на их лазутчиков в других местах? Оставить их на совести города? Вырезать прыгунов, подбираться к потерянным городам, теряя воинов? Ну ты знаешь, Кьярум, еще при тебе со стороны некоторых таких, кто постарше, было много трёпа. Дескать, грядовые воители измельчали. Что мы забыли, зачем уходили в подземья наши предшественники. И, значит, неплохо бы нам снова погибать пачками, да чтобы смерти были пострашнее, а то наша жизнь становится всё более долгой и сытой. Смешно, конечно, что не нравилось это как раз тем воителям, кто постарше. Но они говорили, что скоро не будет разницы, где мы живем: в подземьях или в городе, и в этом была доля правды. Ну ты помнишь. Ты понимаешь, да-а уж!

Кьярум повел плечами, и рукоять Жала выше поднялась над его плечом. Он не был уверен, хочет ли Дарзий сказать что-то вроде «Вот и ты сбежал обратно в город, проведя в подземьях всего два года, никчемный гномишко, лишь только набил карманы драгоценными камнями!», и на всякий случай дал понять, что слушать ничего подобного не станет.

– Но всё-таки, – словно не заметив его движения, продолжал Дарзий, – что бы стало с подземьями, если бы в них не было грядовых воителей? Велика ли беда, что мы хотим есть досыта и отнимать у живунов камешки? Без нас тут бы расплодилось столько прыгунов, что врата Гимбла просто рухнули бы под ними! А-рао паслись бы на гимблских пастбищах, жирея хлеще горбачей! Поля кустов-ползунов…

– К слову о полях, – рыкнул Кьярум. – Хватит зубы заговаривать, расскажи толком, что происходит!

– Там, на поле – это не а-рао, – наконец решился Дарзий. – Это бывшие наши.

– Что? – воскликнул Гилли.

Дарзий прищурился на него, перевел взгляд на Кьярума, но тот сидел с совершенно расслабленным лицом и лишь беспечно махнул рукой: дескать, говори ты свободно, ты же понимаешь: толстяк не опасен, что он сделает-то? А я, Кьярум Пеплоед, слушаю тебя очень внимательно, Дарзий Белокамень, и очень, очень заинтересован в твоей истории. Особенно в той части, где про паучиных живунов и про камни, ты бы не мог повторить?

– Слушай, мы видели, как Брокк Душеед приходит за нашими друзьями. Да ты и сам видел это, Кьярум. Разве не потому ты решил убраться обратно в Гимбл? Подумал, что если в конце не будет разницы, то какой смысл доживать в подземьях кратко? Если можно жировать и Гимбле долго на все те камешки, которые ты…

– Вовсе не потому я ушел! – вознегодовал Пеплоед. – Я тебе вломлю сейчас за такие слова, Дарзий, и не посмотрю, что хочется дослушать, чего ты там расскажешь!

– Да всё, всё, не пыли! – Белокамень отодвинулся, положил ладонь на рукоять молота, и Кьярум мгновенно перестал надуваться, как перекормленный горбач-шестиног. – Не пыли, говорю. Слушай дальше.

Пеплоед устроился поудобнее и принялся слушать, а взгляд у него был нехороший, тяжелый, и Дарзий это, конечно же, видел, поскольку отнюдь не был слепым или тупым. Иначе, как уже понял Гилли, он бы просто не выжил в подземьях.

– Так вот, я уже сказал: жизнь наша становилась всё мрачнее, а споры между – всё сильнее, и едва не пошёл раскол, ты понимаешь. Всё оттого, что не стало предводителя, вот как я думаю. Ведь как погиб Боргр, еще при тебе, так никто толком и не сумел встать во главе с тех пор. И тут некоторые из ребят, которые ходили в глубокие подземья – Зуг у них там был заводилой, не помнишь его?

– Тот чокнутый, что пришел сюда из-за Храма?

– Ну да, что пришёл сюда резать прыгунов и хробоидов. Так у него потом совсем снесло купол. Так-то посмотришь – вроде нормальный, а как заладится про тьму и свет, ну просто туши лаволампы. Так вот, он стал говорить, что наших сил не хватит, чтобы донести свет повсюду. Ну и тут он, хотя и прибахнутый, а прав, конечно. И вот он и его ребята стали говорить, что все наши сложности из-за двух вещей. Первое, значит, это бесцелье, что у нас нет общего большого устремления. Ну, например, вырезать всех прыгунов из подземий! Или там – раскопать все потерянные города! Или: разобраться, отчего камни плавятся в некоторых местах. Ну и оттого, что большой цели у нас нет, мы не можем договориться друг с другом даже в мелочах. А вторая сложность – это, значит, малосилье, поскольку гнома недостаточно, чтобы свернуть горы. А если бы у нас была и большая цель, и большая сила, то нам бы ясно стало, зачем мы живём, зачем мы в подземьях и всё такое прочее.