Илидор поворачивает голову, смотрит на Йеруша, хотя это немыслимо трудно после прозвучавшего признания. К счастью, Найло не глядит на дракона — он смотрит перед собой невидящими глазами, рассматривая другие картинки из других времён и мест.

— На самом деле я не уверен, что ты тогда не умер. Или я.

Дракон медленно и сильно трёт щёки ладонями. А Йеруш продолжает тихо, глядя прямо перед собой:

— Я не знаю, то ли ты был великой жертвой, которую я не сумел принести, чтобы получить великую силу. То ли великая сила была мне дана, чтобы спасти тебя, а жертвой было всё остальное. Хах, я этого уже не узнаю. Никогда. Впрочем, это и не особенно важно теперь.

Наступает молчание, долгое и дрожащее, и его наконец ломает голос Илидора — севший, хриплый, как будто потерявшийся в горле:

— Я не знаю, что сказать. Никогда не думал, что кто-то может сделать для меня настолько много.

Йеруш медленно качает головой и что-то произносит одними губами, но Илидор не видит — он сидит, упёршись лбом в сжатые кулаки, и очень-очень быстро переосмысливает свою жизнь.

— Почему ты сразу не сказал? Я же спрашивал!

— Не хотел, — жёстко отрубает Йеруш. — Да я ведь сказал: я и сейчас не хотел и не планирую обсуждать это в будущем, никогда. Незачем. Просто сейчас никак иначе я не смогу объяснить, насколько мне не наплевать на тебя, Илидор. Насколько я тобой не-пренебрегаю, что бы там тебе ни показалось или подумалось! Но я не имею в виду, будто ты мне что-то должен по этому поводу, ясно? Это было моё решение.

Тишина, темнота, молчание и много-много мыслей. У каждого разных, но одинаково обрывочных, сумбурных.

— Однако я… буду рад, если ты вернёшься и разделишь мой путь, дракон. Хотя бы ещё на какое-то время. Или до самого горизонта. Пока тебе не станет скучно или тягостно, пока не захочется уйти. Если уже не захотелось, конечно.

Тишина.

— Не заставляй упрашивать. Я не буду.

— Я и не жду. Я думаю.

— О, надо же. Стоит это отметить.

— Так не стесняйся, можешь пойти в поселок и упиться в синие слюни.

— Ага. Бегу.

Тишина. Темнота. Молчание становится тяжёлым, как намокшая тряпка.

— Ты больше не хочешь делить со мной путь, Илидор, да?

Шуршание: дракон качает головой.

— Чем дольше я иду с тобой, тем труднее тебе будет не пойти со мной в свой черёд. Но захочешь ли ты разделить мой путь, когда он созреет? Вопрос в том, захочешь ли ты, Йеруш. Сможешь ли ты. Принять его и прожевать, не подавившись, и кем ты можешь обернуться на моём пути. И с кем рядом ты выбрал бы встать, будь ты с самого начала сам по себе. Я думаю о том, нужны ли тебе эти вопросы в будущем, или сейчас мне самое время оставить тебе твою дорогу и одному уйти по своей.

Ползучий холодок по хребту. Мурашки на кончиках ушей. Молчание дракона звенит, как перетянутая струна — он сказал одновременно слишком мало и слишком много.

— То есть ты не зря ты уходил от вопросов про машинное войско. — Йеруш произносит это деревянными губами, они дрожат и прихлопывают звуки, не желают выпускать их в мир. — И про другие семейства драконов, а, может, даже про Донкернас, — ну я же так и знал, что ты не просто так уходишь от этих вопросов! Тебя слишком много для обычного, да, дракон? Ты всё-таки придёшь к чему-нибудь из этого. Всё-таки придёшь.

— Когда смогу не потеряться на любой из этих дорог, — очень ровным голосом произносит Илидор. — Когда уйду достаточно далеко, чтобы нельзя было не прийти обратно.

Йеруш дёргает головой, словно ему влепили пощёчину.

— Это всё Тай Сум. А говорил, не веришь в предсказания!

— Да кочергу я клал на предсказания. Я ещё до ухода из Гимбла всё это понял, только хотел верить, что ошибаюсь, ты понимаешь, я думал, если буду жить свою жизнь безоглядно, если уйду подальше, то всё оставленное за спиной постепенно рассосётся. Но оно не рассосётся. И вопрос не в моём выборе, Йеруш, а в твоём. Я не хочу тебя ставить перед невозможным выбором в будущем. Это будет нечестно, это может оказаться слишком много для тебя. Мне вовсе не нужно, чтобы тебя поломало в трёх местах только потому, что я… тоже хочу идти дальше вместе с тобой.

