— В каком смысле вляпался? — дракон дрогнул уголком рта в улыбке.

Йеруш на улыбку не ответил. Ему неистово хотелось заорать и треснуть Илидора.

— Я боюсь не справиться. Я не справлюсь без тебя. Ты доволен?

Илидор шкодно улыбнулся, вдруг протянул руку и подчеркнуто неспешно убрал прядь волос со лба Найло. Потом развернулся и растворился среди гостей, словно капля в склянке воды. А Йеруш стоял в воротах с открытым ртом и хлопал глазами с немым в них вопросом «Что сейчас, нахрен, произошло?».

Без Илидора сразу сделалось неуютно. Была у дракона удивительная способность становиться подходящим любому пространству, месту, обществу, куда он попадал — а может, Йерушу просто так казалось, ведь он сам-то везде и всюду ощущал себя неуместным, как торчащий узелок на тканом полотне.

Вот и сейчас. Вокруг хохотало, шевелилось, гомонило и звенело, а Йеруш стоял столбом, совсем не желал хохотать и звенеть, понятия не имел, что ему делать среди всех этих людей. Подошёл к первой попавшейся группе, которая собралась вокруг сидевшей за столом женщины. На столе стояла деревянная миска с водой, в воде плавали огарки да щепки, на дне лежали всякие мелкие предметы — колечки, височные кольца, пуговицы, что-то ещё.

— А у меня свой способ ворожбы, самый верный, — пьяненько хвастался этой женщине лысый мужичок и толкал стол бедром. — Семейный, ясно?

Мужичка хлопнула по плечу молодуха с русой косой. Возможно, та самая, которая вчера рассказывала про ведьмину хату, а может, и другая.

— Знаем мы твой семейный способ ворожбы! Напиться до синей бабайки и у неё спросить!

— Это что? — спросил Йеруш негромко ни у кого и разом у всех.

Обернулась к нему старуха в жилетке на сваляном собачьем меху и чёрном платке с зелено-белой вышивкой.

— Так знаки получаем! От Майень сидит, она ворожея! Свадебный вечер хороший дюже для ворожений!

— Что ещё за знаки?

Две девушки лет пятнадцати обернулись, захихикали. Одна, круглолицая, с выгоревшей за лето косицей бубликом, что-то зашептала на ухо подруге, постреливая глазами на Йеруша и розовея щеками. Вторая девушка медленно, словно рассеянно, обернулась, посмотрела на эльфа оценивающе, с интересом. Тёмные глаза её прищурились в хитрющей улыбке, задержались на остром кончике уха Найло, торчащем из-под встрёпанных волос.

— Ворожейные знаки, — прогудел высокий мясистый мужик и посмотрел на эльфа хоть и снизу вверх, а снисходительно. — На будущие дни научения, сечёшь? Чтоб знать, чего делать, а где от беды увернуться.

На снисходительный взгляд и тон Найло немедленно рассердился.

— У меня есть своё универсальное научение на каждый день, хотите?

— Какое-какое научение? — заволновалась ворожея.

— Мудрёное, — пояснил мужской голос с другой стороны стола.

— Колдунье, — припечатала старуха в собачьей жилетке.

— Давай, говори своё научение, — решил здоровяк.

— Избегать идиотов, не творить дичи, не пить лишнего, — торжественно изрёк Найло.

— Тю, — удивился лысый мужичок и качнулся. — Это как так-то?

— Тай Сум, сказали, тоже ворожит, — волнуясь, затараторила девушка с выгоревшей косой. — Но не всякому, а кому сама пожелает! Кто знает, чё ей надо, чтоб пожелать?

Сидящая за столом ворожея поджала губы.

— Она где-то здесь, Тай Сум, — трещала девушка. — Я её видала, да подойти постеснялась!

— Тю, — сообщил лысый и стал заваливаться на стол.

Ворожея сердито толкнула его ладонью в обратную сторону.

— Пойдём, поищем Тай Сум? — спросила светловолосая девушка у подружки.

Та мотнула головой.

— Не пойду. Я её боюсь.

С хитрой улыбкой стреляла глазками в Йеруша, теребила перекинутую через плечо длинную чёрную косу. Складывалось впечатление, что от Йеруша ожидаются каких-то действия по этому поводу, но он слабо представлял, какие конкретно. Не думает же эта девица, что Йеруш Найло планирует поувиваться за незнакомыми женщинами на поселковой гулянке?

Видя, что народ зашевелился, подала голос ворожея:

— Ну всё, всё! Закудахтали, кудахки! Давайте, кажите: кому научение?

