— Напоминает детство в Донкернасе, да? — съехидничал Йеруш, потому что злился на дракона, да и выкрученная рука у Йеруша побаливала.

Илидор подался вперёд, опёрся локтями на колени, сцепил пальцы в замок.

— Что такое, Найло? Заигрался в очень важную эльфятину, пока работал Донкернасе? Отвык, что можешь получить сдачи?

— Так ты и в Донкернасе не особенно стеснялся давать сдачи! — возмутился Йеруш и потёр затылок, когда-то крепко ушибленный драконом о пол машинной. — Ведь ты обещал мне помочь найти живую воду! Если собираешься выполнить обещание, то сейчас тебе нужно пойти со мной искать драконью голову, а идти вон из леса тебе вовсе не нужно! А если ты не собираешься выполнять обещание, то я тебя загрызу.

— Да-а чтоб тебя! — почти развеселился вдруг дракон.

— Кроме того, ты ведь обещал Храму, что вернёшься?

— Угу, — буркнул Илидор, и глаза его разом потухли.

— И Фодель тебя наверняка ждёт.

Дракон не ответил.

— И вот скажи: что из этого главное? — не отставал Найло.

— То, что мне вздумается считать главным, — прищурившись на клочья тумана, ответил Илидор.

Йеруш покачал головой и зачем-то достал из кармана склянку с мелкими червячками, набранными когда-то у Пруда Грусти в прайде котулей.

— Ты какой-то охренительно странный, дракон. Тебя как будто поломало в трёх местах за последние месяцы.

— Я просто вырос, — словно очнувшись, Илидор обернулся к Йерушу и улыбнулся, только золотые глаза его остались отрешёнными. — Так что ты упустил возможность полюбить меня раньше, пока я был молодым и глупым.

Йеруш не ответил. Он вытряхивал из склянки червячков и делал вид, будто полностью поглощён этим занятием.

— Ладно, ладно, — Илидор помотал головой, с силой потёр ладонями щёки и полез в рюкзак. — Давай поищем на карте эту твою тупую башку.

***

Не то чтобы на гномской карте не было ничем не занятых участков, на одном из которых могла бы лежать голова древнего дракона — скорее, на карте гномов было слишком много таких мест. Незаштрихованные, неразмеченные куски, целые пустые области и фрагменты, испещрённые рунами, но не отметками мест — Старый Лес огромен, и никак нельзя было сказать, что гномы — составители карты хорошо его изучили. Севернее Потерянного Озера они почти не бывали, на северо-западе отметки заканчивались полосами шикшинских и людских селений, на северо-востоке — волокушинскими и грибойскими посёлками.

— Нет, — Илидор покачал головой, и Йеруш вытащил карту из его разжавшихся пальцев. — Мы не найдём путь по ней, Найло. Кочерга его знает, откуда и куда ведёт этот путь, но его не карта должна указать.

Пока Йеруш Найло выговаривал карте за бесполезность и пояснял, насколько сильно он разочарован, туман редел. Илидор сделал шаг вперёд, потом ещё один.

— Совсем не там, где надо и где я ждал, — возмущался Йеруш, тыча пальцем в пергамент. — А может быть, и там! Я же вечно не запоминаю дороги!

— Найло, — настойчиво повторил Илидор, — оставь карту в покое. Она не поможет. Здесь нужно выбрать путь самому.

— Или сбиться с него самому, — бодро проговорил Йеруш, сунул карту в карман, подхватил с земли рюкзак. — Ну что, дракон, в этом мы оба очень хороши, тебе не кажется?

Туман не развеялся окончательно, превратился в дымку, которая делала всё вокруг похожим на сон. Река крови, берущая начало от водопада, растекалась насколько глаз хватало, петляла между островками земли, кочками, маленькими приземистыми домами, которые торчали на этих кочках и были сделаны, похоже, из грязи пополам с камышом. В некоторых окошках горел свет, а может, свет лишь отражался от какого-то источника, способного пробиться сквозь туман. Там-сям торчали чахлые ольхи, и не сразу делалось понятно, что подле некоторых ольх стоят низкорослые существа — не то грибойцы с наростами на головах и боках, не то люди, одетые так, чтобы походить на грибойцев.

