Моран тяжело вздохнула. Она сейчас выглядела как совершенно обычная и крайне утомлённая женщина.

– Оссналор, ты можешь говорить прямо или толкователя с собой носить, а? Сколько можно повторять-то. Не понимаю я твоих заходов через Чекуан, у меня башка трещит от них.

Хшссторга неторопливо потянулась к чайнику, налила себе отвара, подумала немного и слегка разбавила его водой из кувшина: по её мнению, травы немного перестояли, и отвар уже стал чрезмерно крепким.

Оссналор наблюдал именно за ледяной драконицей, никак не реагируя на слова эфирной. Теперь снящий ужас не казался таким уж важным, пространство немного разжалось, забрав в круг внимания и Хшссторгу. И за полмгновения до того, как Оссналор бы мог подумать, что она молчит, потому что не желает отвечать, складки вокруг рта ледяной драконицы чуть сместились, создавая лёгкий намёк на насмешливую улыбку, и Хшссторга пояснила Моран:

– Этот дракон имеет в виду, что Илидор – неведома зверушка.

– Да вас всех ржавой кочергой ударило, – Моран закатила глаза к потолку, а Оссналор растянул губы в ехидной улыбке:

– О, так значит, не я один так считаю. Что же, приятно обнаружить острый ум именно там, где ожидал его найти.

Хшссторга медленно вытянула губы брюзгливой трубочкой и подула на отвар.

– Я согласна, что эта зверушка – чудна́я, Оссналор. С этим любой согласится, кроме разве что эфирного дракона. Но я не знаю, с чего ты взял, будто золотой дракончик может быть опасен. Судя по тому, что я вижу, он, скорее наоборот, слишком безобиден для дракона. Он какой-то, – Хшссторга сделала пренебрежительный жест, словно отгоняя нечто мелкое от своей чашки, – какой-то плюшевый. Восторженный, как щенок. Безобидный, как это печенье. И при том любопытный, как заноза. Если что в Илидоре и вызывает непонимание – так это что он умудрился дожить до своих лет, не потеряв какую-нибудь лапу или полчелюсти зубов разом. Из какого места этого недоразумения может исходить опасность для нас? Хоть какая-нибудь? В нём не то что эфира нет, в нём нет вообще ни крошки магии. Или кто-нибудь слышал, чтобы Илидор её творил?

Спрашивая об этом, Хшссторга почему-то избегала смотреть на Оссналора, что от него, разумеется, не укрылось.

– Если в эфирном драконе нет эфира, то он – альбинос, – возразила Моран строго. – А Илидор – не альбинос. А раз он не альбинос и вылупился в нашей кладке, и все яйца были от наших дракониц, то Илидор – эфирный дракон. Как можно быть настолько тупыми, чтобы не понимать этих простых вещей?

Оссналор закинул в рот орешек – или это орешек бросился в рот Оссналора, потому что дракону так сделалось угодно.

– Разумеется, Илидор – не эфирный дракон, дорогая, – промолвила Хшссторга в тысяча пятьсот первый раз.

– Ну конечно же, эфирный, милая, – тепло улыбнулась Моран.

– Если в нём нет магии, – наконец изволил подать голос Оссналор, – то он именно альбинос, будь он хоть золотым, хоть в клеточку.

– Вовсе нет, и не делай вид, будто тебя подводит память, – голос Хшссторги сделался настолько ледяным, что изо рта вырвалось облачко пара. – В Такароне мы знали целые семейства драконов, не обладающих магией. Пыльные, скальные, да и угольные, по сути…

– Но в Илидоре магия, безусловно, есть, иначе каким образом он слышит в горах руды, камни и воду?

Хшссторга дёрнула плечом:

– Уверена, это особенность его связи с камнем и не более того. Ведь Илидор золотой – почему бы золоту не чувствовать близость иных ценностей? Даже альбиносы не были лишены связи с камнем, они слышали голос Такарона, или я ошибаюсь?

Все трое прекрасно знали, что ледяная драконица не ошибается.

– Стройность этих умозаключений была бы безупречна, – Оссналор катал в пальцах последний орешек и разговаривал, казалось, именно с ним, – если бы не маленькая деталь. Я потрудился узнать, пользуется ли золотой дракон голосом, когда ищет ценности в недрах. И, ты знаешь, матриарх, Илидор при этом что-то шепчет.