Найло медленно поднимается, и под его ногами хрустят камешки. Вцепляется в свои плечи обеими руками и тут же раскидывает их так сильно, что его закручивает вокруг собственной оси. В лунном свете блестят мягкие, неровно остриженные волосы, качаются слева у подбородка и у правой щеки. И глаза тоже блестят, бешено, яростно.

— Ну что же, это шпынь знает как неудачно и не на это я рассчитывал, но я разделю с тобой твой путь, когда придёт его время, и я буду на твоей стороне, дракон. Она чересчур похожа на мою, и я не смогу выбрать что-нибудь ещё.

Илидор тихо, легко и счастливо смеётся, а Йеруш добавляет:

— Но иногда я буду всерьёз пытаться перегрызть тебе горло, имей в виду.

— Я знаю. — Дракон легко поднимается на ноги. — В этой шахте добывали голубой кварц. Было трудно, но я её нашёл.

Он бросает Йерушу небольшой холщовый мешочек.

— Голубой кварц, — непонимающе повторяет Найло.

— Я же говорил: кое-что вспомнил тогда. Пару раз я бывал в шахтах Варкензея, где добывают стеклянный корень. Владелец одной шахты говорил Талаю, что варкензейский стеклянный корень неразбиваемый, как стекло, укреплённое голубым кварцем.

У Йеруша перехватывает дыхание.

— Ах ты…

— Осторожней со словами, если не хочешь, чтобы я вбил их тебе в горло вместе с парой зубов, — мурлычет Илидор, и в темноте, только по его голосу, Йеруш не может понять, насколько дракон шутит или пользуется случаем безнаказанно нахамить. — Словом, ты можешь возвращаться в Сварью, отдай Сайе кварц, и пусть она уже домучает твой несчастный костюм. Это во-первых. Во-вторых, я вернусь с тобой и пойду с тобой дальше, но при одном условии.

— Надеюсь, в нём нет ничего слишком противоестественного?

— Я сам выберу место на побережье, где мы остановимся, — огорошил Илидор. — Меня уже тошнит идти туда, куда нужно тебе, Найло. Твоя очередь идти за мной. Даже если пока что мы идём по твоему пути.

После паузы в несколько вздохов Йеруш просто ответил:

— Ладно.

Оба понимали, что ему совершенно не всё равно, где именно испытывать свой подводный костюм. Что Илидор, несмотря на всё услышанное сейчас (или как раз поэтому) бессовестно хватает реальность железной хваткой и выкручивает её до хруста, желая увидеть, где бьётся её пульс, желая понять очень точно: сколько правдивой искренности в Йерушевом «Ты мне ничего не должен»? И что в своё кроткое «Ладно» Найло сейчас обернул всю немногую смиренность, которая у него есть, всё возможное доверие к дракону, — обернул и протянул их ему, как бабочку в кулаке.

Когда это вообще стало возможным? Сколько времени прошло с того дня, когда я колотил этого эльфа головой об пол машинной, а он таскал меня по болотам в клетке? Когда, где, как всё успело настолько измениться?..

Дурацкий вопрос, золотой дракон. В Такароне. Абсолютно всё изменилось в Такароне и, возможно, когда вы с Найло вышли из гимблских врат, то не только вы двое, а и весь остальной мир уже не был прежним.

В низине люди плясали и прыгали вокруг костра, а с посветлевшего неба вдруг медленно и торжественно посыпались… Дракон вздрогнул: в первый мир ему показалось, что с неба посыпались хлопья пепла. Но это были просто снежинки — пушистые, торжественно-неспешные в вечернем безветрии.

Илидор закинул голову, стал смотреть на снег и смотрел, пока не появилось ощущение, будто он падает вверх, в бесконечное небо без звёзд. Пушистые снежинки опускались на его щёки, на ресницы, на меховую жилетку, покалывали голую полоску шеи над шарфом, укрывали кружевом золотые волосы. Илидор медленно падал в пушистое небо без звёзд и думал, что не зря полетел из Сварьи на север. Не просто на север, а в горы — тут холоднее, тут чувствуется наступление зимы, ну хоть какой-нибудь, хоть мягкой южной, которая приходит на месяц позднее, чем Илидор привык. Дракон не любил сонную медленную зиму, но сейчас понял, насколько ему не хватало зимнего волшебства. Не хватало снега, который падает с неба без звёзд и отсекает пространства, меняет расстояния, замедляет действительность. Во время снегопада, когда исчезают горизонты, взгляд может наконец сместиться на что-то более близкое.