— Воин-мудрец говорил так: жизненное назначение всегда можно понять и узнать, поскольку оно следует за тобой неотступно и неизменно. Дело лишь в том, замечаешь ли ты своё назначение, желаешь ли признавать то, что видишь. Следует ли за вами стремление изничтожать на пути зло и тьму, нести свой свет вовне, гореть очищающим пламенем?

Остальные жрецы устроились а шатрах в лесу, к востоку от поселения.

Котули не строили домов. Спать расходились по огромным деревянным и глиняным ящикам, такие же ящики предоставили гостям, отчего жрецы впали в ступор, Илидор пришёл в детский восторг, а Йеруш хохотал как безумный. В ящиках не было ничего, помимо груд подвявших лопуховых листьев, в которые котули зарывались для тепла. Илидор был очень рад, что у него есть одеяло. По ночам котули ходили в гости в другие ящики — трудно было придумать другую причину страстных мяуканий, которые то и дело разносились по территории.

Помимо расставленных и полузакопанных там-сям коробок, были участки земли, прикрытые навесами, иногда — с недоделками плетёных и глиняных стен вокруг. Под навесами занимались ремёслами и обменом, встречались для игр и разговоров. Там же в огромных корзинах хранили вещи и утварь, и никогда невозможно было понять, где чья. Дракон подозревал, что котули сами этого не понимают и просто берут ту вещь, которая им нужна сейчас, а потом возвращают её на место.

Да у каждого дракона в тюрьме Донкернас был собственный ящик для ценных вещей! Даже в камерах Плохих Драконов, с которых почти никогда не снимали оков, ящики для вещей были, во всяком случае Илидор видел такой в камере ужаснейшего и вреднейшего дракона Арромееварда, патриарха слышащих воду.

Котята носились туда-сюда по безо всякого контроля и опеки, то и дело прибиваясь стайкой к какому-нибудь взрослому, чья деятельность казалась им интересной, и подражали ему какое-то время, пока эта игра не надоедала. На ночь все дети забивались в большой спальный ящик. Подростки по одному или по двое прибивались к добытчикам, мастеровым, охотникам.

У прайда имелся вожак, о котором то и дело говорили с почтением, но Илидор его ни разу не видел и подозревал, что вожак у прайда воображаемый.

Светлобородый жрец Кастьон, один из немногочисленных людей, которых оставили в посёлке, часто и с огромным удовольствием выступал перед слушателями — вот и сегодня утром Илидора разбудил вкрадчивый баритон. Кастьон, взобравшись на принесённый кем-то табуретик, увлечённо вещал собравшимся вокруг него котулям, явно наслаждаясь звуком собственного голоса:

— Воин-мудрец возглашал так: делая выбор, слабые оглядываются не столько не свои убеждения, сколько на обстоятельства! Всякая отдельная ситуация содержит такие обстоятельства: это действия других людей и действия тварей, наш страх и наши сомнения, наши желания спрямлять дороги, ощущать безопасность, получать одобрение тех, кто нас окружает в данный момент. Слабые духом никогда не знают, что выберут, когда придёт время выбирать. Для слабых духом существ убеждения являются лишь одним из обстоятельств, которые влияют на выбор. Воин-мудрец говорил так: чем человек сильнее, чем больше он понимает сущность явлений, тем чаще его выбор определяется сообразно однажды принятым убеждениям и без большой оглядки на обстоятельства, сколь бы сложны они ни были. Но в понимании сути вещей таится также великая опасность. Ведь мудрый человек легко придумает новые убеждения для себя и других, легко подберёт правильные слова для пояснения неверного выбора, чтобы представить его правильным в глазах других. Слова всегда неточны — это лишь искажённое отражение наших мыслей и чувств. Слова могут быть искажены намеренно, могут быть нарочно подобраны так, чтобы убедить других в том, в чём выгодно их убеждать. Потому воин-мудрец учил не слушать слов, а смотреть на выбор. Лишь только выбор, только поступок сдувает шелуху слов, отсекает излишества, открывает истинную суть каждого из нас. Людскую ли суть — солнечную, или тёмную — тварьскую!

