Имена приезжих в обычном случае почти не упоминались, по крайней мере не при драконах, и даже если эльф оставался в Донкернасе надолго – драконы могли никогда с ним не повстречаться или повстречаться, но не знать, как его зовут. Да что там, они не знали имён многих эльфов, которые жили в Донкернасе – какой дракону смысл запоминать каждого, кто лет через двадцать будет уже мёртв?

Однако имя Йеруша Найло звучало так часто, что его услышал и запомнил каждый, хотел он этого или нет. Ведь даже восьмерых сомнологов в своё время упоминали реже, чем одного-единственного учёного, молодого гидролога из далёкого домена Ортагенай, домена, славного своим университетом, приморскими научными центрами и безумной стоимостью жилья.

– Да-да, Йеруш Найло, – рассказывал Чайот Гарло стражему эльфу из тех, что охраняли камеры Плохих Драконов. – Говорят, он починит нашу воду, и не нужно будет сниматься с места всем скопом. Очень надеюсь на это, я ведь только нашёл себе приличную работу, хотя тут и полно драконов!

– Он из Ортагеная! – возбуждённо втолковывал Южра Хашер каждому, кто желал его слушать. – Ортагенай северной своею макушкой почти граничит с моим дорогим Сейдинелем, благословенным краем тёплого моря и щедрых садов. Быть может, изыскания приводили этого молодого эльфа на мою родину, и у нас найдётся много тем для душевных бесед! Может быть, у нас отыщутся даже общие знакомые! Возможно, он привёз мешочек-другой специй и просто забыл рассказать нам об этом? Ах, жгущий горошек или пряный базилус, а может горстку порошка курамы…

А однажды Илидор у теплиц Корзы Крумло подслушал, что говорил ей какой-то незнакомый дракону учёный из лабораторий:

– Этот Йеруш Найло – очень перспективный гидролог. Говорят, ему прочат невероятное будущее или безвременную кончину.

– Кончину? – переспросила Корза.

– Да-да. Когда университет Ортагеная объявил его первым платиновым выпускником, Найло ответил: «Мало стать первым, нужно, чтобы все остальные сдохли». Что же, я бесконечно уважаю чудовищный выбор Теландона.

После этих слов в теплицах надолго наступила тишина.

Прибытие Йеруша пришлось как раз на те дни, когда Илидор был поглощён добычей информации из Арромееварда и много времени проводил в замке, а Найло носился по Айяле вместе с Льодом, другими эльфами и несколькими слышащими воду драконами. Когда же Илидор вернулся в Айялу, Йеруш умчался «исследовать верхние водные вены далеко-далеко отсюда», чтобы «найти, какая холера на них начихала».

Драконы об этом эльфе не говорили, но их выразительное молчание можно было нарезать пластами.

Эльфы, что примечательно, спустя время тоже примолкли, теперь Илидору даже подслушать ничего не удалось, но когда речь заходила про воду, все они качали головами очень выразительно и одним губами произносили: «Йеруш Найло. Да».

Тем временем с поставками воды снова возникли сложности, дневную норму в очередной раз урезали, а в драконью ипостась теперь можно было возвращаться только один раз в день и при том не летать.

Драконы злились, многие стали плохо спать, а невыспавшийся дракон – создание ворчливое и сварливое. Будто невзначай, находясь в окружении множества сородичей, Куа однажды обронил:

– Интересно, сколько воды бы сэкономили, если бы Балита тогда пришибла пару-тройку эльфов?

И все неодобрительно посмотрели на сидящего в отдалении Илидора, а Илидор почувствовал, что сидит недостаточно далеко.

Однако несколько дней назад Моран лично пообещала «насовать полные карманы говна» тому, кто начнёт драку. Идти наперекор слову матриарха дураков не было – это в лучшем случае закончится несколькими днями сна на коврике, голодовкой и неумолчным бубнежом по семейному рецепту Моран, а если драку увидит кто-нибудь из шпионов, то все к ней причастные на несколько дней отправятся в большую машинную биться головой о стены. Да и сил на хорошую драку у обезвоженных драконов сейчас не было, а затевать плохую – себя не уважать.

Потому пока Илидор и Куа ограничивались подножками по дороге в спальное крыло или невзначай опрокидывали один другому тарелки с едой, и ещё крылья плаща Илидора временами хлопали прямо перед носом Куа, вынуждая того с ругательством отшатываться, а ещё то и дело Куа не вписывался в поворот и врезался в Илидора, вышибая из него дух.

На эльфов драконы смотрели очень-очень мрачно, а эльфы очень-очень всерьёз прикидывали, не стоит ли рассовать драконов по камерам, приковать цепями или приструнить машинами, пока вопрос с водой не решится. Останавливало их одно: если у Йеруша, как и у Льода, ничего не получится и Донкернас придётся-таки снимать с места – им придётся доставать из камер много крайне недовольных драконов, которые устроят тут ёрпыль знает что.

Немного разрядить эту ситуацию без дурацких попыток сделать мрачных драконов и эльфов весёлыми могло только одно: некто, раздражающий тех и других одинаково и заставляющий тем самым ощущать какое-никакое единение. Очень удачно, что в Донкернас приехал Йеруш Найло.

Из обрывков фраз других драконов Илидор понял, что этот эльф им не понравился, что он проявлял к драконам совершенно ненужный интерес и вообще он странный. Но чем больше драконов возвращалось в Донкернас, тем менее откровенными становились разговоры в спальном крыле: никто не знает, сколько драконов-шпионов сейчас вокруг, зато все знают, что они здесь есть.

Из своего «далеко-далеко» Йеруш вернулся совершенно неожиданно и почти тут же наткнулся на Илидора.

Был полдень, Илидор в драконьем облике стоял недалеко от своего любимого дерева бубинга. Стоял, растопырив крылья, глубоко вдыхал запах зреющих сливянок, сухой травы и пыли. Высматривал солнце, которое залезло в перину облаков и делало вид, что не видит внизу никакого золотого дракона. Илидору отчаянно хотелось летать, он тянул шею и тревожно елозил хвостом по траве, его крылья дрожали, наполненные воздухом…

Золотой дракон уговаривал дышать глубоко и крепко стоять лапами на траве, никуда не подпрыгивая, ведь истосковавшийся по небу дракон может подпрыгнуть так, что в следующий миг ударится головой о «крышку» над Айялой. Мычал бессловесную тревожную мелодию и почему-то ужасно хотел посмотреть в глаза солнцу, которое притворялось, будто его здесь нет.

И тут вдруг незнакомый голос рядом с ним воскликнул:

– Это что?

Дракон обернулся. На тропе, только что вынырнувшие из зарослей сливяника, стояли вторая помощница Теландона Альма Охто (кроваво-красные глаза, черты лица, об которые можно порезаться, извечно сложенные на животе в «замок» пальцы) и незнакомый Илидору эльф.

При первом же взгляде на него золотой дракон понял: это Йеруш Найло.

Даже если бы вместе с ним подошла ещё целая армия незнакомых эльфов, золотой дракон бы всё равно понял: Йеруш Найло – именно он.

Эльф был высоким, даже чуть выше Альмы, вышагивающей в своих любимых накаблученных сапогах. Эльф был тощим, прямо-таки болезненно тощим даже по сравнению со своими тонкокостными сородичами – вот бы кого показать Диеру Ягаю, чтобы ужаснулся как следует! На Йеруше была мантия, что показалось Илидору странным – зачем учёному обряжаться в одежду магов? Даже маги редко носили мантии в повседневности, а учёному она… кажется, незачем, но на Йеруше мантия смотрелась настолько естественно, что хоть сейчас отправляй его на какое-нибудь сборище колдунов, куда временами ездит Теландон. Только казалось, будто под чёрно-сиреневой мантией Йеруша Найло нет тела, а кисти рук с длинными чуткими пальцами просто пришиты к рукавам.

Найло весь был хищная нервозность, неуёмность, он не стоял на месте, даже стоя на месте, и его мантия шевелилась, будто от ветерка, хотя не было тут никакого ветерка. Тёмно-русые волосы тоже шевелились на вороте мантии и на откинутом капюшоне, будто эльф слегка покачивал то ли головой, то ли плечами. Отследить движения трудно – они лишь намечены, то ли есть они, то ли нет. Зато пальцы подёргивались совершенно явственно, и горло напрягалось – видимо, эльф безостановочно вёл сам с собой бессловесную беседу.