На миг казалось, что морщины решили ссыпаться с лица Хшссторги на стол, настолько оно обмякло, но где-то на полпути морщины получили от драконицы пинка и выстроились в выражение задумчивости.

– Ну что же, – после долгого молчания решила Хшссторга, – если это правда, то я ошибалась. Надеюсь, твои источники неточны, потому что я не люблю ошибаться. Но даже если так – какую опасность для нас может представлять этот тупой дракон?

Оссналор положил последний орешек на стол с таким видом, точно это был драгоценнейший камень из драконьей сокровищницы – и плевать, что у драконов никаких сокровищниц отродясь не водилось.

– Я пока не знаю, – спокойно проговорил старейший. – И в незнании этом я вижу серьёзную проблему. Вы не думали, что у золотого дракона может быть две способности?

– По правде говоря, удивительно, что у этой бестолочи есть хотя бы одна, – равнодушно бросила Хшссторга. – Если ты прав, конечно.

Моран всё это время отмалчивалась, сложив руки на груди и глядя в потолок с выражением крайней досады на несовершенство мира вокруг и тварей его, больших и малых. Особенно больших.

– Быть может, и удивительно, – согласился Оссналор. – Но… вы ведь не знаете, о чём сейчас треплются эти, – брезгливая гримаса, словно на манжет рубашки дракона прилипло нечто вонючее, – сподручники? Не знаете. Ну что же, быть может, иногда полезно делать то, что ты называешь поцелуями в дёсны, дорогая Моран. А я это называю разговором. Знаешь, это когда кто-то открывает рот и исторгает из него звуки.

– Какой же ты нудный, – Моран перестала изображать статую и потянулась к чайнику с отваром. – Нудный, как эти двести лет в сраном Донкернасе. Или хуже.

– Так вот, в последней поездке Ахнир Талай позволил Илидору ночевать в спальном доме, – словно не слыша Моран, проговорил Оссналор. – Хотя все мы знаем, что Илидора только два года назад начали вывозить из Донкернаса. И мы знаем, сколь Талай педантичен и вреден, он ни разу так быстро не выпускал драконов из клетки, а уж Илидора он мог держать в ней ещё лет двадцать, и никто бы не удивился. Кроме того, Талай согласился отвезти его на праздник в степное селение. Там тоже позволил ходить почти свободно и даже разрешил принять драконий облик. Более того: он позволил Илидору летать. Вам не кажется, что это немного странно?

– Это ещё страннее, чем если б Талай начал ходить по южным камерам и всех там обнимать, – согласилась Моран.

Оссналор положил на столешницу обе ладони с таким видом, точно готовился произнести приговор или опрокинуть стол на дракониц.

– И ещё никто из сподручников не хочет говорить, что случилось с его рукой. На них нападает такая отчаянная глухота, словно Талай обещал повыдергать им ноги, если что-нибудь об этом станет известно, и я не удивлюсь, если в этом тоже замешан Илидор. С этим драконом происходит нечто очень, очень странное, матриархи.

Хшссторга хотела что-то сказать, но Оссналор не позволил ей вставить словечко, продолжал говорить спокойно, негромко и в то же время веско:

– Вы скажете, поведению Талая можно найти разные объяснения. Я и сам это говорю, ведь никто из нас не знает и не понимает в полной мере хотя бы кого-то из тех эльфов, которых имеет смысл понимать. Да, у поведения Талая может быть множество причин, в том числе таких, которые просто не проходят нам в голову, но если мы можем хотя бы на миг предположить, что это Илидор так на него воздействовал…

– Магия эфирных драконов не действует на мозги эльфов, – раздражённо сказала Моран.

– Магия любых драконов не действует ни на чьи мозги, – скучно протянула Хшссторга. – Разве что нужно их заморозить или подать к столу сушёными.

Она вертела в руках чашку, то и дело проводя длинными ногтями по нарисованным плодам мельроки. Оссналор, откинувшись на спинку стула, рассматривал ледяную драконицу. Ладони его по-прежнему лежали на столе.

Хшссторга разглядывала чашку. Оссналор разглядывал Хшссторгу. Моран массировала виски указательными пальцами. От этих сложностей у неё разболелась голова.