Полуэльф же провёл по лицу Йеруша Найло последним, долгим и насмешливым взглядом и сделал полшага назад. Йеруш дёрнулся к нему, словно привязанный верёвочкой. Найло как будто вообще не очень замечал, что происходит вокруг: с того момента, как на свет появились камни, он смотрел только на Моргена. Только на гранаты, изумруды, сапфиры, которые тот пересыпал из ладони в ладонь, словно пригоршню зёрен.
Смотрел отчаянным взглядом на свою цель, уверенно заграбастанную чужими руками по праву сильного, наглого и превосходящего числом. Едва ли сознавая в этот момент себя, едва ли способный думать о чём бы то ни было, кроме камней, Йеруш сделал шаг и ещё шаг к Моргену, и очнулся, лишь когда Илидор выбросил едва ли не в лицо ему ладонь со скрюченными пальцами.
Найло остановился. Что он сейчас мог, в самом деле? Топать ногами и орать на потеху людям моря, доставить Моргену ещё и такое удовольствие? Вот уж нет. Йеруш скрипнул зубами, задрал нос и стал смотреть поверх плеча Полуэльфа.
У Илидора, возможно, есть план получше — да, почему бы ему не превратиться уже наконец в огромную ёрпыль с крыльями и…
— Я хочу оставить себе на память один камешек, — заявил Илидор очень спокойно и как о чём-то крайне незначительном.
Глядя в глаза Полуэльфу, сделал мягкий, текучий, очень плавный шаг вперёд, потом ещё один и ещё.
— На такую короткую память, которая нам осталась, сгодится любой из камней, и пусть это будет самый невзрачный.
Он так быстро цапнул камень, что Морген не успел даже шлёпнуть Илидора по руке, не говоря уж о том, чтобы перехватить её. Моряки в один голос охнули, а потом неожиданно заржали, радуясь, что Моргена кто-то уделал так мелко и по-детски, смешно и очень безопасно, и что уделал Моргена тот, что скоро сдохнет, притом весьма паскудной смертью. Ладно уж, пускай этот человек, приведший их к жирной добыче, порадуется немного перед тем, как сдохнуть. Это куда как приятней, чем отчаянные крики и бесплодные мольбы.
Конечно, всегда неловко оставлять кого-то умирать посреди моря, но — такова жизнь. В любом начинании можно выиграть, а можно проиграть. Что до простаков, которым достало глупости просить Моргена Полуэльфа о помощи в поисках клада, — такие лишь потерять и могли!
Илидор почему-то не выглядел как тот, кто собирается сдохнуть в обозримом будущем. Он спокойно держал камень на открытой ладони, словно предлагая забрать его обратно, если Морген против, сиял глазищами и тихонько напевал, не размыкая губ.
Йеруш смотрел на дракона, как на безумного. И с надеждой. Тоже безумной.
Камень, как и отметил Илидор, был удивительно невзрачным, и Моргену вовсе ни к чему было забирать этот камень обратно. Размером с ноготь, какой-то серо-сумеречный, словно полупрозрачный кусок угля, невыразительный и глухой в жёлтом свете лампы. Мусор, неведомо как попавший в компанию переливчато-сверкающих благородных камней и шутки ради огранённый неведомым ювелиром.
В самом деле, почему бы не подарить этот никчемный камень обречённым на смерть простачкам, которые так любезно привели команду к настоящим ценностям? Хотя Моргену вроде как и хотелось треснуть этого нахального придурка, вернуть обратно пусть невзрачный, но честно отобранный у простачков камешек — однако обстановка вдруг неуловимо перестала к этому располагать.
Полуэльф снисходительно улыбнулся, погладив большим пальцем бок кровавого граната.
— Хорошо. Оставь себе этот хлам, как последнее утешение.
Пение оборвалось, Илидор улыбнулся ещё шире. Морген отвёл взгляд от сумеречного камешка, ссыпал оставшуюся добычу обратно в мешочек. Царапнулось в груди дурацкое ощущение, что его нежданное спокойное благодушие как-то связано с бессловесным напевом.
А Илидор уже принялся напевать что-то другое, и Морген отогнал от себя придурошную мысль, мотнул головой, развернулся и пошёл прочь, и за ним поспешила команда — всем вдруг сделалась невыносимой мысль провести ещё хоть миг рядом с теми, кого они оставляли на острове, обрекали на смерть.
