Поди найди безумцев, которые туда поплывут.

По мнению Йеруша, байка о призраках не стоила и битой колбы, а дурацкое название бухты — лишнее тому подтверждение. Кто в своём уме назовёт урочищем место посреди моря?

Илидор не разделял пренебрежительного отношения Йеруша к моряцкому поверью: дракон, в отличие от Найло, навидался призраков. Если гномы и созданные ими машины способны становиться бестелесными духами, то почему бы этого не мочь кораблю и его капитану? Правда, призраки гномов и машин, порождённых камнем, не могли причинить вреда живому, даже не видели его, — но мало ли на что способны призраки, рождённые силой воды?..

Распахнулась приземистая дверь одного из домов, показались сухие старушечьи руки, держащие большую миску. Илидор схватил Йеруша за плечи, потащил в сторону и вовремя — миг спустя из миски прямо на дорогу шлёпнулись рыбьи потроха.

— Какой шпы… — начал было Найло, но миска и старушечьи руки уже пропали во тьме домишки, дверь захлопнулась.

Железисто-кровяной запах пополз по улице, с задворок на него выскочила мелкая чёрная кошка, бросилась к рыбьим потрохам, ей перебежали дорогу две шустрые длиннохвостые тени, выхватили что-то из влажно блестящей кучи и канули обратно во тьму под домами. Захлопали крылья — к нежданной добыче слетались чайки.

Илидор сгрёб Йеруша за ворот куртки, притянул-прижал к себе покрепче, потащил дальше. Эльф упирался пятками, впивался в Илидора костями через куртку, ободряюще махал чайкам свободной рукой и кричал кошке «Брысь!». Кошка пригибалась к земле, растопырив когти, и заглатывала рыбьи потроха, не жуя.

— Привет, милые! — замахала путникам шлюха, что отиралась чуть дальше, через пару домов, на углу улицы.

— О! — Йеруш внезапно просветлел лицом и ломанулся к шлюхе так целеустремлённо, что Илидор в растерянности выпустил его куртку.

Странная была это женщина: осанка молодая, даже юная, а лицо — измятое, такое же утомлённое жизнью, как и застиранное-затасканное красное платье, облегающее плотное тело и объёмную грудь, и притом руки тонкие, а плечи — хрупкие, как у совсем юной девицы.

Йеруш схватил шлюху за плечо.

— Ты!

Она ловко вывернулась, игриво шлёпнула Найло сложенным веером по тыльной стороне ладони. На запястьях стукнули деревянные браслеты, в декольте колыхнулась щедро открытая грудь.

— Сначала платишь, потом трогаешь, милый!

Илидор подошёл, остановился в сторонке.

— О! — эльф порозовел ушами, на миг обернулся к дракону, словно прося поддержки, и, пошарив в кошеле, с явным сожалением вытащил монетку. — Я даже трогать больше не буду, только спрошу. Договорились? Договорились, да?

Женщина покосилась на монетку, кивнула. Глаза её весело блестели, подрагивали задорной улыбкой уголки губ, и это ужасно не вязалась с измятым лицом, чуть оплывшим у подбородка, с немного нависающими веками и сеточкой сосудов на крыльях носа.

— Где в этом прекрасном городе собираются самые живучие и самые пришибленные моряки из всех, какие есть? — требовательно спросил Йеруш. — А? Вот с кем бы ты не пошла ни за какие деньги?

— А «не за какие» — это сколько? — живо заинтересовалась шлюха. — Вот, к примеру, с Ордо Долговязым я б ни за что не пошла, ну ни за что, вот за пять монет разве что подумала б, ты понимаешь меня, милый, а вот к Обрубку Свиле я б даже за десять монет не подошла больше, потому как этот сын акулы мне той раз всё платье изорвал…

— Тьфу ты, — Йеруш звонко пощёлкал пальцами перед её лицом. — Соберись, красавица, ну! Ты слышала, что я сказал?

— Конечно, милый! Ты назвал меня красавицей. Хах, да видел бы та, какой я была в пятнадцать лет, о! До чего ж хороша, все мужики тогда были мои, да и эльфы тоже, вот была б я щас пятнацтилетним яблочком налитым — ох, ты бы не мялся, милый, ты б не жался к дружку своему…

Уши Йеруша покраснели сильнее, а Илидор, стоявший позади, давился беззвучным смехом и шарфом. По другой стороне улицы прошаркал пьяный, длинно присвистнул.

— Так, давай ещё раз: где тут пьянствуют самые лихие и пришибленные моряки из всех, а? Говори, красавица, или верни мою монету!