Издалека неслось фальшивое пение. Почти на границе видимости, впереди, на поваленном бревне сидел на корточках кто-то маленький и блестел глазами. В том месте, где кровь из источника делалась рекой, стояла на приколе лодка вроде тех, что используют на сгонах, — узкая и длинная, с той лишь разницей, что в неё могли, пожалуй, уместиться двое. Она была сплетена из шикшинских лоз, а вместо вёсел на сиденьях лежали кости — задние лапы котулей.

— Вы меня не заставите, — твёрдо заявил Йеруш.

Справа по берегу, вдали и едва-едва различимый в тумане, стоял приземистый перегонный кряжич — единственный, с одной лестницей под ним. На лестничной площадке маячил силуэт, напоминающий очень иссохшего грибойца, и молча крутил рукой, показывая, что сгон скоро начнётся.

Переглянувшись, дракон и эльф пошли к сгону, то и дело оглядываясь на реку, домики, ольхи и стоящие под ними силуэты. От реки крови кто-то ехидно хохотнул. Кто-то смотрел, шептался, хихикал, похрюкивал, скрипел и постанывал.

***

Дракон и эльф поднялись по лестнице к грибойцу, который молча крутил рукой. Русло кряжича тоже было наполнено кровью, и в ней покачивалась одна-единственная перегонная лодка — без вёсел, а в остальном такая же, как у реки: сплетённая из шикшинских лоз и способная вместить двоих. В тумане впереди было видно, что единственный перегонный кряжич, дающий начало сгону, почти тут же разделяется на многие десятки путей и направлений. Возможно, кряжич на реке крови, ветвясь, охватывает весь лес или весь мир, и по этому сгону можно попасть куда угодно. Как и на той лодке, что стоит в устье реки крови.

Просто нужно выбрать путь.

Грибоец-провожатый перестаёт вертеть рукой и смотрит на путников пустыми глазницами.

— Я должен попасть к источнику живой воды, — пересохшими губами произносит Йеруш.

— Да нет никакого источника, — шипит Илидор.

Ствол кряжича гудит — приближается сгон. Грибоец указывает пустыми глазницами на лодку. В ней нет ящика для поклажи, но есть два сиденья — сгон пойдёт поверху. Эльф и дракон садятся в лодку, и её осадка не увеличивается ни на волос. От реки внизу несётся плач и фальшивое пение. Ствол кряжича гудит, поток подхватывает лодку и несёт вперёд, по одной из бесчисленных дорог над взбурлившей внизу рекой крови.

***

Сгон нёс лодку по кровавому потоку стремительно и грубо. Они входили в повороты с креном, рушились вниз с огромной высоты в брызгах крови и собственных воплей, а потом снова взмывали едва не выше облаков, оставляя желудки далеко внизу.

В этом сгоне-полёте обычные кряжичи, сгоны, поселения старолесцев, озёра и речушки — всё сверху выглядело плоским, слабоцветным, ненастоящим, словно начёрканным цветными мелками на серых камнях.

Илидор был почти уверен, что различил на востоке очертания посёлка Четырь-Угол — примерно таким дракон представлял его вид с высоты, а потом их понесло на северо-запад, лодка в очередной раз подпрыгнула в потоке, бросила на лица брызги крови.

— Вон он! — возопил Йеруш.

Там, куда указывал эльф, далеко впереди и слева, в нескольких переходах от небольшой каменной башни с высокими стенами, виднелся, словно нарисованный мелком соломенного цвета, правильный круг неживой земли.

— Это же он! — с восторгом кричит Йеруш и вскакивает на ноги.

И лодка тут же переворачивается, уходит в бесконечную бездну реки крови, глухо булькнув, пускает кверху гигантский пузырь воздуха, и этот пузырь подхватывает тугим боком дракона и эльфа. Пропадает бесконечно ветвистый перегонный кряжич, возвращаются оттенки, объёмы и… чувство падения.

Ломая мелкие ветки, Илидор и Йеруш рушатся на площадку между лестницами обычного сгона.

— Переход! — гласит провожатый. — Переход на восьмую северо-восточную точку!

— Какой кочерги ты вскочил?

Илидор садится, мотает головой. Отбрасывает с глаз спутанные золотые волосы. В них подсыхает несколько капель крови.

— Я обрадовался. — Йеруш сидит в очень неудобной с виду позе, сложив ноги знаком ℷ, означающим шипящий звук «шч». — Я обрадовался и запрыгал от радости, ну!