* * *
— Что! Это! Было⁈
Йеруш схватил Илидора за грудки и принялся трясти. Дракон болтался в руках Найло и хохотал, как помешанный, закинув лицо к небу, и солнце гладило его щёки, и золотые волосы полоскались на ветру.
— Что это, нахрен, было, Илидор⁈ Какого бзыря ты их отпустил⁈ Они же всё забрали! Да всю кафедру гидрологии можно было одеть в подводные костюмы, если продать эти камни! А ты! Ты просто дал уйти этим жварным шпыням ёрпыльной захухры!
Дракон смеялся до слёз, отирал глаза тыльной стороной ладони. Сумеречный камушек был зажат в его второй руке.
— Какого шпынявой кочерги ты не перекинулся в дракона и не разогнал это отребье? Какого ёрпыля ты дал им уйти с камнями? На кой забрал эту бесполезную жварную стекляшку, ты, ты, самый тупой дракон из всех тупых драконов!
— Ну всё!
Илидор ловко перехватил руку Йеруша и так же ловко завёл её Найло за спину. Тот вякнул, согнулся и прошипел-прохрипел:
— Ты хотя бы сможешь вынести нас отсюда?
— Ага, — беспечно ответил Илидор и разжал свою стальную хватку.
Йеруш выпрямился и, сопя, повёл плечом туда-сюда.
— Я примечал по пути острова и всякие скальные обломки, их достанет, чтобы я мог переводить дух по пути. Постараюсь донести нас до берега дня за два… Надеюсь, на каком-нибудь острове найдётся хотя бы немного воды. И, надеюсь, поверенный в Гребло не такая же сволочь, как эти плавуны, и не успел ещё потратить твой задаток.
— Ладно, ладно, хорошо, я понял, хотя ни хрена не понял, но мы не сдохнем в этой дыре, так что я почти счастлив!
Йеруш обхватил себя за плечи и принялся вышагивать туда-сюда, очень стараясь чеканить шаг, но бесславно увязая в песке.
— Ну какого ёрпыля ты их отпустил⁈ — заорал снова.
— Да уймись, Найло! Их было слишком много! И мы с тобой всё равно не умеем управлять кораблём!
Йеруш принялся скакать по песку, вбиваясь в него пятками и бессвязно вопя. Вероятно, это значило нечто вроде «Может, ты и прав, но моя ярость требует выхода», однако Илидор даже не смотрел на Йеруша — дракон провожал взглядом уходящий корабль и улыбался.
— Почему, Илидор? Почему, зачем и, главное, нахрена⁈
Дракон улыбнулся так искренне и светло, что у Йеруша заболели зубы.
— Этот бриг так хотел ещё хоть раз увидеть дальние воды! Он просто умирал в Гребло на приколе, он там стоял так долго и так безнадёжно, и ты бы знал, как это невыносимо — стоять на якоре, имея паруса…
— О-о-у-а-а-а! — возорал Найло. — Теперь мы ещё с кораблями тетешкаемся, отлично, да ты серьёзно, что ли, Илидор! Может, спеть кораблику песенку? Покрошить ему хлебушка? О-о-о, ну почему же ты такой дракон, Илидор, это невыносимо, ты понимаешь меня, понимаешь, да, я тебя не выношу-у! У меня просто всё в животе связывается морским узлом, вот тут, вот прямо всё закручивается ромбододэкаэдром, настолько сильно ты перетряхиваешь мне кишки до самых кишок!
С каждой фразой голос Йеруша взвивался всё выше и пугал жирных чаек в небе, а дракон словно и не слышал — смотрел и смотрел, как уходит вдаль по волнам старый бриг «Бесшумный».
— Ну какого ёрпыля ты выпросил у Моргена этот бесполезный кусок стекла? Не мог забрать что-нибудь сто́яще? Что мы теперь будем делать? Ты понимаешь, что теперь всё, теперь мадори Ллейнет меня точно живьём сожрёт⁈ У нас был такой роскошный шанс, а мы его выпустили прямо из рук! Но ведь я не могу допустить провала с этим проектом, ни с каким другим проектом, ну скажи, что ты понимаешь меня, драконище! Скажи-и!
Илидор снова рассмеялся, наконец обернулся и разжал кулак, с видом фокусника протянул Йерушу камень. При дневном свете тот переливался, словно лужица жидкого серебра, а в глубине у него таилась сумеречность грозового неба. Найло против воли утих и залюбовался игрой холодного света в потёках мрака, и даже орать вдруг как-то расхотелось. Йеруш наклонил голову, клюнул воздух и стал смотреть на серебристо-сумрачные переливы.