— У меня есть друзья среди гномов, — уклончиво ответил Илидор.

— У меня тоже, — рассмеялась Ундва. — В Лисках живёт ещё двенадцать гномских семей, со многими мы в родстве. Я имею в виду — ты встречал гномов из Такарона?

— Даже несколько раз, — столь же уклончиво признал дракон.

— Так интересно! — Ундва даже перестала раскатывать тесто. — Расскажешь про них? Все гномы, которые живут в Лисках, давно потеряли связь с камнем, а мне всегда хотелось знать: как это — чувствовать его?

Илидор некоторое время сидел, не поднимая глаз, и выравнивал ложкой остатки густого варева в миске.

— Я мало знаю о том, как гномы чувствуют камень, — в конце концов сказал он. — Мне нужно вспомнить, что я слышал об этом.

Ундва снова принялась раскатывать тесто.

— Меня порадуют любые истории про гномов из Такарона, Илидор. Всегда ужасно хотелось знать, какие они, как живут, какие песни поют, как общаются друг с другом и с жителями надкаменного мира. Отец не любит, когда я говорю об этом, и ещё отец не любит вспоминать нашего предка, который первым вышел из подземий… Если ему за это не платят, конечно.

— Платят?

— Ну да! — Ундва рассмеялась и заговорила быстрее: — Из всех тутошних гномов наш род был первым, кто поселился в Лисках. Мы ведь сейчас очень далеко от наших родных гор, ты это и сам знаешь, наверное. Так вот, мой первый предок, который вышел в надкаменный мир, — Хардред Торопыга. Он ушёл из подземий Такарона после войны с драконами…

Илидор поперхнулся капустным соцветием и зашёлся кашлем, так что Ундве пришлось постучать его по спине локтем — ладони её были покрыты мукой.

— Так вот, он ушёл из Такарона после войны с драконами, привёз сюда жену и детей, а сам пустился в странствия. И мой отец не очень одобряет Хардреда, ну ты понимаешь, хотя напрямую такого о предке не скажешь, конечно, просто это видно. Отец считает, что незачем гному мотаться по свету, где родился — там и сиди, делай честно своё дело, умножай семейное достояние, расти детей. А Хардред Торопыга только и делал, что носился по миру, он даже умер не здесь, не рядом со своей семьёй, а где-то на юге.

— И твоему отцу платят, чтобы он это вспоминал? — недоумевал Илидор.

— Да нет же! — Ундва снова рассмеялась. — Ты такой забавный, просто ужас! Нет, у нас просто остались кое-какие вещи Хардреда. Его секира со времён войны, хорунок его отряда, кое-какие записи…

— Записи?

— Ну да. Только никто не знает, что там написано, ведь Хардред вырос в Такароне и писал рунами, а кто их здесь может прочитать?.. Да отец и не хочет знать. Он как-то обмолвился: дескать, ничего в этих записях быть не может, помимо каких-нибудь непотребств или недостойного хвастовства. Но отец устроил целую выдвижку с вещами Хардреда и показывает её за деньги новым гостям. Знаешь, многим любопытно посмотреть на настоящие гномские вещи из-под земли, да ещё такие старые! Ну вот отец и водит гостей смотреть на выдвижку и берёт за это две или три монеты. И когда гости платят за то, чтобы посмотреть на вещи Хардреда, то отец про него говорит очень почтительно, аж с придыханием!

Улыбаясь, Ундва принялась размазывать начинку по тонко раскатанному тесту.

Илидор задумчиво облизывал ложку. Он и не заметил, когда всё съел.

— Слушай, а мне можно посмотреть на эти вещи?

— А-а! — Гномка шутливо погрозила ему деревянной лопаточкой, измазанной в мягком сыре. — Я же говорила: многим интересно! Но ты едва ли отдашь дневной заработок, чтобы посмотреть на выдвижку.

Гном, который ушёл из Такарона после войны с драконами, который видел последние битвы и, может даже участвовал в них? Который оставил после себя вещи и оружие, принесённые из подземий, да какие-то записи? Кусочек Такарона сейчас находится совсем рядом! Могло ли оружие Хардреда потерять связь с камнем — иначе почему дракон не почувствовал секиру, выкованную из руды Такарона? — но в любом случае, прямо сейчас где-то здесь лежат предметы, которые видели жутчайшие дни в истории драконов, которые были созданы в недрах отца-горы, а вдобавок записи гнома, который путешествовал по миру и…

Любопытство Илидора было расчёсано настолько сильно, что он бы отдал целую пригоршню дневных заработков за возможность посмотреть на выдвижку — но дракон хорошо понимал, что подобное рвение вызовет совершенно ненужные вопросы у Клинка и Ундвы. Может, это ни к чему плохому и не приведёт, а может, и приведёт, кто знает. Потому дракон сказал так:

— Я был бы счастлив увидеть эти вещи бесплатно.

Гномка призадумалась:

— Ну, если я напомню отцу, что в выдвижке давно не прибирались, он может позвать тебя на помощь… Но сначала расскажи мне про подземных гномов, хорошо?

— Хорошо, — легко согласился Илидор, судорожно прикидывая, какие интересности он может рассказать Ундве, при том не проговорившись, что сам провёл в подземьях Такарона довольно много времени.

Его молчание уже почти начало выглядеть натянутым, когда в кухонную дверь заколотили с улицы. Возможно, ногами.

— Это ещё что такое! — возмутилась Ундва, голос её зазвенел и…

Дракон даже глазом не успел моргнуть, а смешливая-милая гномка без следа исчезла. Вместо ней появилась другая — незнакомая, воинственная и сверкающая глазами, она схватила у мышиной печи кочергу побольше и ринулась на дверное бубуханье с этой кочергой, как Эблон Пылюга кидался, бывало, на подземных тварей с молотом наперевес. Гномка откинула задвижку, распахнула дверь и, даже не попытавшись выяснить, по какой надобности был поднят шум, бросилась с воплями на незваного гостя, а тот с воплями побежал от неё.

— Это кто тут ломится, как к себе домой? — кричала Ундва, размахивая кочергой, словно секирой. — Это кому я тут ноги повыдергаю да в ухи затолкаю⁈

Обалдевший Илидор выглянул в дверь, посмотрел, как гномка с кочергой гоняет по улице Йеруша Найло, и пошёл к печи, чтобы положить себе ещё немного тушёной оленины с овощами.

— Тебя кто воспитывал, свиньи навозные? — неслось с улицы, перекрывая хохот и свист нечаянных зрителей. — Чего удумал — ломиться в чужие двери грязными сапожищами! Да я тебе эти сапожища с ногами повыдергаю и затолкаю…

— В ухи, — тихонько подсказал Илидор и снова ухмыльнулся.

Когда Ундва наконец умаялась и остановилась, зрители-прохожие наперебой засвистели и одобрительно затопали ногами. Йеруш Найло отчаянно хватал ртом воздух, дёргал пальцем горловину куртки и в ужасе смотрел на демоницу, которая чуть было не забила его до смерти железным дрыном посреди бела дня на глазах у всего города. Демоница была ростом едва-едва ему по плечо, отчего пережитый ужас становился ещё более стыдным и обидным.

— Ну⁈ — она воинственно упёрла руки в бока и дунула на пегую прядку, выбившуюся из косы.

— Ундва! — из открытых дверей кухни махал ложкой улыбающийся Илидор. — Ундва, не бей его больше! Он просто хотел увидеть меня!

Не то качестве извинения за свою вспышку, не то из жалости к этому тощему созданию (и как только ноги переставляет?) Ундва позволила Йерушу войти в кухню, да ещё и положила ему в большую миску горячей пшённой каши со свиными шкварками и солёной капустой. Подумав, отломила кус ржаного хлеба и налила в плошку пахучего горчишного масла.

Сама Ундва пошла к большой печи, стала выкладывать пироги-бураги, а Илидору пришлось дожидаться, пока Найло сможет объяснить, какой кочерги ему потребовалось — Йеруш заталкивал в себя кашу, хрустел капустой, купал хлеб в душистом масле, тихо постанывал и на все вопросительные взгляды дракона только выпукливал глаза и заглатывал следующую ложку восхитительно горячей еды.

Наконец миска опустела и Найло смог объяснить, что подрядился тайно помочь зауряд-ревнителю покоя Тархиму. Этот не блестящий умом, но честолюбивый выходец из знаткой семьи страстно желал найти причину проблем с водой в Лисках, чтобы выслужиться перед старшим ревнителем покоя. Гидролог, который устроил бы градоправителей, всё никак не находился (тут Йеруш снова страстно проклял идиота-канцеляра), так что Тархим поспешил воспользоваться удобным затишьем и ещё более удобным Йерушем Найло, который столь кстати пришёл в Лиски и попал в затруднительное положение.