Дракон почувствовал на себе несколько косых жреческих взглядов, и косые жреческие взгляды его рассердили и расстроили. Так же, как, к примеру, сам Кастьон его сердил. Дракон уже утвердился в мысли, что они с Храмом похожими глазами смотрят на многие вещи, потому Илидору любопытно было послушать проповеди, но сосредоточиться на них не получалось: Кастьон говорил витиевато и сложно, а его голос будил в груди дракона колючее раздражение, оно колотило сердце, выстреливало колючками в пальцы, бросало жар в щёки и вихрило в голове мрачные картинки. В основном о том, как бы сделать Кастьону плохо — картинки были навязчивые и тем более странные, что этот жрец не причинял Илидору никакого зла. Скорее уж Илидор причинил печаль Кастьону, поскольку тот имел какие-то виды на Фодель и все эти виды накрылись драконьим хвостом.

Если воин-мудрец говорил, что нужно смотреть на действия, а не слушать слова — какой кочерги его последователи так любят плести кружева из слов?

То и дело к Илидору приходил какой-нибудь котуль, желавший расспросить про отца-солнце, и дракон терялся. Котули не понимали, что Илидор разбирается в храмовых верованиях хуже них самих. Он же приехал со жрецами, верно? Он же человек не отсюда, правильно? Значит, всё знает о вере в отца-солнце!

— Ты ж храмо-увник, — говорили котули так, словно это всё объясняло, и хотели знать прорву всяких вещей.

— А может котуль сделаться жрецом?

— А когда батька-солнце вертается с ночи — то мир так сам себя чистит?

— А раз грибойцы говорят, что в воине-мудреце была тёмная сила сокрыта — то их разум смутил мрак и сами они мракотня? А можно им так сказать?

— А ночь — то плохое время, раз в ней нет батьки-солнца? Так раз я полюбляю ночь, то я сам по себе плохой, негодный кот?

— А какое слово верное: «носится солнце» али «проносится солнце»?

— А когда шикши скажут, что путь Храма по лесу был болью и злом, чего мне им ответить?

Когда здоровенный полосатый котуль попросил Илидора почитать ему сказку про воина-мудреца, дракон ошалел окончательно и прикинулся спящим, поскольку прятаться в посёлке было некуда, а сбежать он не мог.

Вчера в прайд приезжал человек-торговец с гружёной тележкой и вооружённой охраной. Котули явно привычно и кучно потянулись к тележке и устроили ритуал найма проводника: несколько взрослых мужчин с видом независимым и важным по очереди подошли к торговцу и, сложив руки на груди, неспешно произнесли перед ним некие речи, заготовленные, насколько понял Илидор, заранее. Ещё он видел, как пожилая котуля, разносившая еду, толкала в бок молодую рыжую и страшными глазами указывала на торговца, но рыжая отворачивалась и сердито мела хвостом. Человек же, выслушав каждого подошедшего к нему котуля, выбрал проводником полосатого здоровяка, после чего тележка отправилась на северо-запад, а жизнь в посёлке потекла как прежде.

Вот бы перекинуться в дракона! Вот бы взлететь над всем этим, окинуть взглядом сразу все-все-все коробки, навесы, десятки котов, увидеть, как простирается и дышит это пространство! Но превращаться в дракона нельзя, летать нельзя, храмовники не летают, Илидор помнил это, и крылья Илидора это помнили, то и дело сердито встряхиваясь или демонстративно повисая за спиной вялыми тряпочками, — тогда дракону казалось, что крылья тянут его к земле, источают уныние и заражают раздражающим чувством безнадёги.

Пекущее пятки ожидание было тем более невыносимым, что Найло всё время носился кругами по поселению, задавал котулям вопросы, что-то вдохновенно орал и постоянно убегал куда-то в сопровождении Ыкки и серо-белой котули Тай. Несколько раз к Йерушу приходила Рохильда, и они о чём-то спорили, дёргая головами туда, где в тот момент находился дракон, точно хотели посмотреть на него, а то и потыкать пальцем, но не желали, чтобы он это видел. Всякий раз Найло о чём-то просил Рохильду, о чём-то явственно нужном и важном для него, едва не подпрыгивал и даже брал её за руки и поглаживал большими пальцами по тыльной стороне её ладоней. Всякий раз бой-жрица замирала, улыбалась и ласково что-то приговаривала, но потом решительно мотала головой и уходила, а Найло выглядел ужасно раздосадованным.