— Так в «Трёх кочевниках», милый! Это во-он туда, туда, прям по улице иди! Смотри, слева желтый дом с вывеской, не пропустишь, то нарядные торги, а…

— Нарядные торги?

— Одежды там продают. Кто из каких земель их привозит, кто где раздобудет, понимаешь, милый? Там всякоразные одежды есть, моё платье вот, как думаешь, откуда, а? Красивое платье, милый, новое почти, его прежде, говорят, одна дама знаткая носила, тебе нравится?

Шлюха развернула плечи, и её увесистая грудь, стянутая тесноватым расшитым лифом, нацелилась на эльфа. Что-то тихонько затрещало — то ли шов платья, то ли терпение Йеруша.

Илидор даже смеяться перестал, затаил дыхание. Ему страшно хотелось, чтобы лиф платья лопнул — чтобы увидеть, какое идиотское лицо будет у Найло. Нечасто дракону доводится видеть Йеруша настолько не в его эльфской гидрологической тарелке, и ситуация должна получиться жутко забавной, ну пожалуйста, ну что тебе стоит хорошенько треснуть по шву, дурацкое заношенное платье, а?

Но лиф, зараза, не лопнул.

— А в пяти домах за нарядными торгами по другой стороне и будут «Три кочевника», милый. В нижнем зале харчевня, а наверху — спальные комнаты. Если задержишься в городе и заплатишь за комнату — не забудь позвать меня, милый, хорошо?

Йеруш подавился словами благодарности, двумя руками схватил ладонь Илидора и потащил дракона по улице в указанном направлении.

— Будь у меня такой дружок, я б тоже к нему жалась, — вздохнула шлюха им вслед.

На ушах Найло, пожалуй, можно было поджарить лепёшку. Из подстенных теней путников провожали взглядами кошки, блестели глазами, поворачивали головы вслед.

— Зайдём сначала в нарядные торги, у меня появилась пр-рекрасная идея! — шипел Йеруш, подёргивая головой. — Потом пойдём в эти «Три кочевника» и заплатим за комнату.

— А потом позовём шлюху? — ужасно серьёзно спросил Илидор.

— Не беси меня, дракон! Потом ты пойдёшь пить пиво в зале и ждать меня.

— А ты позовёшь шлюху?

— Да что ты несёшь, Илидор! Дурацкий дракон! Я позову моряков, разумеется!

— Ух, твою кочергень, Йеруш, я и не знал, что ты вот настолько извращенец!

— О-о! — Найло остановился, надломился в поясе, вцепился в своё волосы. — У-у-а-а! Илидор!

— Найло? Тебе плохо?

— Мне ужасно! Мне невыносимо! Мне невыносимо рядом с тобой, Илидор, пожалуйста, заткнись! Заткнись! Это невыносимо, просто заткнись! Я больше ни слова тебе не скажу о своих планах, никогда, никогда, никогда, тебе понятно⁈

Дракон, склонив голову, сочувственно посмотрел на беснующегося эльфа и примирительно похлопал его по плечу. Найло выпрямился так резко, что Илидор едва не отшатнулся, спрятал руку за спину, точно его поймали на чём-то недостойном, неприличном. Вдали засмеялась шлюха. Отчего-то Илидору совершенно расхотелось шутить над эльфом, а Йеруш впился в его лицо таким бешеным пылающим взглядом, что дракон снова едва не сделал шаг назад.

— Илидор, — голос Найло перестал звенеть, упал до сдавленного хрипа. — Ты абсолютно ужасный невыносимый дракон. Я никак не могу к тебе привыкнуть, ты понимаешь, хотя я бы никогда не впутался во всё вот это один и я бы так хотел привязать тебя к себе, понимаешь, привязать неразвязным морским узлом, чтобы ты никуда не делся! Но я бы тут же отвязал тебя от себя, отвязал навсегда, непоправимо, я бы даже вернул тебя в Донкернас, потому что это же, нахрен, невозможно. Ты сокрушительно невыносим, Илидор. Ты оглушительно ужасно меня бесишь!

Смесь запахов пива, вяленины, пота, дровяного дыма в зале «Трёх кочевников» была такой плотной, словно её источали сами стены. На полу под окном, выходящим на северную сторону, валяются несколько чудных треугольных монет. В углу между досками пола с западной стороны косо воткнут посох, диковинным навершием на нём — мумифицированная голова волчонка. Стеклянные глаза заботливо протёрты от пыли. Под восточной стеной валяется хорошо выделанная шкура странного животного — по размеру, пожалуй, волчья, но мех длинный и мягкий, рыжий с чёрным. Рядом с этой стеной нет ни столов, ни лавок.