Вперевалку подошла старуха. Ворожея накинула на миску платок и стала вдруг напевать:

— Виляй-виляй, заинька, виляй, побигаинька, не отвиляешься! Кому вынется, тому сбудется, не минуется…

Йеруш, не сводя глаз с собравшихся у стола людей, попятился в тень. Подумать только, совсем недавно он искренне считал, что Илидор его раздражает! Теперь же неистово хотелось немедленно найти дракона и вцепиться в него покрепче, как в островок нормальности среди решительно свихнутого мира.

Маленький фокусник Олава-Кот совершенно очаровал публику — пару десятков людей и одного золотого дракона. Много раз фокусник доставал из воздуха монетки и кусочки смолы, сгибал ложки, разрезал ножичком платок, а потом тот снова оказывался целым. А под конец заставил утиное яйцо прыгать по столу.

Потом Олава-Кот попросил передышки, чтобы выпить пива и перевести дух, а подошедший к нему мужик стал довольно громким шёпотом интересоваться, можно ли позвать фокусника выступить в соседней деревне, где живёт свояк этого самого мужика, но только провернуть бы всё так, чтоб заплатить напрямую фокуснику, а не владыне цирка.

Вопрос отсёк звонкий удар хлыста и заунывное «Тын-дын-дын» шарманки. Рядом стояла Тай Сум.

Дракон вместе со всеми обернулся к ней и вздрогнул. Лицо женщины перекашивал длинный шрам, брошенный от левого угла глаза к подбородку, и ещё один небольшой шрам почти надвое делил нижнюю губу, в двух верхних прорезях блестели узкие чёрные глаза, а в ротовой, почти сокрытый тенями, едва был виден маленький рот с тонкими губами.

Прорези? С трудом переведя дыхание, дракон понял наконец, что смотрит на маску.

«Тын-дын-дын», — глухо брякала шарманка.

— Тай Сум, ты мне поворожишь? — раздался откуда-то звонкий девичий голос.

Тай Сум стала оборачиваться на этот голос, но запнулась, замедлилась, как будто споткнулась, хотя стояла недвижимо. Застыла, словно опорный столб, а её уродливая маска была обращена прямо к Илидору.

И дракон смотрел на маску, хотел и пытался отвернуться, но не мог. Как повторяющийся сон, как неизбежность, Илидор вписывал в свою память все эти линии, рытвины, большие растянутые поры, шрамы, узкий разрез глаз, плоский лоб и скулы. Дракон размывался в отвратительном очаровании этого образа, его взгляд тащило, волокло по рытвинам и шрамам, тянуло, влекло к масочным прорезям, где блестели узкие черные глаза.

Словно по тесному и безысходному коридору приволокся он к этим глазам и влился в них, и пространство перевернулось, зашаталось, в ушах Илидора неестественно громко взорвалось восклицание, а потом явился хрип, бросающий мурашки на шею.

Узкие глаза в прорезях блестели, лихорадились, тоже бессильно и бессмысленно хотели перестать смотреть в золотые глаза дракона. Хрип выливался из-под маски стоном, и чадным дымом полился из прорези рта голос — не понять даже, женский или мужской, монотонный, низкий, чуть искажённый одновременно горловой сдавленностью и певучим акцентом:

— За далёкими лугами, за высокими стенами льётся-полнится скрежет зубовный, тихий, долгий, страшный, продрогший…

Перед глазами Илидора всё расплылось и пошло хороводом, как во время полёта в сильный ветер или… в грозу. Как в ту жуткую грозу, которая накрыла Донкернас в день его побега. Когда молнии резали небо, несли с собой драконий мор и погибель, а Илидор стоял на крыше замка и орал на Йеруша Найло под обалделыми взглядами стражих эльфов.

— Кровь, кровь нельзя разлить как воду, забыть как воду, кровь зовёт за дальние луга, за высокие стены!.. Одной дорогой лететь тебе за дальние луга, к стенам, за которыми стоит скрежет зубовный.

Боль прострелила оба уха сразу, Илидор зашипел и зажал их ладонями. Перед глазами медленно плыли круги, из них появлялись накрытые к празднику столы, цветные ленты, люди в ярких нарядах, не обращающие никакого внимания на Илидора. Прямо перед драконом, такая маленькая, росточком разве что чуть повыше гномки, почти слитая с тенями, качалась-расплывалась женщина Тай Сум с сокрытым за маской лицом и говорила низким, монотонным голосом с певучим акцентом: